Экскурсии — это ж такое дело: слово за слово, слово за слово... История, география, геральдика и топонимика, искусствоведение и социология, цитаты стихов и газетных статей, немножко политики (куда же без нее!?) и экономики... Некоторые (поистине талантливые и эрудированные) гиды даже рассказывали, что не всегда сами наперед знают, о чем будут говорить на предстоящей прогулке: изложение материала зависит от интересов достопочтенных слушателей, их вопросов, их эмоций...
Ниже — пример одного любопытного рассказа о красивом доме в одном из переулков Арбата, а вернее, о его обитателей и тех, кто так или иначе был с ними связан; авторы текста — наши давние друзья из арт-проекта Moscow Daydream.
Журнал «Москва» существовал уже 10 лет, когда свет увидел 6 его номер от 66 года. Среди прочих материалов там был и такой текст: «...3 апреля 1918 года жюри единогласно признало лучшими работы, присланные под девизом «И так далее» эскизы денежных знаков трех достоинств «на доске, листом с семью рисунками», как было сказано в решении жюри. Постановили: автора премировать и поручить ему «исполнить всю серию в окончательной раскраске». Вскрыв конверт с девизом, обнаружили в нем записку с собственноручной подписью – Александр Викторович Манганари... Эскизы его, по словам видевших их, производили впечатление шедевров. Манганари, богато использовав русский орнамент, изобразил кремлевский ансамбль в условно-сказочной манере, тонкой и прозрачной».
Но еще интереснее то, что весной 1918 года Александр Манганари независимо от Евгения Камзолкина, оформлявшего в ту пору улицы Замоскворечья для проведения к Первомайской демонстрации, пришел к идее совместить серп и молот в качестве символа нового государства.
Родился Александр Манганари ок. 1875 года в семье офицера флота Виктора Манганари, грека по происхождению, и Надежды Манганари, урожденной Фроловой. Род Манганари проживал на острове Хиос, однако в конце XVIII века положение греков в Османской империи стало совсем тяжким; Крым тем временем стал наш, и Панайоти Манганари, перебрался с берега Эгейского моря сначала в Ени-Кале (Керчь), а затем в Евпаторию. Дальнейшую часть жизни он провел в этом тихом городке, а также в Николаеве.
Его сын Георгий (Егор) пошел в морские штурманы, и на протяжении 15 лет выполнял различные боевые задачи, а также картографические работы, исследуя и замеряя акваторию Черного и Азовского морей. Его усердная служба поощрялась начальством: Егор Манганари регулярно получал повышения и ордена.
Николаевские историки И. Гаврилов и С. Крыщенко отмечают, что «к 1838 году Манганари уже имел на руках детальное описание Азовского и Черного морей и карты с нанесенными населенными пунктами, береговыми линиями, глубинами, морскими течениями, направлениями фарватеров, якорными местами для больших судов, места мелководий и места «дурных» грунтов, а также отличительные вершины гор, удобные для пеленгов и многое другое. И Егор Павлович принимает решение о целесообразности составления морского атласа навигационных карт. Это необходимое во всех отношениях издание всецело поддержал адмирал М.П. Лазарев, будучи на тот момент главным командиром Черноморского флота и портов. Егор Павлович получил разрешение гравировать морские карты для атласа в Гидрографическом департаменте... В 1840 году Егор Павлович на два года переезжает в г. Санкт-Петербург для гравировки карт атласа Черного и Азовского морей, который состоял из 26 листов с таблицами». Главным листом была генеральная карта всего Черного моря, которая была настолько полна и точна, что ей пользовались до начала XX века.
Другой сын Павла Манганари Иван также пошел на военно-морскую службу. Он не раз принимал участие в сражениях с турками, а в итоге дослужился до управляющего Херсонским портом. И его дети также связали свою жизнь с русским флотом: Николай принял участие в Крымской войне, был ранен, а умер в возрасте всего 36 лет в 1865 году. Виктор же, видимо, служил в Крыму в 1860-70-е годы. О его судьбе данных сравнительно мало, неизвестен даже год рождения сына — того самого Александра Манганари, ставшего не гидрографом и морским офицером, а гравером и живописцем, пополнившим незадолго до революции Московское товарищество художников.
Мать художника Надежда Манганари приходилась дочерью декабристу Александру Фролову. Блистательная дерзость и неоднозначная слава Рылеева, Пестеля, Каховского и некоторых других декабристов с годами приобрела излишне романтический оттенок: декабрист отважен, декабрист благороден, декабрист образован...
Однако Фролов вступил в тайное общество «из подражания своему ротному командиру Тютчеву», а протокол его допросов более напоминает некий водевиль с пьяными поручиками(!), мнимыми клятвами кровью, польскими авантюристами и прочим угаром.
В итоге Александр Фролов получил 15 лет каторги в общем-то ни за что; в Сибири нашел себе жену — первую красавицу среди саянских казачек Евдокию. Уже после смерти Николая I декабрист с семейством вернулся в Европейскую часть России, откуда подался в Крым, где, однако, столкнулся с лишениями в середине 1860-х: неурожай и падеж скота сильно стеснили бывшего каторжанина, получившего небольшое наследство от друга, в средствах. Наконец, в 1872 году Александр Фролов перебрался в Москву; а последние годы жизни он провел в небольшой городской усадьбе в тихом арбатском переулке.
Конечно, при Александре Фролове этот обновленный несколько лет назад особняк в Малом Николопесковском переулке выглядел не так, как сегодня: его незначительно перестраивали в 1890-е и значительно — в 1901-02 гг., причем по проекту видного архитектора Павла Заруцкого (1868-1935?), чей opus magnum — доходный дом Прошиных на 1-й Тверской-Ямской — варварски снесли несколько лет назад.
Над зданием также работал архитектор Александр Антонов (1871-?).
***
И здесь нельзя не заметить, что подлинное очарование Москвы как раз в том и состоит, что даже про один небольшой дом, стоящий на небольшой и в целом малоизвестной улочке, здесь можно рассказывать очень и очень долго...