Вы замечаете, как часто и с кем, и о чем вы разговариваете?
Это даже не разговор, а болтовня — вечная болтовня ни о чем!
И с кем — с мамой? Папой? Мужем? Детьми? Нет! Болтовня с самим собой.
Мы что-то себе обещаем, тут же это не исполняем, потом сожалеем, ругаем себя или оправдываем — тут всё зависит от отношения с самим собой. Но главное, это болтовня круглосуточная, 24/7: спишь, ешь, с кем-то общаешься, идёшь в магазин, на тренировку, учишься, танцуешь — а болтовня не прекращается. Ты можешь даже, прости Господи, заниматься сексом, и как бы ни казалось, что ты весь погружен в партнёра, ты всё равно болтаешь сам с собой. И что интересно, у многих это болтовня с некой претензией к окружающим — ну и к себе, конечно же. Ну а как же без этого.
После того, как заканчиваются все аргументы, чтобы обвинить в несправедливости жену, мужа, коллектив, страну и вообще эту жизнь, начинается этап ментального самосожжения.
В голове картинка в духе «я герой 15 века а-ля Жанна Д’Арк, и меня за правду и истину сжигают, полыхает пламя, вокруг неблагодарные люди, и я героически погибаю, как святой человек». Но на этом процесс самобичевания не окончен, и продолжение следует. Вот, уже склоняясь над собственным прахом (воображение мозга безгранично, а потому и такое в фантазии Радова возможно).
Ну, посмотри на себя: вечно недовольный, злой, с кислой миной! А что это за живот — откуда он вдруг появился на твоём некогда стройном теле? Ну что ты всё ешь, и сколько можно пить! Курить уже немодно, слабак, сил не хватает бросить!
А ведь ещё недавно ты был лёгкий, стройный, весёлый и влюблённый (в кого, не помню), на душе было радостно, и было совершенно неважно и даже наплевать, сколько ты съел, сколько и чего ты выпил, кто и что сказал тебе по поводу твоей прекрасной внешности. И не было никаких соц. сетей, лайков, дизлайков, комментов, контента, подписчиков. Ты был самый главный и верный подписчик на свою прекрасную жизнь!!! Так что же произошло, откуда появилось это «дно в режиме онлайн»?
Примерно такие мысли одолевали мудрую голову Радова Мирона в 6:30 утра, когда он сидел в туалете в коммунальной квартире где-то там, где заканчивается цивилизация и начинается каменный век. По утрам здесь слышны голоса диких людей и их младенцев, а по ночам воют волки — так Мирон описывал свою жизнь за МКАДом самому себе.
Мирон трудился инженером по коммуникациям в архитектурном бюро. Он был чрезвычайно любознательный, задумчивый и интеллектуально развитый человек. Одно лишь его смущало — что своими откровениями и познаниями поделиться было не с кем: вокруг ведь одни дураки и идиоты (дикие люди). Поэтому почти каждый вечер Мирон возвращался домой с верным другом коньячком, зажигал свечи (дабы приукрасить свою комнату с гнилыми окнами и протекающим потолком) и вел беседы на тему всё той же несправедливости жизни, и занимался самосожалением — вперемешку с самосожжением, конечно же. Когда заканчивался коньячок, Мирон ложился на свой любимый диван, закрывал глаза и представлял себе жизнь в новом свете. С мыслями, что завтра он начнет всё сначала, всё изменит и осуществит все свои мечты, он погружался в сон. Конечно, на утро ничего не происходило: всё было расписано по уже устоявшемуся привычному графику. Привычно встал, привычно вместо завтрака принял активированный уголь, привычно умылся, оделся; привычный автобус, метро, опять автобус; привычное «доброе утро» с уже с уставшим от дороги лицом, привычный стол, стул, коллеги. А вот и 18:00, и всё по привычке: коньячок, диван, сон.
Мирон мог показаться циничным человеком, но в душе он был глубоко верующим. Нет, он не ходил по церквям, не соблюдал пост, не стоял на коленях, не ставил свечки и не причащался. Он верил в своего Бога, а после ежедневного самобичевания засыпал со словами «Господи, прости» и с верой в своё прекрасное, яркое будущее.
Как-то он ехал домой всё в том же привычном автобусе. Всё его внимание было погружено в экран телефона. Напротив сидела бабушка и читала какую то книгу своему внучку. Сначала Мирон посмотрел на них с привычным цинизмом: «Что за замашки из СССР, зачем читать книгу — ещё и в транспорте — когда есть гаджеты: всучил мальцу и сиди, отдыхай. И малец помолкивает, и бабуля подремала бы лучше — и, главное, тишина вокруг. А то бу-бу-бу и бу-бу-бу. Ещё и наушники забыл дома. Короче, выход один: или пересесть (что не вариант: все места заняты), или слушать басни Крылова — или что они там читают».
«Ибо, как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва», — прочитала бабулька и закрыла книгу. Мирону показалось, что в эту секунду его пронзила молния — во все органы чувств сразу. Его даже затошнило.
— Простите! Что вы только что прочитали? — спросил он у бабульки.
— Когда?
— Ну вот только что?
— Милок, я уж полчаса как читала!
— Ну, вот из последнего?
— Из какого последнего?
— Ну из крайнего — перед тем, как книгу закрыть? Про веру и дела, и дух — что-то в таком роде. Бабушка, ну, напрягитесь, вспоминайте — это важно.
— А, это. Послание апостола Иакова.
— Кого Послание? Куда? А что это за издание, можно, сфотографирую?
— Ой, да нам пора выходить, — и бабулька с мальцом направились к выходу.
— Книга, книга-то как называется? — кричал на весь автобус уже разозлённый Мирон.
— Библия, милок, Библия. Забей в Гугле — всё найдешь, — сказала ему бабулька, хитро подмигивая правым глазом.
В этот вечер Мирон изменил своему другу коньячку. Вернее, он забыл его купить по дороге домой, так как все его мысли были о том, что он услышал. Он читал Интернет-издания Библии, искал эту цитату и, когда нашел, сам не заметил, как погрузился в изучение написанного. Очнулся он глубокой ночью от чувства голода и явного желания сна.
Ночью спал он плохо: снились и апостол Иаков, и малец, и бабулька, и вся его жизнь. Утро было, как с великого похмелья: «И что теперь делать? И как жить? Верил в одно — делал обратное. Привык же уже. И чуда не произойдёт, по всей видимости, если я не начну действовать. И хеппи-энда не будет, как в старых американских фильмах, и не буду я стоять в белом костюме с бокалом шампанского возле бассейна там, где пальмы растут и лето круглый год. И не будет у меня большой семьи, жены с длинными ногами и моря друзей. М-да, печалька! Печалька! А по-другому просто “дно”, “днище” — и ниже уже некуда».
В этот день Мирон на работу не пошёл: он наврал, что болен, и взял больничный на две недели. Эти 14 дней были самыми продуктивными за его последние 30 лет. Он зарегистрировался на сайте знакомств (ну надо же где-то найти длинноногую жену, ну или просто жену — ну ладно, что уж тут лукавить, любимую и единственную он хотел встретить); переехал из коммуналки в однушку — это ещё был «край географии», но уже не каменный век и в пределах МКАД (что его успокаивало); нашел новую работу с зарплатой повыше (думал, невозможно, а оказалось, возможно: главное, надо было попу поднять и начать действовать); он вдрызг разругался с дружком-коньячком (хотя пару раз они встречались, и он просил у него прощения и даже слезу на прощание пустил), и в итоге в его жизни после этой потери появились настоящие приятели, живые — с руками, ногами, головами, с которыми есть, что обсудить, над чем посмеяться и, кстати, не такие уж и глупые, чему приятно удивлялся Мирон.
Мирон Радов необычайно гордился своими успехами. Пусть для кого-то они покажутся маленькими и незначительными — для него же эта была другая Вселенная. Вселенная новых возможностей и больших перспектив, ведь он знал главное: «Верить — это хорошо, но ты попу с дивана подними», — и это была его личная интерпретация послания апостола Иакова:
«Ибо, как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва».