Слегка поскрипывая, дверь распахнулась, и перед нами предстал уже до боли знакомый интерьер прихожей и по совместительству гостинной. Разваливающийся дряхлый диван, потёртый сервант с посудой, выдаваемой за дорогой фарфор, и знаменитой книжной полкой. Мама решила дожидаться хозяйку на кухне, чтобы предложить ей молоко в соответствующей обстановке, а я тем временем обратил взор на литературный уголок дома, осмотрев на предмет новых поступлений. "Три мушкетёра", "Преступление и наказание", "Муму"... да нет, всё как обычно. Вскоре, возможно, здесь станет на одну книгу меньше.
"Видели, какого жирафика я соорудила?" - внезапно раздался позади голос хозяйки, - "На заборе. Вам случайно не нужен?". В её поле зрения присутствовал только я. Решил отмазаться: "Да, видели. Очень красивый получился. Спросите у мамы, она на кухне, я деньгами семьи не распоряжаюсь". Тётя Валя улыбнулась и, сняв галоши, направилась на кухню.
Я тем временем, будучи не сильно заинтересованным в процессе обмена и присутствуя здесь только для того, чтобы визит не выглядел чересчур официальным, проскользнул на улицу. Погода была просто отличной для того, чтобы пойти купаться на озеро, не торчать же за женскими посиделками, сплетничая, перетирая последние события и обсуждая лучший фасон для футболки.
Надо созвать братву. Первым делом я направился к Петьке, он в это время обычно просаживал своё состояние у Михалыча. Даже абсолютно не умея играть в карты, колода манила беднягу каждый день терять больше и больше. Его азарту могли позавидовать все игроки Лас Вегаса вместе взятые.
Михалыч, вопреки пристрастию к алкоголю и азартным играм, сохранял образ статного мужчины-джентльмена, даже в своём преклонном возрасте. От каждого его движения, слова, выражения лица исходило какое-то благоговение этикету, аккуратности и мужественности. Даже будучи мертвецки пьяным не было случая, чтобы он не пропустил даму вперёд или невежливо к кому-то обратился.
"Пе-е-е-тька!" - протяжно позвал я, запыхавшись, своего соседа. Раздался лязг бутылок, кажется одна из них упала, шарканье ног по деревянному полу, дверь передо мной распахнул Михалыч, в халате и тапочках.
"Здравствуй, Сенька. Звал?" - сквозь сон и полузакрытые глаза, превозмогая головную боль похмелья, сохраняя вежливость и улыбку произнёс старик. "Здравствуйте, звал, но не вас. Вы Петьку не видели?". "К сожалению, нет, сегодня ты первый человек, которого я увидел. Не подскажешь, который час?" - потянув вверх лицо, полное любопытства, но всё ещё сонное, спросил Михалыч. "Часов не ношу, но мне кажется часа два уже." И без того высоко задранное лицо не опохмелившегося устремилось ещё выше, взглянув на небо. По всей видимости он смотрел на солнце, не веря моим словам или чтобы уточнить, утра или вечера. Зажмурившись и прокряхтев от головной боли, вызванной ярким светом, он положил руку на лоб и сказал: "Погода чудная. Жаль, что сегодня я, похоже, весь день буду дома. Спасибо, что разбудил, иначе до завтра проспал бы". В обществе этого человека как-то само возникало желание быть максимально вежливым, некая робость и боязнь быть недостаточно доброжелательным подкрадывалась, сковывая движения и речь.
"Ну... я пойду тогда" - после небольшой паузы сказал я, оборвав возникшую тишину, во время которой старик, кажется, даже немного задремал. "Да, да, конечно... к себе пригласить не могу, уж... извини, в доме ка... кавардак" - проснувшись и немного подтормаживая ответил Михалыч. "Ничего страшного, спасибо. Будьте здоровы!" - быстро протараторил я, договаривая последнюю фразу уже на бегу. Не знаю, последовал ли ответ, но старик ещё несколько минут стоял в дверях. Видимо, опять задремал.
Следующей остановкой была куриная ферма Фомы. Если Петька не просаживает деньги и имущество семьи в карты, значит он помогает Фоме по хозяйству.
Я бежал крайне рассредоточив своё внимание: вокруг меня, куда ни глянь, раскинула свои сети безмятежность сельской жизни. Любуясь родным краем, я не заметил камень, подкравшийся к моей ступне. С треском повалившись на землю и наглотавшись пыли грунтовой дороги, я начал вставать и отряхиваться. Как гром среди ясного неба, разорвав сети, окружавшие меня до сих пор, появилась Юля - первая красавица деревни, в которую я, как и многие другие мальчишки, очевидно, был с головой влюблён. Вот же повезло мне с положением, такого плевка в лицо от судьбы я никак не ждал.
"Привет, Сень" - обратилась она к испачканному мальчугану, волосы которого торчали во все направления света, растрепавшись в падении. "Привет, Юля" - продолжая отряхиваться, ответил я. Отряхивание было скорее не необходимостью, а безопасной зоной, чтобы, как мне тогда казалось, избежать неловкости. То, что эти действия большую неловкость только усугубляют, мне тогда в толк не пришло. "Куда бежал?" - продолжила она, явно в попытках завязать диалог. "К Фоме на ферму" - краткость сестра таланта. "Ясно..." - она опустила взгляд. Повисла та самая неловкая тишина, разбавляемая лишь звуками моих отряхиваний одежды.
"Ну, удачи тебе на ферме" - подытожила она диалог и зашагала дальше. "И тебе" - похолодев в ожидании скорейшего окончания разговора ответил я.
Мы разошлись. Когда Юля была уже совсем далеко, я начал мямлить, какой "удачный" мне подвернулся случай. Если бы не этот камень (вернуться и пнуть его что ли....), я был бы настоящим орлом.
Всю оставшуюся дорогу до фермы я думал об этом, придя к выводу, что судьба просто оградила меня от ошибки.
"Ааааа!" - я вздрогнул от крика, пронзившего воздух. Всматриваюсь вдаль: вижу Фому, вижу Петьку. "Да пусти ты, ааааа!" - страдальческие возгласы становились всё громче. Я ускорил шаг, перешёл на бег. "Да не дёргайся ты". "Ааааа! Твою налево, помоги!", "Я пытаюсь, не ори".
Картина маслом: на Петьку набросился разгорячённый петух, регулярно клюя его то в руку, то в ногу. Видно, что он уже устал, изнеможённый бегом по ферме, аккуратно огибая не своих кур. Фома отламывает крупную палку от неподдающегося забора, сколоченного ещё его дедом, упёршись ногой в землю. Я подбежал к нему, уже давясь от смеха с происходящего.
