Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам,
как еврей,
и потому -
я настоящий русский!
Евгений Евтушенко
На всю жизнь остались в моей памяти ощущения от первого знакомства с музыкой ля минорного скрипичного концерта Дмитрия Дмитриевича Шостаковича.
Немного глуховатое звучание с компакт-диска, сумеречная полутьма. Неторопливо-тягучее изложение ноктюрна шёпотом оркестра и благородно сдержанным голосом скрипки окрашивали тот вечер тихим умиротворением. С начальными тактами скерцо вся гармония полетела к чертям, как резкий спуск с небес на землю. Постепенно ритмы танцевальных движений достигли кульминации и перешли в безудержный пляс с притопами. Это был еврейский фрейлакс - танец, производящий сильнейшее впечатление своей откровенной надрывностью. И чем быстрее темп, тем более жуткой воспринимается музыка.
К Шостаковичу я ещё вернусь, а пока о других композиторах. Ярко отразился еврейский тематизм у Модеста Петровича Мусоргского в пьесе "Два еврея, богатый и бедный (Самуэль Гольденберг и Шмуйле)" из цикла "Картинки с выставки".
Композитор даёт меткие характеристики, поражающие глубиной и тонкостью. Он не только объединил два музыкальных портрета в один, но и заставил их персонажей говорить между собой, раскрывая свои характеры. Речь богатого еврея звучит уверенно, весомо, с повелительными и нравоучительными интонациями, и построена на тяжеловесном проигрывании мелодии двумя руками в октаву. Еврейское звучание придаётся звукорядом с двумя увеличенными секундами, из-за чего тема одновременно напоминает еврейскую молитву. Речь бедного еврея звучит контрастно первому, на дребезжащих верхних нотах с форшлагами, его голос окрашен жалобными и просительными интонациями. Затем обе темы звучат в одновременном "разговоре", с сохранением контраста между ними в разных тональностях. Пьеса заканчивается несколькими громкими нотами в октаву - очевидно, последнее слово осталось за богачом. Как всегда.
Через всё творчество Густава Малера пролегла напряжённая борьба со своим еврейским духом. Дело в том, что для получения поста капельмейстера в Венской Придворной опере композитор 23 февраля 1897 года был вынужден принять католичество. Принудительное совмещение двух религиозных культур не могло не сказаться на сочиняемых им произведениях. Музыковед и писатель Йегуда Векслер считает, что:
Написание "Песни о Земле" для Малера было сублимацией самоубийства, к которому подсознательно очень часто стремятся евреи, изменившие Иудаизму. Недаром, показав Бруно Вальтеру "Прощание", Малер то ли в шутку, то ли всерьез спросил: "Как вы думаете, можно это вообще выдержать? Люди не будут кончать после этого самоубийством?"
За бесконечными поисками бога в музыке стояла бессознательная тяга Малера к когда-то утерянным корням. И даже в христианских гимнах композитора чуткое ухо еврейских музыковедов улавливают хасидские нигуны и мистицизм Торы. Американский композитор Эрнест Блох, всю жизнь сознательно разрабатывавший именно еврейский стиль в музыке, писал:
Малер – немецкий (или, по крайней мере, желает выказать себя как насквозь немецкий) мастер - что ему, правда, не удалось, потому что оно [его творчество] - истинное Еврейство в музыке, еврейское горе и еврейская страстность.
Сам Блох был весьма оригинальным композитором первой половины XX века. Его музыка страстная, печальная и глубоко интеллектуальная, насыщенная еврейской мелодикой. С самого начала для Блоха было характерно именно тяготение к еврейской тематике. Для этого он изучал историю, философию, религию, поэзию. Включение им народных и богослужебных мотивов в свои произведения отнюдь не случайность.
Наиболее известные сочинения композитора - сюита "Баал Шем для скрипки и фортепиано" (1923), "Еврейская сюита" для альта и фортепиано (1951), "Из Еврейской жизни" для виолончели и фортепиано (1925), струнные квартеты (1916 - 1956). И, конечно, Еврейская рапсодия "Шеломо" для виолончели с оркестром. Здесь виолончель - это голос царя Соломона, а оркестр воплощает окружающий его мир.
Через год после Малера в лютеранство перешёл Арнольд Шёнберг, но внутренне остался верен еврейству. В 1932 году в условиях набирающего силу нацизма композитор создаёт оперу "Моисей и Аарон", смело задуманную как антитеза вагнеровским эпопеям. После эмиграции из Германии Шёнберг вернулся в лоно иудаизма.
Самым проникновенным произведением композитора на еврейскую тематику стала кантата "Уцелевший из Варшавы" для чтеца, мужского хора и оркестра (1947), текст кантаты Шёнберг написал сам. Композитор посчитал, что пение не сможет передать весь накал страданий беззащитных людей. Партия чтеца написана на английском и прерывается выкриками-приказами немецкого фельдфебеля, распоряжающегося уничтожением. Кульминацией кантаты становится исполнение древнееврейского духовного гимна "Шма Исраэль" ("Слушай, Израиль"), который поют приговорённые к смерти люди. Текст взят из Ветхого завета, он используется у иудеев в качестве ежедневной, а также предсмертной молитвы. Мелодии хора вторит тромбон. Несмотря на ужас ситуации, звучание молитвы приобретает торжественный характер, выражая душевную стойкость людей.
Самое время вернуться к Шостаковичу. Третьей частью уже упомянутого скрипичного концерта идёт нерукотворная по красоте и трагизму пассакалия, где композитор откровенно заявляет о своём сострадании миллионам безвинно замученным жертвам Холокоста. Часть начинается призывно-грозными фанфарами, постепенно музыка теплеет, подготавливая к вступлению солиста. Монолог скрипки, как горестный рассказ о судьбе целого народа, гипнотизирует, не оставляет равнодушным. Шостакович добивается безумной речевой выразительности, выворачивающей душу наизнанку.
Впервые мотивы еврейского фрейлакса прозвучали у Шостаковича в трио № 2 "Памяти Ивана Соллертинского", написанного в 1944 году. Через 16 лет в автобиографичном Восьмом квартете композитор процитирует его вновь.
В вокальном цикле "Из еврейской народной поэзии" (1948) чувствуется влияние Малера. Первая песня цикла, "Плач об умершем младенце" явная аллюзия на "Nun will die Sonn' so hell aufgeh'n" из "Песен об умерших детях". Е.М. Двоскина отмечает "близкую метафорику текстов" и "интонационную близость этих песен - ходы по секундам в пределах уменьшенных интервалов, общий амбитус мелодий".
У Малера песня начинается со слов "В лучах весёлых тает мгла ...", а у Шостаковича - "Солнце и дождик, сиянье и мгла". При чём слова "сиянье и мгла" были вписаны самим композитором, так как в исходном тексте на этом месте была фраза "невеста легла":
Солнце и дождик, сиянье и мгла,
Туман опустился, померкла луна.
Кого родила?
Мальчика, мальчика.
Как назвали?
Мойшелэ, Мойшелэ.
А в чём качали Мойшелэ?
В люльке.
А чем кормили?
Хлебом да луком.
А где схоронили?
В могиле.
Ой, мальчик в могиле,
В могиле Мойшелэ, в могиле.
Из современных композиторов не могу не отметить произведение американского минималиста Стива Райха "Техиллим" (Tehillim), созданное в 1981 году. Композитор, исходя из того, что "устная традиция пения псалмов в западных синагогах утрачена", создал свой неповторимый вариант распева древнееврейских текстов.
Традиционная несмешная байка таки на своём законном месте:
Рассказывали, что Александр Константинович Глазунов, директор Петербургской консерватории, откровенно восхищался евреями.
И иногда относительно некоторых студентов-неевреев он говорил, что "разочарован их христианской игрой".
Уважаемые читатели и авторы, чтобы не потеряться в Океане между Нот, давно пора уже сохранить себе постоянно пополняющийся каталог публикаций канала.