Соавторы: Гном, Грэг, Диалектик, Кайхар Урк, Пардус, Часовщик
Худощавая конституция имеет как положительные, так и отрицательные стороны. К числу отрицательных сторон можно смело отнести отрицательную плавучесть. Даже солёная морская вода плохо держит на плаву, и, чтобы доплыть до берега, мне пришлось приложить немало сил. Сильное течение отнесло меня в сторону, я потерял ориентацию и не мог определить, ни что это за остров, ни в какой стороне осталась «Океания».
Понатыкала матушка-природа тут островов райских, ну прямо как пивнушек у моего дома в далекой России. И все похожи друг на друга, как две капли перцовки. Белый песок и качающиеся над головой пальмы. Я прислушался. Только отдаленный птичий щебет, никаких человеческих звуков. Отдышавшись, я приподнялся на локтях и стал осматриваться по сторонам, в надежде увидеть хоть какие-то следы человеческого присутствия. Но тщетно, пляж был пустынным, как на необитаемом острове. Отдышавшись, я с трудом поднялся на ноги и направился вглубь острова. Дорогу преграждали заросли какого-то непроходимого кустарника. Вскоре среди зарослей отыскалась узкая тропка, она вела сквозь тернии и выглядела так, как будто по ней часто ходили.
Двигаясь по тропинке, я заметил, что кончики веток кустарника сплетаются наверху, образуя подобие туннеля. Свод туннеля опускался всё ниже, и через некоторое время я уже не мог идти в полный рост. Ещё через пару метров мне пришлось опуститься на четвереньки. Согнувшись, я увидел следы какого-то крупного животного. Животное мне не понравилось, хотя, признаться, следопыт из меня ещё тот. Человеческие следы я бы, конечно, узнал, и лошадиные, пожалуй, тоже, ну и кошачьи там... А остальное мне всё на одно лицо.
Встречаться с дикими животными не хотелось. Вот если бы у меня был калаш с парой магазинов, а так, голышом... Я уже начал было ползти назад, но раздавшийся сзади шелест моментально меня переубедил, я включил четвертую передачу и устремился вперед, как КАМАЗ на гонке «Дакар». Кустарник закончился, впереди показалась чаща. Встав в полный рост, я отряхнулся и размялся. Что делать? Куда идти? Пить хочется. И пожрать… Осмотревшись по сторонам, я не увидел ничего примечательного, кроме какой-то палки. Я инстинктивно подобрал ее, осмотрел и задумался на мгновение.
Опять раздался шелест, сзади, из кустов, из которых я только что выбрался. И опять, теперь уже ближе. Я обернулся на звук, но источник его определить не смог. Через несколько секунд шелест раздался снова, уже буквально в паре шагов. Казалось, что звук шёл из пустого места. Ерунда какая-то, подумалось мне. Я сделал шаг назад, и, на всякий случай, махнул палкой перед собой. Потом ещё раз внимательно осмотрел деревья и землю и заметил движение среди опавших веток и листьев. Там копошилось довольно крупное насекомое. Отложив палку, я присел на корточки, чтобы рассмотреть его поближе. Оно ещё раз зашелестело и зарядило мне в лицо струёй горячей жидкости.
Очнулся я под бой барабанов. Голова раскалывалась, открыть глаза почему-то не получалось. Чертова Маринка! Уговорила меня на эту авантюру. Мол, ты такой спортивный, так плаваешь хорошо! Ты непременно выиграешь! «Стань вождем племени!» — надо же такое название придумать! Игра игрой, но я не подписывался на то, чтобы мне в лицо какие-то тропические клопы ядом плевали. Нет, надо выбираться отсюда поскорее. Лежал бы сейчас на круизном лайнере на шезлонге на верхней палубе, Маринку за задницу пощипывал бы да мохито холодненький через трубочку потягивал.
Открыть глаза все-таки удалось. А куда деваться, если тебя какие-то папуасы копьями в ребра тычут? Сразу они мне не понравились, какие-то грязные были, как не ряженые. Расстроили они меня сильно, ну я и врезал по-нашему, трёхэтажным.
— Мать вашу в … якорь в глотку … в задницу, — ну и так далее, сейчас уже и не припомню точно.
Подействовало магически! Папуасы копья побросали, на колени упали, головами в песок тычут и орут, как оглашенные:
— Маклай, Маклай, русо Маклай!
Я, конечно, простой токарь пятого разряда, не книгочей какой-то. В школе плохо учился, даже три раза на второй год оставался, но про Миклухо-Маклая слыхал. Был, вроде, такой путешественник. Его еще, кажется, дикари съели. Или не его? Но это не важно, подумал я. А потом сразу передумал: что-то мне дикари эти не понравились. Ну, а если они настоящие?
Встал я, отряхнулся и говорю:
— Давайте знакомиться, товарищи дикари. Меня лично зовут Коля Кукурузов. А вас как звать-величать?
Подняли аборигены головы, смотрят на меня и молчат. Странные такие, переглянулись меж собою и ни слова не выговорили.
— Встаньте, — молвил я дикарям, что на коленях предо мной стояли, — не по-человечески это как-то. Кто тут у вас главный?
Потом добавил на всякий случай:
— Ху из босс?
Заговорили они, да только я ни черта не понял, тарабанят что-то на своем, папуасском. Только одно слово разобрал: «Маклай». Я руку поднял и говорю, убедительно так: «Тихо!» Они замолчали. Значит, меня они понимают, хорошо хоть так. Тут из толпы вперёд вышел высокий абориген, уставился на меня, сверлит глазами и молчит. Ну, думаю, наверно, это и есть вождь.
Он молчит, и я молчу. Тоже начал сверлить его глазами, а ему хоть бы хны. Ну, думаю, наверно, все-таки это настоящие папуасы, не ряженые, к которым я должен был попасть. Хотя, кто его знает? Может, режиссер так и задумал, чтобы я ряженых за настоящих принял? Начну сейчас их просвещать, а зрители программы «Стань вождем племени» меня потом на смех поднимут. Где-то на пальмах висят скрытые камеры, и все снимают.
Стоим, значит, сверлим друг друга глазами, кто кого пересверлит. Ему-то хорошо, а у меня живот от голода подводит, глотка пересохла, не то что стаканчик коктейля, а водички простой напиться — за счастье. Ну, думаю, хохмить так хохмить. Говорю:
— Ням-ням, буль-буль! — ничего более подходящего в башку не пришло.
Однако подействовало. Толстые губищи вождя растянулись в радостной ухмылке, показав мне здоровенные зубы. Мать честная! Как у акулы, треугольные и острые. Не могут быть у нормального человека такие зубы! Тут меня осенило, он же их спецом подпилил! Неужели ради того, чтобы в дурацкой передаче сняться, зубы испортил? Сколько же им платят, не миллионы же?
Пока я ломал голову над этой головоломкой, дикарь что-то быстро приказал остальным и подмигнул мне, повторяя и коверкая мою фразу: «нам-нам, бул-бул». Гляжу, несколько туземцев что-то тащат в корзинах. Ну, слава Богу, догадались, что «вождь» трапезничать желает. Поставили корзины передо мной, показывают жестами, мол, кушай, гость дорогой. Я наклонился, крышку корзины откинул и тут же отпрыгнул в сторону. Потому что из плетеного короба с шипением поднялась голова змеи. Здоровый такой гад, чёрный, лоснящийся. Тут я не выдержал, снова покрыл ряженых дураков матом. А если бы эта тварь меня ужалила? Нет, на такое я не подписывался. Главный папуас удивленно глазищами захлопал, потом, как ни в чём не бывало, змеюку лапищей подхватил, поднес к собственному рту и вдруг — хрясь, отгрыз треугольную башку. Кровь во все стороны брызнула, черный гад кольцами руку дикаря обвил, а потом обмяк, висит, как толстый резиновый шланг. А вождь мне жестами показывает, как мол вкусно, по брюху себя поглаживает, глаза от удовольствия жмурит.
Я был шокирован. Это сколько же им платят, чтоб они этих гадов жрали? Да нет, думаю, не может быть, чтобы это ряженые папуасы были. Значит, настоящие, не иначе. Смотрю, туземцы открыли ещё несколько корзин, достали змей размером поменьше, головы им пооткусывали и смотрят на меня, повторяя «нам-нам, бул-бул». Видно, что им это по вкусу, но вот мне… ладно уж если бы мясо сырое съесть, это я запросто смогу, а вот змею взять в руки... Я как представил — аж дрожь проняла. Фу, мерзость... скользкая кожа, клыки ядовитые, того и гляди вцепится в меня. Пока я представлял себе эту жуткую сцену, дикари уже корзину передо мной поставили и ждут, когда я тоже к трапезе приступлю.
Что, думаю, делать? Есть или не есть — вот в чем вопрос! Вдруг они меня сожрут, если откажусь? Вспомнились мне острые зубы туземца и та скорость и легкость, с которой он откусил голову змее.
«Думай, голова, шапку новую куплю» — подумал я. Но ничего нового моя голова придумать не смогла — может, за шапку обиделась, а может, просто не захотела. Но мне было ясно и без головы, что повторение фокуса с откусыванием живой змеиной головы — выше моих сил. У меня и зубы не заточены, да и сблевану ещё, чего доброго, а это, поди, похуже отказа будет выглядеть. Остаётся только интеллектом давить.
Присмотрелся, вижу у вождя лук со стрелами за спиной. Щас, думаю, научу я вас уму-разуму. Токарь Николай Кукурузов несёт прогресс в унылый быт отсталых дикарей. Показал я их главному на пальцах, что лук его хочу посмотреть. Подходит, протягивает. Тетива из какой-то лианы сделана. Достал я из шортов шнурок, даю ему, а сам свободной рукой шорты придерживаю. Ну, он-то, видно, мужик не промах, взял мой шнурок, подёргал, потянул, и вяжет себе на лук, даже подсказывать не пришлось. Завязал, стрелу достал, натянул, куда-то наверх в листву прицелился, фьють, шмяк — лежит под деревом птичка вроде попугая. Заулыбался вождь, покивал, и на шорты на мои показывает. На что, думаю, намекает? Может, просит еще один шнурок из шорт вынуть? Я ему что, фокусник, что ли?
И такая меня тут тоска взяла! Папуасы хреновы, Маклая ни напоить, ни накормить не могут. Да и попугая жалко стало — у меня такой же примерно дома живет, единственный человек в доме, с которым по душам можно поговорить.
Вдруг смотрю — по морю вдоль берега лодчонка плывет, весельная. Ну, я на берег, машу, кричу. Заметили меня на суденышке, повернули к берегу. Подплыла посудина поближе — вижу, это не посудина, а вёсельный звездолет. Хайтек высшей пробы. На таких Федор Конюхов вокруг света плавал. И тут мужик, который на веслах сидел, ко мне повернулся — гляжу, а это и правда он!
Ну тут я глупость сморозил. Говорю: «Привет, Федор! Какими судьбами в наших краях?»
Тот улыбнулся и говорит: «Проездом, мил человек, проездом. Решил вот свежей водички набрать, на этом берегу вода уж больно вкусная из родников бьет».
— Дай, Федор, водички попить! — говорю. — Вся глотка пересохла, а мне тут воды не дают. Да и пожрать тоже. Издеваются.
Попил водички из фляжки Федора, полегчало. Тот у меня спрашивает, что я делаю на берегу Маклая, где одни дикие папуасы-каннибалы обитают. Я в ответ — мол, участвую в реалити-шоу «Стань вождем племени», а это должны быть ряженые, нанятые местные.
Тот смеется — хрен там, говорит, это самые настоящие каннибалы. А ряженые — вон на том островке в игры играют, — и пальцем куда-то на горизонт показывает.
Ну, тут я покумекал, и все понял. То-то меня Маринка вчера как-то настойчиво коктейлями на корабле угощала, я аж половину памяти потерял. А другой половиной вспомнил, что бумаги она мне какие-то давала подписывать. И нафиг мне было ерепениться, представляться богатым банкиром? Вот она меня к каннибалам и отправила, на верную смерть.
И созрел у меня план. Они у меня быстро зреют — как грибы. Говорю Федору:
— А ты видел там, поблизости от того острова, лайнер, круизный?
Тот отвечает, что видел.
Я говорю:
— А ты не мог бы меня и пару моих папуасов туда на своей лодке закинуть? Мне там Пятницу свою надо забрать и на этот берег переправить, а то что-то скучно одному, — а сам думаю: Маринку надо выкрасть, и сюда, людоедам на обед, привезти. Она же баба, не Маклай, её точно съедят. Заслужила ведь, зараза! Хотела меня извести и моим банком, которого нет, завладеть!
Я подумал, что Федор мне откажет, но он согласился. Сложнее оказалось уговорить папуасов. Плыть они со мной явно не хотели, даже в лодку садиться отказались. Что делать, думаю? Без папуасов ничего не выйдет. А у меня ничего с собой нет, чтобы их уговорить. Только шорты, да и то без шнурка, все время упасть норовят.
Стал в карманах рыться. И, о радость! Нашёл маленькую радужную бусинку из ожерелья, что я Маринке подарил. Бусинка — дешевка стеклянная, но дурёхе наплёл, что стекло не простое, богемское, за 500 евро, мол, взял. Она на радостях на меня прыгнула и пошла у нас потеха. Даже кровать на лайнере сломали. В пылу любовной схватки леска на ожерелье порвалась. Маринка почти все бусинки собрала, а одну я чисто механически в карман положил.
Вот эту хрень я вождю под нос и сунул. Тот аж задрожал от жадности, цапнул и в пляс пустился. Когда он малость успокоился, я ему и сказал: «Поплыли со мной, на корабле у меня такого добра три здоровых мешка». Взяли мы с собой еще двоих каннибалов крепких и в путь отправились. Вот и «Океания» на волнах покачивается. И Маринка на палубе стоит — загорает. Как меня увидела — побледнела. Но, хитрюга, вида не показывает, расплылась в улыбке: «Коленька! Ты живой!»
«Живой я, сука, — про себя шепчу, а ты мне, ядовитая змея, сейчас за всё ответишь». А вслух кричу ей:
— Выиграл! Я теперь вождь! Спускайся, приз поедем получать! — только гляжу, не торопится Маринка, на моих попутчиков смотрит, спрашивает:
— А это кто такие с тобой?
— Это моя свита, — отвечаю, — мне теперь по статусу полагается. Давай, спускайся скорее, церемония через полчаса.
Гляжу, заблестели Маринкины глазки.
— Правда, ещё не совсем выиграл, не до конца. Последнее условие осталось.
— Это какое? — удивилась Маринка.
— По обычаям вождь обязательно должен быть с женщиной. А то ему почета и уважения не будет. Поэтому… — я несколько раз крутанулся вокруг своей оси, сел на корточки, похлопал по щекам и лбу, прыгнул, еще раз крутанулся и выкрикнул какую-то белиберду типа «Ахун, махай фарум-фарум, до де скаабуч!». Маринкины глаза понемногу начали собираться в кучку.
— Маринка, согласна ли ты стать женой вождя? Обещаю тебе покровительство и все благости мира! — я хитро улыбнулся. Судя по её физиономии — рыбка клюнула. Осталось её на остров утащить для церемонии.
— Да как же я спущусь? — кричит Маринка. — Тут до воды метров десять. Я же не птичка, летать не умею!
Ну, думаю, надо на абордаж идти. Объяснил папуасам своим, что нужно делать, и полезли они на корабль по якорной цепи, а я за ними. Еле угнался, они же тренированные, каждый день на пальмы лазят за кокосами. Да ещё шорты сползают на колени, шнурка-то нет. Но ничего, справился.
Залезли через якорный клюз кое-как, отдышались. Слышу — Фёдор кричит снизу что-то. Смотрю, а он уплывает, и ручкой машет, мол, прощайте, мне плыть надо, а то из графика уже выбился. Помахал я ему в ответ, кричу: «Спасибо, друг! Выручил!» А сам думаю — что мне теперь с папуасами делать? Можно бы, конечно, попытаться корабельную спасательную шлюпку увести и уплыть с Маринкой, оставить её папуасам и вернуться на корабль. Ну ладно, думаю, посмотрим на её поведение.
Отправились мы, значит, на солнечную палубу вход искать, туда, где Маринка загорает. А её и нет нигде. Неужели догадалась, хитрюга, и спряталась? Но лайнер хоть и большой, но не бесконечный. Стал я во все углы и каюты заглядывать. Дикари сначала за мной ходили, а потом исчезли. Ну и ладно, думаю, без них лучше, а то неизвестно, как себя поведут, когда невиданные блага цивилизации обрушатся на их неокрепшие примитивные мозги. Пока Маринку отыщу и постараюсь убедить на остров плыть. Нашёл её в ресторане. Странное дело, обычно тут народу полно, а сейчас — пусто. Но это даже хорошо, никто не помешает нашему разговору. Подхожу и говорю:
— Чего ты прячешься от меня, любимая? Я тебе такой сюрприз приготовил, а ты убегаешь.
И вдруг она говорит:
— Дурак ты, Кукурузов. Обмануть хотел. Только того не знаешь, что вождь племени не ты, а я. Давно все местные племена мне подчиняются. Я царица людоедов и сама не прочь человечинкой перекусить. А ты такой молоденький, вкусненький, да еще богатенький. Так что, писец тебе, Коля. Конюхов об этом знал, потому и сбежал быстренько. А посему, Кукуруза безмозглая, сейчас я тебя кушать буду.
Я, признаться, от таких речей обомлел. Сошла с ума баба! Наверное, на солнце перегрелась. Но чтобы она ни воображала, я же намного сильнее. Сейчас свяжу дуру и насильно на остров доставлю. Только она вдруг как заорет: « Петя! Саша! Магомет! Хватайте его!». И тут двери подсобки открываются и входят три моих папуаса. Улыбаются злорадно, а один на чистом русском говорит:
— Как прикажете, госпожа.
Я даже испугаться не успел, как они повалили меня и прижали руки к полу. Тот, что вождем прикидывался, стащил с меня шорты и, облизнувшись, спрашивает:
— Госпожа, вы, как всегда, с члена кушать начнёте?
— Нет, — говорит,— этот деликатес я тебе дарю. За то, что ты мне верно служил и помог этого тупицу объегорить. Я сначала плечи его обглодаю. Люблю мускулы жевать, — и наклоняется надо мной. Я смотрю, а у неё такие же острые подпиленные зубы, как у дикарей. Тут на меня такой страх напал! Задергался я, закричал:
— Не ешь меня, Марина! Я тебе пригожусь! Всё отдам!
— Отдай мне свои бицепсы и трицепсы, — зловеще шепчет она и опускается всё ниже и ниже. Блестят треугольные зубы, капает слюна с языка.
— ААААА! — завопил я и потерял сознание.
Вспышка света. Боль в плече. Значит, я еще жив. Меня продолжают жрать! Открываю глаза. Надо мной белый потолок. И какой-то мужик в очках глядит озабоченно. А в руке у него шприц. Огляделся. Да я в больничной палате! Недалеко на табуретке сидит Маринка, плачет. Потом спрашивает:
— Доктор, неужели он навсегда дурачком останется?
А тот увидел, что я очнулся, заулыбался и говорит:
— Нет, это всего лишь сомнолалия, он просто в бреду разговаривал, а теперь кризис миновал. Ну-с, молодой человек, как вы себя чувствуете?
— Нормально, — отвечаю. — А где дикари?
— Не было никаких дикарей. Вы с подругой смотрели познавательные передачи, пили алкоголь. Потом пошли на палубу, взобрались на фальшборт, да и свалились в море. Сумели добраться вплавь до острова. Там вас нашла поисковая группа. С вами случилась неприятность. Вы стали жертвой полинезийского жука-бомбардира. Наличие развитых парных желёз на конце брюшка, выделяющих токсичные и пахучие вещества, характерно для всех представителей подотряда Adephaga. Однако способностью выстреливать горячей жидкостью обладают лишь жуки-бомбардиры. Смесь, что попала вам на слизистую носа и глаз очень токсичная… Кроме прочего, сыграл свою роль и алкоголь, как катализатор яда.
— Бомбардир? — потрясенно повторил я.
— Именно бомбардир. Именно он и стал причиной ваших опасных приключений, — хохотнул врач. — Признаться, я вам даже немного завидую. Людоеды, прославленный Федор Конюхов, детективная история — всего этого так не хватает цивилизованному человеку!
Да уж, нашел, чему завидовать... Поправился я вроде, только не совсем. Как приму алкоголя, ну хоть пятьдесят грамм, так сразу головы змеиные повсюду мерещатся, шипят злобно, заразы. В теплые края теперь — ни ногой, в нашей родной средней полосе отдыхаю.
А с Маринкой мы разбежались. Хорошая она баба, душевная. Но как откроет рот — ну, или улыбнуться, или что-нибудь вкусненькое откусить — так мне аж плохо становится. А ну как опять увижу зубы акульи, подпиленные?
Адреса Библиотеки МасКоТ (Мастерская Коллективного Творчества) в соцсетях:
В ВКонтакте
В Фейсбуке
В Одноклассниках