Алексей -- монах Московского общества сознания Кришны:
"Когда началась чеченско-русская война в 95-м, мы добровольцами поехали в Абхазию и в Ингушетию в рамках акции «Пища для жизни». Наша группа из четырех человек была направлена в Назрань -- там собралось много беженцев. Мы открыли в школе столовую и кормили до 600 человек в день. Президент Аушев очень хорошо к этой программе относился, помогал со снабжением. В мусульманской среде людям другой веры находиться небезопасно. Однако мы делали благое дело, на что они, как ни странно, сами были неспособны, и нас более-менее терпели. Не все, правда. Вдруг стали распространяться слухи, что мы кормим мусульман жертвенной пищей. У нас все время крутились кассеты с нашей музыкой, и недоброжелатели стали говорить, что таким образом мы загоняем правоверных в свою веру. Донесли мулле.
Мы об этом ничего не знали, к нам подошел чеченец и попросил сменить музыку, дал свою кассету. Мы не поняли, что за этим стоит нечто серьезное, и сначала отказались. Но он настаивал, и мы сменили кассету. Вовремя! Только зазвучало «Аллах акбар», дверь открылась и вошел мулла со своим окружением. Он посмотрел: музыка мусульманская духовная, всех кормят, сказал: «молодцы, ребята» и ушел.
Несмотря на это, вскоре нам подкинули записку: если вы не уберетесь отсюда до 25-го, вам всем конец. Мы – к руководству республики, нам сказали: не обращайте внимания, это шутки подростков. Однако мы понимали, что дело серьезное: страна достаточно военизирована, у каждого есть оружие, а с другой стороны, мы не можем оставить людей без еды. И снова нас прикрыло небесное покровительство: ровно 25-го числа всех наших беженцев забрали в Минводы, там целый пансионат открыли специально для них. И мы переехали в Грозный.
Попали мы в очень сложные условия. Заводской район, окраинный, снаружи вовсю стреляют, удары ракет. Вначале было трудно привыкнуть, особенно ночью. Нашей «резиденцией» стала полуразрушенная больница, недействующая, вся растащенная. Туалета внутри не было, а русские снайперы предупредили: ночью во двор не выходите – не гарантируем, что вас не подстрелят.
На кухне газовые плиты и духовки были в ужасном состоянии, оборудование старое. Газом несло по-черному, он вытекал из щелей, и под вечер мы ходили уже в ненормальном состоянии. В таких условиях нам надо было готовить на три тысячи человек.
Вставали в 4 утра, более-менее повторяли мантру, и начинался сумасшедший день. Я пек хлеб. Максимального объема котел у нас был на 40 литров, полмешка муки высыплешь в этот котел и замешиваешь руками. Это было очень тяжело – поначалу я один не мог справиться, ребята помогали. Но потом руки окрепли – тренировочка серьезная , – и я сам месил огромный ком теста, таких замесов приходилось делать штук пять. К концу дня выматывался до изнеможения. У нас не было такого понятия – бессонница. Ты просто валишься и спишь.
Продуктами нам помогали Красный Крест, «Врачи без границ», ООН. Но бывали такие заварушки, когда все организации исчезали, и единственные, кто оставался, это были мы. Потом они опять появлялись – на красивых джипах, все было очень круто. У них была спутниковая связь. А мы без связи, без денег, без ничего.
Зато нас прикрывала наша мистическая защита. Больница, в которой мы жили, кормили людей, по которой свободно ходили, оказалась заминированой. Мы об этом не знали. Когда нам понадобилась разная мебель, шкафчики для вещей, мы отыскивали их в разных помещениях, перетаскивали, и ничего не взорвалось. А на следующий день подорвался парень из местных. Приехали саперы, и выяснилось, что она вся начинена взрывчаткой.
Мало того, рядом были огромные сады черешни. Как раз май, июнь, ветки усыпаны ягодой. Но никто туда не смел сунуться - сад был заминирован боевиками. А наши ребята ходили, набирали черешню ведрами. Без меня - у меня не было времени, надо было месить и месить. Но я понял тогда, что после таких аскез, таких трудностей, оказав помощь такому количеству людей, становишься поистине неуязвимым".
Лина Дорн (с) "Лилит"