Первый рассказ цикла Студент здесь.
Ишим в Есильском районе Казахстана – это спокойная, теплая степная река, очень похожая на наши российские речки. Каждую минутку свободного от работы времени все мы старались искупнуться. Местные дети поступали точно так же. Берега у Ишима были отлогие, так что для того, чтобы поплавать, необходимо было брести по мелководью ближе к середине реки.
И вот, на фоне этой безмятежности и благополучия, стало известно, что пропала двенадцатилетняя девочка, которая пошла купаться на Ишим. Мать девочки попросила командира нашего строительного отряда помочь. В добровольцах недостатка не было. Два дня мы прочесывали Ишим безрезультатно, но нашел девочку какой то парень, разглядывавший Ишим с пригорка в бинокль. Он обратил внимание на то, что в водорослях на мелководье есть белесое пятно, подошел и сказал нам.
Видимо течение снесло девочку в заводь, где густо росли водоросли. Там ей было едва ли по грудь воды, но, видимо, она испугалась и захлебнулась. После того, как девочку отнесли в дом ее матери, весь поселок начал готовиться к похоронам. Мать девочки пришла к нашему командиру и попросила помочь с музыкой.
В нашем строительном отряде я оказался единственным студентом с богатым музыкальным прошлым. Командир поручил мне за три дня организовать похоронный оркестр и обеспечить похороны. В нашем селе был клуб, в котором были и музыкальные инструменты. Пока я разбирал их по принципу исправности, в клуб явились добровольцы из села. Это были здоровенные дядьки, которые взялись помочь бедной женщине, и проверять их на наличие музыкального слуха я посчитал неприличным.
Я попросил их разобрать инструменты и тщательно отчистить от пыли, а сам занялся поиском каких-нибудь нот. Искомое нашлось быстро. В сборничке нот оказался и траурный марш. В принципе маршей я знал много, но нужно было найти, что-нибудь без изыска. Сам я играл на трубе мелодию, а вот оркестр должен мне был помочь.
Два дня я потратил на то, чтобы научить каждого из новоявленных «оркестрантов» извлекать из своего инструмента всего два звука. Это была третья и первая ступени лада, в котором звучал траурный марш. Каждый брал свой инструмент домой и репетировал эти два звука.
На последней репетиции перед траурной церемонией я с досадой заметил, что аккорд все равно звучит немножко фальшиво. Как начинающий аранжировщик, я решил эту проблему довольно просто. Попросил барабанщика и тарелочника играть немножко погромче. Когда мы в клубе сыграли траурный марш все вместе на прогон, то моим «оркестрантам» музыка очень понравилась, это просто было написано на их лицах.
Откровенно говоря, я очень волновался за свой оркестр, но суровые мужики – оркестранты свято верили в меня. Тубист, самый крупный из оркестрантов, потом выяснилось что он в селе бригадир, официально представил меня матери утонувшей девочки: «Наш маэстро». Второй раз в жизни меня называли так незаслуженно.
Сама похоронная процессия двигалась медленно за гробом, который везла грузовая машина с опущенными бортами. Идти до кладбища было довольно далеко. Все это время на солнцепеке я шел за автомашиной и в воздухе постоянно стоял сладковатый запах разложения. Мухи роем носились над гробом и мать их отгоняла.
Всем оркестрантам повязали по казахскому обычаю на левую руку чистое полотенце. Этим полотенцем я укрывал трубу от солнца, потому, что она так нагревалась, что обжигала губы и пальцы. Несмотря на мои опасения, музыканты играли просто здорово и почти не фальшивили, а вот насчет себя я был не уверен, что дойду-таки до кладбища. До кладбища я не дошел, а практически дополз, но марш играл исправно до самого конца. Обратно и оркестр и процессия ехали с ветерком на той же машине, только с поднятыми бортами.
В селе оркестранты меня не отпустили, а бригадир сказал, что хозяйка никогда не простит мне, если я не стану, есть кутию (это такая сладкая каша). Мать девочки действительно обращалась ко мне, как к близкому родственнику и все вокруг старались пожать мне руку. За столом, как только мы сели, каждому мужику, включая меня, поставили по поллитровке водки.
Я думал, что это на весь ужин, но оказалось что бутылка на мужика – это доза на одно блюдо. Я пытался пить поменьше, но к третьему блюду стал выключаться и сообщил своим оркестрантом, что если в отряде заметят мою пьяную рожу, то выгонят из института. Бригадир, ни слова не говоря, перекинул меня через плечо, как куль с мукой, собрал «музыкантов» и отправился на Ишим вытрезвлять меня.
Очнулся я уже в воде и попытался плыть, но меня поймали и опять продолжили макать в воду. Лечили мою голову все той же водкой, но в микроскопических количествах (не больше полстакана). Ребята знали свое дело. Всего через три часа я уже мог самостоятельно ходить, но говорил еще с трудом и падежи, как назло, не согласовывались.
Макали меня в Ишим во всей одежде с полотенцем, которое все еще было повязано на левой руке. Спьяну я высказал своим коллегам-музыкантам, что полотенце мочить не надо бы, а то утираться будет нечем. В общем, когда далеко за полночь я добрался до своего отряда и встретил нашего Командира, то на вопрос все ли было нормально, вполне трезво кивнул ему головой, но, ощупав себя, обнаружил огромный живот. Чтобы добраться до живота я расстегнул рубаху, и на пол высыпалось штук двадцать сухих полотенец. Командир похлопал меня по плечу и сказал: «Все в порядке. Председатель колхоза лично приходил благодарить тебя».
Язык не поворачивается сказать, что я на целине лабал жмура. Строго говоря, это было бы неправильно, поскольку мне не заплатили. Но на самом деле мне никогда не было так хорошо на душе от того, что я помог огромному количеству прекрасных людей.
Уважаемые читатели ЗДЕСЬ, Вы можете скачать все байки целиком, в том числе еще и не выложенные в оригинальном варианте и без Дзен цензуры.
Спасибо, что дочитали до конца. Подписывайтесь на мой канал, и если Вам понравились байки, то ставьте «лайки».
С уважением, Лолейт А.Т.
Читайте предыдущий рассказ "Студент. 8. Настоящие бараны" здесь.
Читайте следующий рассказ "Студент.10. Реальный пацан на разгрузке цемента" здесь.
Об авторе баек читайте здесь.
