Еду с работы.
Напротив в вагоне метро сидит рыдающая девочка лет пяти-шести.
Справа от неё мама, слева - папа. Оба по очереди ей что-то злобно выговаривают.
Я не знаю, какое злодеяние совершил этот плачущий ребёнок. Возможно, его чуть не увёл чужой человек, посулив показать котёнка. Или она сорвала спицы в розетку. Или хотела вылезти из окна шестого этажа, чем довела старших до состояния аффекта.
Может быть все, что угодно. Но почему-то мне больно смотреть, когда маленькая девочка плачет, и её никто не утешает.
-А зачем это я буду её обнимать? - как-то сказала мне одна женщина. - Чтобы она выучила, что со мной так можно?
- Так - это как?
- Доставать меня своим ором. Успокоится, попросит прощения - тогда, может, и обниму.
Логика из ледяного железа, вымораживающая все живое.
Вот только у детей нет задачи доставать.
Они просто плачут. Просто не могут справиться с эмоциями. Просто пугаются, печалятся или переживают отчаяние.
Им, как и взрослым, иногда бывает очень плохо, и лучшее, что в этот момент может произойти - это мама, раскрывающая объятия. Потому что тем самым мама говорит:
- Ты не одна. Я люблю и принимаю тебя с твоей болью, печалью, испугом. Иди ко мне, и мы справимся вместе.
Но той женщине, которая боялась испортить дочь, так никто не говорил. У неё не было в детстве подобного опыта. И её единственным способом уцелеть в равнодушном, колком мире, стало убеждение, что ей не нужны ничьи объятия. И никому не нужны.
Понимаете?
Эта якобы сила - от застарелого отчаяния. От безысходности той маленькой девочки, которая могла посинеть от плача, но так и не дождаться сочувствия.
Обнимайте своих детей. В радости и в горе, в послушание и ужасном поведении, в спокойствии и истерике. И тогда, быть может, когда мы станем старыми и немощными, они обнимут нас и скажут - мама, что бы ты сейчас ни чувствовала, я с тобой.