"Мы всегда спали в одежде. По ночам я расстегивал пряжку ремня, снимал сапоги и прикрывался армейской шинелью. Носки в армии не носили. Вместо этого мы носили то, что буквально переводится как “скатерти для ног”, квадратные куски фланелевой ткани, немного больше, чем обычная тряпка. Потребовалось немного практики, чтобы развить некоторые навыки в обертывании ими ног, но было сказано, что, от ножных тряпок меньше вероятности получить волдыри, чем с носками. Вероятно, теория была верна, потому что я никогда не получал волдырей, даже тогда, когда участвовал в затяжных походах.
Нижнее белье мы отправляли в отдел технического обслуживания одежды для стирки и починки.
Обычно мы оставляли себе последний кусочек кофе, чтобы почистить зубы, хотя иногда приходилось просто водить по ним указательным пальцем. Нам было сказано регулярно мыть ноги, но не мыть их вечером перед долгим переходом. Считалось, что это смягчит их и сделает более склонными к волдырям.
К каждой пушечной группой был привязан один грузовик с припасами. Он использовался для перевозки нашего землеройного инвентаря, запасных частей, стрелкового оружия и наплечных ранцев, а также множества различных предметов снаряжения. Ограниченное пространство на наших самоходных орудиях, очевидно, не могло быть использовано для перевозки этих предметов.
Наши пайки хлеба, масла, банок с мясом, рыбой или вареньем раздавались каждые два дня, и каждый должен был разложить свою еду на столько блюд, на сколько ему хотелось. Теплое питание обеспечивалось передвижной полевой кухней, которую каждый вечер, когда это было возможно, подводили к орудийным батареям. Конструкция наших металлических термосов и фляжек была такова, что один человек обычно мог нести еду для двух- четырех человек одновременно.
Типичный теплый обед состоял из двух унций мяса в тушеном виде, вареного картофеля и пяти унций бобов, моркови или других овощей. В теплую погоду мы получали полбанки консервированных фруктов, а если было холодно, то густой суп. На остальные обеды нам давали черный хлеб с маслом, а также солонину или сардины. Иногда мы получали варенье.
У нас был паек из шести сигарет в день. Хотя я обменял свои сигареты на еду, когда служил в армии труда и проходил подготовку в Голландии, я не мог позволить себе сделать то же самое на русском фронте, где выживание человека зависело от его физической выносливости.
Обычно нам приходилось обходиться примерно полутора пинтами “эрзац-кофе” в день, что было не очень много. Во время всех моих армейских дней рацион был достаточным. Конечно, были и такие периоды, когда диверсии со стороны партизан или действия русских мешали нам получать продовольствие. В такие моменты, я должен был в течение нескольких дней есть очень мало или вообще ничего не есть.
В течение моих первых недель на русском фронте я испытывал постоянное обострение моего чувства зрения, слуха и обоняния ко всем воздействиям, которые на меня оказывались. С растущей уверенностью мой разум научился различать работу различных двигателей грузовиков, характерный грохот и визг различных танков, я научился по звуку определять модели летящих самолетов, виды стреляющего оружия и свист приближающихся снарядов. Теперь я уже меньше путался в том, что происходит вокруг меня, и лучше понимал стратегию, с которой были развернуты армейские части.
Мне не потребовалось много времени, чтобы научиться по звуку летящих в мою сторону снарядов понимать, в опасности я или нет. Помню, как я машинально втянул голову в плечи или пригнулся, когда впервые услышал свист снарядов, словно это могло бы меня спасти. Очень скоро, когда опыт взял верх, я точно знал, когда была опасность прямого попадания и когда мне нужно нырнуть в укрытие. Однако, когда я впоследствии столкнулся со шквалом огня, делать это стало намного труднее потому что какофония маскировала отдельные звуки. В таких ситуациях иногда оставалось лишь надеяться, что судьба будет на моей стороне".
Продолжение смотрите в нашем видеоролике