Это был самый сияющий и светлый май. После хмурого дождливого апреля хорошенько промытое небо сияло лазоревой эмалью. Досыта напоённые кусты и деревья развернули изумрудные изумлённые листья. Было так непривычно, по-южному, тепло: можно было снять куртку и остаться, как летом, в одном платье. Мы с мамой были в санатории в Сочи: каким-то чудом отец достал путёвку, и мы поехали. И вот конец нашего пребывания там пришёлся на 1 мая - праздник весны и труда, как тогда говорили. Дома родители обычно ходили на первомайскую демонстрацию в этот день, но что же будет здесь?
Оказалось, что в Сочи, городе, где гостей порой больше, чем самих жителей, формируется специальная санаторная колонна демонстрантов: обозначаются санатории, и в ряды врачей, медсестёр и прочих работников здравниц вливаются многочисленные отдыхающие. Влились и мы. Поскольку мне было всего пять лет, долго мерить ногами вымощенный плиткой Курортный проспект не пришлось: меня вместе с остальными такими же маленькими детьми посадили на украшенную транспарантами легковую машину, и я проехала, болтая ногами, почти весь долгий путь.
Сиял первый майский день, вокруг празднично плескались флаги, я жмурилась на ярком солнце, и этот день так навсегда и запомнился мне, как необычное, чудесное завершение первого в жизни далёкого путешествия.
Потом, конечно, я ещё не раз ходила на демонстрации, и почему-то больше всего запомнились демонстрации на 7 ноября - в день празднования годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции.
Сначала колонны демонстрантов собирались в родном посёлке: каждому цеху или отделу сообщалось заранее место сбора, люди подходили туда иногда целыми семьями, обязательно с детьми разных возрастов, которые восхищённо таращились на воздушные шарики, связанные гроздьями, и на флажки, которые ответственные лица раздавали всем желающим для украшения колонн. Чаще всего я приходила на демонстрацию с отцом: совсем крох папа носил нас сестрой на плечах, и мы торжественно плыли, возвышаясь над праздничной толпой, над морем кумача, над портретами вождей и транспарантами, над головами сотен людей, идущих и идущих к какой-то неведомой нам, детям, цели. Мама собирала нам в дорогу целый пакет снеди, чтобы мы не проголодались, и мы периодически то хрустели яблоком, то пачкали руки липким сладким пирожком, то посыпали папину макушку крошками от печенья.
Но гораздо интереснее стало потом, когда мы подросли. Интересно было рассматривать сослуживцев родителей, о которых часто рассказывали или иногда упоминали дома, здороваться и разговаривать с теми из них, кто был уже знаком, так как приходил к нам в гости. Интересно было узнать совершенно другую сторону жизни родителей - рабочую, ту, которой они уделяли так много времени. Я смотрела, как взрослые общаются между собой, как они сплачиваются, объединённые праздником. Только что стояли разрозненные группы людей, оживлённо переговаривающихся между собой, и вот уже, по невидимой команде, они выстраиваются в ровные шеренги, улыбаются друг другу, идя бок о бок и поневоле начиная шагать в ногу. И вот уже кто-то заводит песню, остальные её подхватывают, и песня несётся над колонной, умноженная сотнями голосов. С балконов и тротуаров колонне машут улыбающиеся зрители. И так это странно - идти по середине улицы, а не по тротуару, разглядывая как-то совершенно по-другому выглядящие дома и давно знакомые улицы.
Пройдясь по посёлку, праздничная колонна упиралась в железнодорожную станцию, дружно уминалась в подходящую электричку и ехала до определённой станции, где вливалась в празднование общегородского масштаба.
Транспорт в этот день не ходил, и демонстрантам нашего, Советского, района нужно было дойти от Советской площади до площади Свободы - апофеоза праздника, на которой, вознесённые над народом трибуной у памятника В.И.Ленину, колонны встречали члены Партии и Правительства.
На Советской площади начиналось всё самое интересное - разворачивались буфеты и прилавки с различной снедью. Легко было выклянчить у отца какую-нибудь посыпанную сахарной пудрой булочку, пирожок с яблоками или сочную, покрытую белой сахарной глазурью ромовую бабу.
В определённом месте (кто их, интересно, определял - эти места?) цеха, отделы и прочие подразделения собирались вновь, и шествие начиналось. Кто-то разворачивал-растягивал меха гармошки, и подхватывалась - неслась над головами весёлая «Катюша», суровая «Варшавянка», бодрила шаг воодушевляющая «Смело, товарищи, в ногу!» Периодически, на небольших остановках, отец отлучался куда-то за пределы колонны вместе с остальными мужчинами, а возвращаясь, они начинали двигаться намного бодрее и петь намного веселее. И по мере приближения к конечной цели маршрута градус праздника всё повышался и повышался. А куда отлучался отец - мне было невдомёк, я только волновалась, как бы он не потерялся, не отстал от колонны (как будто это был поезд, который невозможно догнать).
И как только нашу колонну стискивала узкая старинная улица Карла Маркса, по сторонам улицы узнавались известные здания ВУЗов, ИЗО-музея, Выставочного зала, тянулись особняки девятнадцатого века с воротами под характерными арками и с вычурными балконами. И вот уже начинало доносить со стороны площади отдалённые приветствия, обращённые к достигшим цели демонстрантам, множилось многократное «ура!», и демонстранты уже внутренне подтягивались, уже возникало желание тоже выкричать это долгое ожидание, растущее в душе по мере прохождения пути. Колонны сплачивались, выравнивались, словно подчиняясь металлическим заграждениям, появлявшимся на последних кварталах перед площадью. И как-то по-особенному чеканился шаг, и шеренги словно сами собой начинали идти в ногу. И уже набиралось побольше воздуха в лёгкие, чтобы во всю глотку, от души в крике выплеснуть свой восторг от многотысячного единения людей, от праздничной красноты, от песен хором и от того, что всё это уже закончилось.
И вылившись с площади, колонны как-то быстро рассыпались в гулкой пустоте улиц, опустошённо рассаживались по человечку по трамваям и троллейбусам. И будто не было этого праздничного шествия, будто не было многочасового нашего пути, объединившего людей разных возрастов и профессий.
Мы с отцом тоже доходили до трамвая и ехали к бабушке, которая уже поджидала нас с пирогами и студнем. И мы, устало вздыхая, пили у неё чай, а потом, нагружённые гостинцами, ехали домой на электричке, по дороге опознавая недавних демонстрантов по так и оставшимся у них в руках флажкам или цветам. А ветер играл зацепившимися и запутавшимися в голых ветвях деревьев воздушными шариками и кумачовыми ленточками.
Если вам понравилась статья, ставьте лайки и подписывайтесь на мой канал. Особенно буду рада любым комментариям по теме.