Кто из нас не знает добрые стихи и сказки Корнея Чуковского! Их знают все. И во многих произведениях писатель изображает милую девочку Мурочку. Помните, ту самую, которая пожалев всех людей, посадила свою туфельку в саду, чтобы выросло чудо-дерево… А на нем ботинки, сапожки да башмачки…
Однако судьба этой девочки сложилась печально…
Она была четвертым ребенком в семье, появившимся на свет в холодном и голодном 1920 году. В России шла гражданская война, Чуковский с трудом мог прокормить своих детей, а тут еще один младенец. Но... Детей посылает Бог, и последняя дочь Чуковского радовала отца с первого дня своего появления на свет.
Корней Иванович с радостью описывал все этапы становления личности девочки, вот она пытается привстать на своих тонких ножках, вот произносит первые слова, называет собаку Аввой (помните ту самую преданную Авву из сказки про доктора Айболита).
Отец сочиняет для своей доченьки стихи, придумывает забавные истории. Вместе они разыгрывают их перед домашними. Отец и дочь счастливы.
В то время сам Чуковский переживал очень трудный период своей профессиональной жизни, его книги не только запрещали, но и подвергали беспощадной критике, он нуждался в деньгах, перебивался случайными заработками. Но именно для младшей дочери он стал писать стихи и сказки.
Их, правда, тоже рассматривали как враждебные. Но зачем, например, советским детям нужна Муха-Цокотуха? Это же просто какой-то мелкобуржуазный сюжетец! А какой-то там Мойдодыр? Что это? Да просто чудовище!
Но Мурочка сказки любила, и ее любовь убеждала Корнея Ивановича, что и другие дети когда-нибудь полюбят его произведения.
Отец замечал, что Мурочка растет чрезвычайно тонким, нервным ребенком. Несмотря на свои малые годы, она все чувствовала и понимала. Девочка с 7 лет писала стихи и сочиняла забавные истории.
Беда пришла в дом внезапно. У Мурочки обнаружили смертельную болезнь. Костный туберкулез. Родители были в отчаянье, они отказывались верить в то, что ребенок обречен. Особенно страшно переживал случившееся Чуковский.
Болезнь развивалась стремительно. Ребенок сильно страдал от боли. Девочку увезли в Крым, надеясь, что в местных санаториях ей смогут помочь. Но надежды не оправдались. В Крыму Мура медленно и страшно умирала.
К.И. Чуковский вел дневник, в котором описывал то, что происходило. Вот некоторые выдержки из него:
7 сентября. Ужас охватывает меня порывами... она мне такая родная - всепонимающий друг мой. Может быть, потому, что у нее столько юмора, смеха - она ведь и вчера смеялась - над стихами... Ну вот были родители, детей которых суды приговаривали к смертной казни. Но они узнавали об этом за несколько дней, потрясение было сильное, но мгновенное, - краткое. А нам выпало присутствовать при ее четвертовании... (Сегодня ночью я услышал ее стон, кинулся к ней:
Она: Ничего, ничего, иди спи.)
11 сентября. Алупка. Лежит, бедная, безглазая, с обритой головой на сквозняке в пустой комнате, и тоскует смертельной тоской. Вчера она мне сказала, что все вышло так, как она и предсказывала в своем дневнике.
Ночь на 11 ноября. 2.5 часа тому назад ровно в 11 часов умерла Мурочка. Вчера ночью я дежурил у ее постели, и она сказала:
- Лег бы... ведь ты устал... ездил в Ялту...
Сегодня она улыбнулась - странно было видеть ее улыбку на таком измученном лице...
Чуковский похоронил дочь, вернулся с женой в Москву и окунулся в страшную тоску.
Шли годы. Он прожил еще долгую жизнь, в которой нашлось место и лишениям, и возвращению на литературный Олимп. Но после того страшного для него 1931 года – года смерти дочери – он перестал писать детские стихи и сказки. Казалось, со смертью Муры в нем умерла большая часть его души. Та самая, творческая, детская, верящая в чудо.
Сам писатель рассказывал, что спасло его после смерти дочери только «горячее общение с другими людьми». «Не уклонение от горя, не дезертирство, не бегство от милых ушедших, а также не замыкание в горе, которому невозможно помочь, но расширение сердца, любовь — жалость — сострадание к живым».
И эта любовь к людям смогла поддержать его в трудные годы. Он много выступал, общался с детской и взрослой аудиторией, читал свои стихи и показывал детям фокусы, и никто из них не знал, что этот старый, добрый и смешной человек пережил так много горя.
Но любовь к своей Мурочке писатель сохранил как самое светлое чувство до гроба…