Предстояла свадьба. Непонятно, какая, наша или еврейская? Толи ей креститься, толи мне обрезаться? Дело серьезное и интересное. Речь идет о Фане (я ее так называл и, ей нравилось) Фельдман, настоящей умнице. Ну, какая она, блестящая? Имя не то дали, по ошибке. Стала в последствие, великой актрисой театра и кино Фаиной Раневской.
Её папа, Гирш, когда я объявил о намерениях, посмотрел на меня с жалостью и, что-то проворчал с упоминанием идиота. Мама, Милка восприняла новость равнодушно. О своих молчу. Но я настаивал, и решил применить цветастый слог, подобно герою Бабеля, типа «Ваша Бася просится на травку».
Вашу Фаню, просят к себе, все поля в окрестностях вместе с жаворонками и стогами сена, луга с коровками и овражки с ручейками, тенистые рощицы с фазанами, а также заброшенные курятники. Барышня готова к тому, что я приму участие в ее дальнейшем созревании и становлении. Обеспечу достойный приплод, нашим семействам, имея в Вашем лице, надежный финансовый бастион.
Как это осуществить? Еще не представлял себе. Когда были еще гимназистами, она решила отдать свою девственность Театру. Спросил, а которому? Авану Сценовичу. Мы весело смеялись. Она ростом повыше меня, но удавалось ее зажимать, стоя в темных подворотнях и кустах. Она задирала юбку, быстро обмякала, стройные, полненькие ножки раздвигались, я спускал штаны, прижимал со всей силы её за чудесную попку и, мы, подергавшись и посопев, испытывали несколько сладострастных мгновений. Еще торчал, был мокрым, а она хватала руками и выдавливала остатки на мои штаны.
Став постарше, тайно снимали, бесплатно, меблированную комнату, за право хозяйки, подсматривать за нашими играми в специальное окошко. Фаня не отличалась изяществом движений, лежала на животе и любила поцелуи за ушками в завитки волос. Заведенная, с жарким, даже пылающим дыханием переворачивалась и шептала «вникай, но не проникай, у нас пакт», наши ласки заканчивались грубостью и стонами, прерываемыми спазмами дыхания. И! Нас! Ту! Пал! О! О! Пус! То! Ше! Ни! Ееее….
Нравились ее груди, такие большие и тугие. Возбуждали больше чем, что-либо другое. Напоминая одно интересное место. Но сначала, то осыпал короткими бьющими поцелуями, то лизал, стягивая их в одно целое. Лицо у неё было злым и перекошенным, а глаза казались квадратными. Однажды сказал, они должны стать ещё крупнее. Для чего? Для увенчания орденами и медалями. Это что? Даже Андрея Первозванного? А туда, попрошу, она показала пальцем в кудряшки волшебного треугольника, пониже животика, чтобы букеты цветов, желательно розы. Нет. Туда мы вставим с парусом мачту и ты, понесешься по волнам бушующего океана театральной славы. Она засмеялась, запрыгнула на меня и опять пошли ласки, грубости и стоны, прерываемые спазмами дыхания. И! Нас! Ту! Пил! О! А! О! Пять! О! Пус! То! Ше! Ни! Ееее….Про хозяйку мы быстро забывали. Пусть смотрит, нам не жалко, если ей хорошо.
Вместо России будет такая страна, СССР. Вместо царей вожди. Как в туземных племенах? Нет, нет. Другого типа.
Это ты пророчишь? Так, я не иудейская царица, тем более не царь. Ну и я не пророк, просто фантазирую. Тогда давай, и прижалась.
Станешь заслуженной и народной артисткой, лауреатом трех Сталинских премий, вождь такой будет. А это деньги, и не малые! На грудях будет висеть Орден Ленина, тоже вождь, и за ордена деньги будут полагаться. Два Ордена Трудового Красного Знамени. Что за труд? И что за знамя? Почему красное? На поприще театрального искусства. Знамя красное от крови народной. Тогда давай дальше. Орден «Знак Почета»! Что за знак? Ну, не пейсах, конечно. Хотя, все может быть. Еще разнообразные медали, несколько штук, включая «Ветеран труда». А это, что за ерунда? Ну как? Когда будешь старушкой, выйдешь на пенсию, бесплатно сможешь на трамваях и извозчиках кататься. Не хочу на пенсию! Схватила ботинок из-под кровати и каблуком меня, да по голове. Больно же!
Перехватил руку и ботинок в угол, а сам на неё. Эх! Молодо! Зелено! Тут же напомнила горячим шепотом «вникай, но не проникай, у нас пакт». И опять пошли ласки, грубости и стоны, прерываемые спазмами дыхания. И! Нас! Ту! Пил! О! А! О! Пять! О! Пус! То! Ше! Ни! Ееее…. На этот раз получилось одномоментно, с каким-то хрипом и визгом!
Я решил, хватит, будем одеваться. Нет, еще пофантазируй, мне такое нравится. Ну, когда умрешь, похоронят с почестями. Твоим именем назовут астероид №6821, в Тюмени будет чайная «У Раневской», в Москве установят на стенке дома мемориальную доску, мраморную. А напротив твоего дома поставят памятник «Ты с зонтиком». Она уже засыпала. Улыбнулась и сказала шепотом хорошо бы этим зонтиком, да по твоей глупой голове, а лучше и доской тоже. Врешь же все.
Хочешь? Теперь я пофантазирую? Ну. Фантазируй. Ты будешь ходить по три недели в год с разбитым левым ухом. За что? Когда будешь путаться с лесбиянками, и делать что-то не так. Вот это, да. А почему только левое? Да потому, что тебе будут попадаться только правши! Меня это развеселило. А как же и где порепетировать? Так, на всякий случай. Она схватила меня за штаны, запутался, упал, и затащила опять в постель. Получишь от меня, сейчас, мастер класс. Не мог бы додуматься, как можно использовать различные органы наших тел не по прямому их назначению. Фантазия и воображение ее были необузданными. После какого-то количества упражнений, за дверью раздался вопль и тяжелый стук. Бедная хозяйка упала в обморок.
Фаня иногда заходила к нам во двор, и мы шли с ней пофантазировать. Потом я рассказывал, как будут ее снимать в кино, станет такой театральной знаменитостью, что британская энциклопедия включит её в число лучших актрис ХХ века. Будут, пытаться открыть в ее доме музей, но деньги пропадут. Про нее будут снимать документальные и художественные фильмы. Её будут играть другие актрисы. А смогут ли сыграть и показать эти мои юные годы? Обязательно, уж я постараюсь. Сначала дала по затылку и, больно схватила за известный предмет.
Сам Иннокентий Смоктуновский, будет в ее доме. И посетит с букетом роз девичью спальню. Меня там он не дождется. Вот так. Сказала, как отрезала. Слушай, а ты часом не еврей? А как ты догадалась? Хотя, ты же не обрезанный. Может подосланный? И опять схватила. Какой ты славненький, мой еврей, и укусила за нос.
Наконец, повесила мне чайник. За две недели до свадьбы сбежала в Москву, а может в Крым, с престарелым учителем истории. Он преподавал и в женской гимназии у нее, и в мужской у меня. Семен горбатенький, слеповатенький, глуховатенький, очень рассеянный, с кучей детей и внуков. К середине журнала уже забывает, кого хотел вызвать, в начале. К доске. Мы ему помогали, по нашему жребию выходила жертва и молча стояла. Семен думает, что он вызвал и ждёт ответа, на его, забытые им же вопросы. Мы кричали с мест вопросы, Семен верит, что у нас память лучше. И жертва отвечает на наши вопросы. Все уроки начинал «Куликовская битва так и не состоялась». За это мы его и любили. Но почему, Фаня, именно с ним? Это не понятно.
Папа, не состоявшийся тесть, Гирш, со смехом сказал, тебе сильно повезло. Когда я уходил, уже во дворе, несостоявшаяся теща, Милка, всегда хмурая и безразличная, а тут даже кокетливо игривая, схватила меня за орган и просила чаще заглядывать. Благодарствую. Чмокнул, в ее стыдливо раскрасневшуюся щеку и заявил, я однолюб.
Осознание провалившейся свадьбы, навивало хорошее настроение. Не лишил жизни соседского петуха для окропления его кровью вывешиваемой простыни после первой брачной ночи. В доказательство якобы потерянной Фаней невинности. Без нее, правда, стало скучно. Не знал, с кем еще так можно было бы пофантазировать?
Мысль о Белле, её сестре, с вечно перепуганным кем-то взглядом, приводила к бесконечной тоске и унынию, что само по себе уже грешно, как у них, так и у нас.
Может через год от Фани пришло письмецо. Мы с Семеном пока в Баку. Не прощу прощения. Уверена. Ты счастлив, что избавила тебя от себя. Семен, по крайней мере, ничего мне не сломает и не испортит. Сказочно богатый восточный город, сплошной гарем. По улицам ходят Рокфеллеры и Ротшильды. Нефть! Дворникам часто попадаются в мусоре бриллианты и изумруды с сапфирами. Нищие принимают золотые червонцы, и только в крайних случаях крупные ассигнации. А долговые расписки и векселя соглашаются брать за треть цены. Станем богатыми, с Семеном, так зовут моего песика, в Москву, а может в Крым. Верная нашим фантазиям, всегда твоя, Фаня. Красивым почерком.
Но, что мог сломать и испортить Семен, и который из них? Вспомнил, что могла иметь в виду Фаня. Были такие частушки, застольные, нами любимые. Один куплет из них.
Уланский офицер влюбился в швею Нину,
Сломал ей патефон и швейную машину.
Припев, 3 раза, хором. Первый раз, сидя, шепотом, соседу.
И кое-что ещё, и кое-что иное,
О чем не говорят, чему не учат в школе.
Второй раз громче, но сдержано, сидя.
Тритий раз громко весело, стоя, а лучше пританцовывая, с тремя прихлопами и пятью притопами.
Узнал, оказалось, вернулся блудный отец и дед, Семен. Быстро крестился, долго каялся и был прощен. Преподавал, что-то в церковно-приходской школе. В гимназиях после большого блуда с Фаней, не приняли.
Через много лет встретил ее. Уже, как известную актрису театра и кино Фаину Раневскую. На кондитерской фабрике, что была на Ленинской, недалеко от ее дома. Случайно. Теперь там Итальянский квартал. Приятель сказал, что приехала какая-то знаменитость и, будет исполнять музыку Скрябина. А где? Я забыл. Отправился по всем концертным залам Таганрога. Начал с этой фабрики, во дворе был небольшой зал, который в свое время, был известен хорошей музыкой. Вхожу во двор и вижу Фаню. Увидев меня, картинно падает в обморок. Подбежали работники кондитеры раньше меня, вижу, что все в порядке, я то знаю ее, как выдумщицу. Говорю, дайте ей стакан коньяку. Необходимый компонент почти всех кондитерских изделий. Выносят пол стакана. Жадность. Народная артистка же. Вливают в рот, она закашливается, дико смотрит на меня и теперь уже по настоящему, опять в обморок. Она с детства уважала хорошие напитки. Странно.
Беру этот стакан, пробую и выплевываю, вместо коньяка дали помои, в народе называемые «портвешок» или «бормотуха». Воруют. Конечно, такое она вынести не могла. Настраиваешься на одно, а тут совсем другое. Я ушел, пусть думает, что приснился.
В семидесятые коды, работая программистом АСУ в ТРТИ, знал, что в приемном пункте стеклопосуды фабрики принимали коньячные бутылки с этикеткой по 50 копеек или 0,89 доллара. По официальному курсу. В других пунктах эти же бутылки стоили по 12 копеек. Доказательством честности кондитеров перед надлежащими службами были пустые коньячные бутылки. Бутылка «портвешка» стоила 1 рубль 7 копеек, а дешевенького армянского, впрочем, тоже сомнительного, 4 рубля 12 копеек. Почувствовали разницу? Моя мама у бухгалтера фабрики покупала огромными кусками краденый шоколад, сырец. Без веса, на глазок.
Уже в наше время, прямо в 100 летний юбилей побега Фани, во дворце Алфераки состоялась литературно музыкальная композиция в духе «Музыка в жизни Раневской». Причем с участием артистов Чеховского театра и мною любимого камерного оркестра под управлением уважаемого мною же Гуревича А.Н. Конечно, я пошел. Тем более, была интрига. Я знал, что Фаня, как барышня из приличной еврейской семьи обучалась игре на фортепиано. Но, за нашими фантазиями было не до музыки. Интересно, главную актрису театра заменили. Та по пути на композицию сломала ногу. Сами понимаете наши тротуары, как и кондитерские изделия, не подарок. Моя жена неоднократно ломала себе ноги.
Композиция была отменная, честно, не ожидал. Понравилось, как замечательно обыграли идею. И текст, и музыка, и исполнение, все на высоте. Если бы записать или трансляцией на канал «Культура», то в качестве образца свободного творчества. Я, то сам называю его каналом «Без культуры». Но отдельный разговор, почему? Так вот, хорошенькая ведущая, в шляпке начала 20-го века, рассказала публике, правда без подробностей, как Фаина Раневская была влюблена в некоего гимназиста. То есть, в меня. Она же рассказала, историю моей встречи с народной и заслуженной артисткой на кондитерской фабрике. Но по-иному. Ей вроде, дали сначала пол стакана, действительно, коньяка, она пришла в себя и, увидев меня снова, опять в обморок. Я вроде, на это сказал, «нужно было все же полный стакан». И ушел, чтобы не травмировать её память.
Во-первых, она могла только разыграть обморок. Во-вторых, она влюбилась не в меня, а в наши фантазии. В-третьих, и я не мог её любить. Она, что жареная картошка с грибами и лучком? В ветхом завете четко говорится «и увидел он её, и восхотел он её, и познал он её». Женщина, это объект познания, как книга. Листаешь и листаешь. Всё увлекательнее и занятнее, если книга, конечно интересная. Представляете многотомное издание и без картинок. Фантазируйте на здоровье. Бывают такие, что можно ограничиться одной обложкой. Другие могут потянуть и на предисловие, картинки и содержание. Ну, еще послесловие, издательство, цену и тираж. Фаня, предпочла сбежать, непрочитанной. Успел только предисловие. Ни завязки, ни кульминации не узнал, не развязки, ни эпилога. Содержание было, видимо в конце.
Мужчина может состояться и без женщины. А вот женщина без мужчины, вряд ли. В этом её слабость. Откуда это? Не помню. Много тут противоречий. Мэрил Стрип, например, утверждала «Мужчина актер, меньше, чем мужчина, а вот женщина актриса, больше, чем женщина». И кто сможет сформулировать, что такое мужчина, а что такое женщина? При современных то, технологиях и отношениях.
Фото из Интернета