Новосибирск, март 2009
Аня, посмотрела на падающий за окном снег, потом на часы.
– Слушай, дед, а не потеряют ли нас с тобой дома?
Сергей тоже глянул в сотовый телефон.
– Да. Ты, пожалуй, права. Скоро бабушка начнет переживать и звонить. Давай-ка, двинем до дому. Там уже и ужин готов, а мы всё тут с тобой сидим и кофе распиваем.
– Ничего. Мы по делу сидели. Я же должна знать корни свои, свою историю. Вот будут у меня дети я им расскажу, какой у них дед.
– А какой? Ты им расскажешь про мои юношеские похождения?
– Ну, не такие уж и юношеские. Ты всё-таки тогда уже закончил университет. А вообще мне все это и самой пригодится, для моей жизни.
– Надеюсь, что будет полезно.
Сергей рассчитался с официантом и они вышли на проспект.
Вечер уже вполне вступил в свои права. В темном небе звёзд не было видно. Падающий мелкой крупкой снег, искрился в свете ярких реклам. Прохожих в этот час было ещё достаточно много, и весь Городок напоминал местами открытку с новогодними видами, где предстоящий праздник представлялся в виде народного гуляния.
Уже подходя к дому, Аня попросила:
– Дед, давай завтра или послезавтра так же встретимся после твоей работы? Я даже в институт за тобой могу заехать или зайти.
– Давай, согласился Сергей. – Я не против. Ну, если не завтра, так послезавтра.
Этот вечерний разговор в кофейне, важный и нужный для обоих затронул в душе Сергея такие струны, что он не сразу смог успокоиться. И если вечерние домашние дела и заботы отвлекли его от дальнейших воспоминаний, то наутро, придя на работу в институт, Сергей, вспоминал вчерашний разговор с Аней, словно кадр за кадром прокручивал кинопленку.
Он никогда особо не задумывался, о своем прошлом, о времени проведенном в той фестивальной Москве. Ну было и было. Жизнь, дела заботы, сложности на работе, какие-то бытовые дела. Всё это, как пеленой, закрывало сонм воспоминаний. И вот только любопытство внучки послужило тем катализатором, который вдруг начал кристаллизовать в его сознании картины далёкого прошлого. Причём прорисовка событий происходила с такой степенью детализации, что в некоторые моменты, Сергею казалось, что он чуть ли не в первый раз проживает те моменты, которые память хранила в самых затаённых уголках. И тогда в Москве они с Анной будто бы только набросали быстрый конспект впечатлений, и только вот теперь сохраненные события и эмоции, начали зреть и играть по настоящему.
Мог ли он тогда что-то предпринять, чтобы сохранить их любовь? Этого Сергей не знал даже сейчас.
Он оглядел стены кабинета, словно ища глазами поддержку. Но ничего такого что бы давало ему опору в его поисках не попадалось. Да это и не мудрено. Порядок и аккуратность, которую он требовал от подчиненных, соблюдаемые им педантично, сейчас сыграли с ним плохую шутку.
Звонок внучки отвлёк Сергея от работы над планом лекции.
– Привет. Мы сегодня встретимся?
– А почему бы и нет? – Сергей посмотрел на часы. – Давай назначим время и место.
– Хорошо. Я как раз поеду с репетиции и заеду за тобой. Давай через полчаса спускайся в вниз к выходу.
– Хорошо, засекаю время.
Сергей ещё раз перечитал конспект, отметил те места, которые требовали дополнительной стилевой редакции, навёл порядок на столе и в прочих бумагах и глянул в окно.
За окном голые берёзки жались к остроконечным ёлкам, а дальше в просвет между купами крон кленов и черемух просматривалась линия проспекта Науки... Впрочем, теперь это уже был не проспект науки, а проспект Лаврентьева, но Сергей всё чаще, по старой привычке употреблял это всплывшее их глубин памяти название. Иногда эти картины рисовали ему этот же пейзаж, который он видел сейчас, но с поправкой на полсотни лет.
Полсотни лет... Этот кабинет ему достался ещё тогда, когда институт только обживал новый корпус. Вид за окном был почти тот же, и берёзки были те же самые – кудрявые летом и прозрачные зимой. А вот ёлок черёмух и клёнов, тогда еще не было...
Прошло ровно полчаса. Пора было выходить. Он надел пуховик и спустился в вестибюль. Внучки ещё не было. Сергей подошел к информационному стенду с объявлениями, просмотрел яркие афиши филармонии и простые чёрно-белые объявления о мероприятиях и событиях в институте.
Здесь тоже ничего не изменилось за полвека. Разве что цветных глянцевых афиш тогда не было, да вот этот фикус разросшийся до потолка, тогда был юным и стройным как и сам новоиспеченный научный сотрудник Сергей Скворцов.
Сергей посмотрел на себя в зеркало.
Да. Он по сути тоже не сильно изменился. Не растолстел, не обрюзг. Почти та же шевелюра, разве что из темно-русых волосы стали почти белыми. Но это даже интересно.
Внучки всё не было, что впрочем не сильно удивило. Молодежь нынче не сильно пунктуальна. Не то что в прежние времена, когда опоздание даже на четверть часа грозило серьёзной взбучкой вплоть до выговора или даже увольнения. Во времена «деда» всё было по серьёзному. Да и само распределение было строгим.
Он продолжал топтаться в вестибюле, не зная чем себя занять.
– Привет, Сергей, – послышался голос Ильи – соседа по этажу но сотрудника другой лаборатории, – ты чего это не проходишь? Заходи, не стесняйся, будь как дома.
Илья возвращался из буфета, и видно был рад паузе в его довольно плотном рабочем графике, ему хотелось пообщаться, а Сергей оказался единственным, кто казался Илье достойным внимания.
– Зайду, Илюша, зайду, – улыбнулся Сергей, шутке друга, – и продолжил шутливый тон беседы. – А ты всё жрешь, никак не набьёшь свою утробу.
– Увы, – Илья погладил заметно свисающий животик, – соцнакопления. Вынужден хранить, как неприкосновенный запас энергии.
– Ты вот что, – перебил его Сергей, ты чего на теннис не приходишь? Или может партейку-другую на бильярде сгоняем.
– На бильярде можно и сейчас. – Илья глянул на часы, – у меня ещё полчаса есть обеденного перерыва. Пойдем, – разделаю тебя «под орех».
Фраза развеселила. Да, Илья знал чем крыть. На бильярдном столе, хоть в американке, хоть в русской пирамиде ему равных почти не было. Илья был одинок и проводил здесь в институте не только рабочее время, но и выходные. По полдня он колотил по шарам на столе в комнате отдыха.
Сергей вспомнил, что однажды образ Ильи навеял ему тему одного стихотворения. Его тогда пригласили на встречу поэтического кружка, и чтобы не выглядеть безликим сочинителем банальных строчек он достал из глубин памяти древнее, ещё московских времен грустное стихотворение – почти романс:
Одиночество боится вечеров...
День прошел, стучат шаги по переулку.
Заблудившись вереницами дворов
Одиночество выходит на прогулку...
Заметает в поле белая метель
Заметает, и не видно края круга
Дома ждет его холодная постель
Пара писем от забывчивого друга
Одиночеству привычен это быт
Недочитанная книга, чашка чая
Одиночество гитару теребит,
Телевизор до утра не выключает.
А на утро покидая теплый кров
Каблуками простучит в подъезде гулком.
Одиночество боится вечеров,
Одиночество идет по переулку...
Стих получил неожиданную огласку. О собрании кружка местный репортёр тиснул заметку в газету «Навигатор» и опубликовал там это стихотворение полностью. В институте стих и статью хвалили, и всё спрашивали о ком стих, зная, что Сергей не мог сказать так про себя.
Илья тогда не понял, а может не подал виду, что не понял, что стал прообразом героя этого стихотворения.
– Нет, сейчас я не могу, – ответил Сергей на вопрос Ильи, – я жду тут одну важную даму. А вот в воскресенье или в субботу, могу, пожалуй, прийти. Тогда посмотрим кто кого.
– Давай, давай, – улыбнулся Илья.
Дверь с шумом распахнулась, и в вестибюль влетела Аня, вся румяная от мороза и быстрой ходьбы. Она чуть не пролетела было мимо вахты, но оглянулась и кинулась навстречу Сергею.
– Привет, деда. Ты знаешь, куда-то подевались все такси. Звонила, звонила. У всех задержка по минут сорок или даже часу. Пришлось срочно бежать на автобус. Бежала с остановки. Там буран такой.
– Да ладно, – улыбнулся Сергей. – Какой там буран. Так, свежий ветерок. Пойдем, или погреешься кофе выпьешь в буфете?
– Нет-нет деда. В вашем буфете я точно пить кофе не буду. Сейчас пойдем, погуляем, и попьем кофе настоящего, в кофейне.
Сергей оглянулся на Илью, махнул на прощанье ему рукой и открыв дверь пропустил вперёд Аню.
– Пойдемте, сударыня. В кофейню, так в кофейню...