Тому, кто изобрёл памперсы, следует поставить памятник. Правда-правда, событие сие сродни изобретению космического аппарата, радио и двигателя внутреннего сгорания. Молодые мамочки даже не представляют, с какими трудностями сталкивались их собственные мамы (и папы, конечно) во времена, когда об этих накопителях мочи и прочего слыхом не слыхивали.
Первый отпуск как первая девушка – незабываем. Особенно если ты живёшь на Камчатке, не был дома полтора года, сыну уже 8 месяцев и следует показать наследника родителям. Но впереди сутки перелёта с одной пересадкой в Петропавловске-Камчатском и промежуточными посадками в Магадане, Братске и Омске.
Жена подошла к планированию дороги системно, ибо в вопросах планирования всегда была сильнее меня в разы. Импровизация это мой конёк, её конёк – строгий план с его безукоризненным исполнением. Рассчитав, что за сутки у нас уйдёт около 24 подгузников и пелёнок и прибавив к этому количеству парочку того и другого про запас, позаботившись о питании для сына и уложив чемоданы, мы присели на дорожку и отправились в путь. Вы спросите, почему так много подгузников, если нынешние держат по несколько часов? Но марлевые подгузники, а только такие тогда и были и час-то не выдерживали, поэтому к ним добавлялась пелёнка, и всё это фиксировалось колготками. Кстати, колготок мы запасли ровно столько же, сколько и всего остального.
До Петропавловска добрались без приключений, дождались пересадки и, благодаря неизвестной мне кассирше, получили блатное место в самом первом ряду со столиком в виде полочки. Быстро обжив свой временный приют, расставили баночки с едой, совершили первую смену белья, репутацию которого успел подмочить сын, и уселись ожидать взлёта.
Сейчас полёты на самолётах куда угодно – обычная повседневность. Мир летает круглосуточно, никого этим не удивишь. Разве что дикаря с берегов Амазонки, но тому эти бесовские технологии до известного места.
Первый отпуск – праздник, мы были молоды и наивны. Я ехал в своей самой красивой одежде, словно собрался в театр, хотя по уму, мог бы и в спортивных штанах. Тем более что в Ленинграде (шёл 91 год) входила в моду комбинация – Адидас с классическими туфлями. Но ведь праздник. Благоверная тоже сияла как серебряный рубль. Сын сосал соску и внимательно оглядывал непривычную обстановку.
Первая неприятность случилась, когда самолёт начал разбег по взлётке, - бутылочка с кефиром, которую я забыл закрыть, соскользнула со столика и опрокинулась на меня. Словно в замедленной сьёмке я видел, как она пришла в движение и заскользила по гладкой поверхности, как споткнулась о маленький алюминиевый бордюрчик и, совершив красивый кульбит, приземлилась мне на брюки. Это было фиаско. Я огорчился? О, я негодовал сам на себя, на резкий разгон, на саму баночку, на жену, что она не подсказала мне о возможных последствиях и даже немного на сына. Гнев мой был яростным, но быстрым, потому что сыну приходилось туго, перепад давления давил ему на уши, что вызывало болезненные ощущения. Но с рёвом, в котором в целом особо никогда замечен не был, он решил повременить. Как только погасла надпись «пристегните ремни», я сорвался в туалет и смыл со штанов следы своего конфуза. Было мокро, но на чёрной ткани мокрого пятна заметно не было.
Полёт шёл в штатном режиме, мы совершали посадки, я выходил покурить, потом мы опять взлетали. Умудрённый неприятным опытом, который только и умудряет, я бдительно следил за тем, чтобы баночки с едой были закрыты и даже придерживал их руками при взлёте.
Когда до родного города оставался час лёта, мы переодели сына в предпоследний комплект. И не успели порадоваться своей предусмотрительности, как командир воздушного судна сообщил, что в Ленинграде шторм и Пулково не принимает. Сделав несколько кругов над городом, самолёт развернулся и полетел в Таллин. Народ в салоне был напряжён, но спокоен, чего не скажешь про нас. Мы были в тихой панике, потому что прекрасно понимали катастрофичность своего положения. Стоило сыну ещё раз навалить в штаны и амбре разлилось бы по всему самолёту, потому как последний комплект был нами отложен на поездку из Пулково в Кронштадт. Мы решили, что в этом случае выберем из вонючей кучи мокрого белья, что лежала в плотно закрытом пакете, самую сухую пару, и будь что будет.
Таллин принял и не принял. Эти свободолюбивые люди запретили выходить из самолёта, предоставив только полосу для посадки и дальнейшего «валитеназадпроклятыеоккупанты». Курящим сделали поблажку, - притащив к трапу железное ведро для окурков. В этот момент я кожей ощущал, что самолёт и есть моя Родина, и вовсе не хотел выходить в город, даже если ы у меня была такая возможность. Мир закипал вокруг нашей системы координат, но мы тогда этого ещё не понимали.
К счастью и сын оказался молодцом, и Ленинград недолго держал нас в изгнанниках. Через полтора часа небо открыли, и мы оказались на родной земле. Мои родители на выходе отсутствовали. Сотовых телефонов не было. Мы были измучены и вымотаны до предела и просто схватили таксомотор, который по счётчику доставил нас до Васильевского острова, где мы сели на Метеор. Видели бы вы глаза таксиста, когда из полиэтиленового пакета мы достали пачку купюр, чтобы рассчитаться с ним. А куда их было девать, барсетки ещё не добрались до тихоокеанского побережья. Через полчаса мы ступили на родную землю Кронштадта. Через некоторое время нас догнали родители, которые пропустили объявление о прилёте задерживающегося самолёта, сидя в машине на стоянке.
А ещё через две недели сын пошёл. Но это совсем другая история.