Мой старший сын по мнению многих врачей был должен погибнуть. И ему не давали права выбора. Должен - и все тут!
Виталик попросился в этот мир точно в срок. Ничто не предвещало, как говорится. Но перед самыми родами у меня резко подскочило давление до критических отметок.
Дежурный доктор запаниковал, сначала начал стимулировать, потом, видя, что драгоценные минуты слишком быстро уходят, решил наоборот остановить схватки, чтобы сделать экстренное кесарево.
Но не в этом было дело. Я очнулась через 6 часов после операции. А сына нет. Медсестра как-то странно кивает при виде меня и вздыхает.
-Хочешь попрощаться - иди, - слова ее до носились, как сквозь вату или толщу воды.
Другая уже хватает меня за руки:
-Вера, куда, нельзя тебе, лежи, дура!
Но я уже ползу в сторону палат, цепляясь за стены. Роженицы смотрят на меня с жалостью и ужасом. А я не вижу никого.
Только то окно, за которым мой сын. Мой Виталя.
Он лежал там один, бесконечно родной, красивый и... синий.
Врач косится в мою сторону:
«Тяжелый порок сердца, сейчас будем отправлять... Муж-то где?»
На третий день жизни Витали должна была состояться операция. Она бесплатная, а вот клапан стоил денег. Квоты не хватало на оплату клапана.
Срочно нужны были деньги, которые муж собирал по друзьям и знакомым, сняли все с книжек моих родителей. Последние 57 тысяч, как сейчас помню - негде взять.
И он звонит матери. Та невозмутимо выслушивает, а потом говорит:
«Я дам вам 50 тысяч, но ты потом за это перепишешь на меня машину, пока твоя профура ее к рукам не прибрала. Лучше сестре подаришь, вдруг чего».
Эти деньги не были взяты, мы нашли, выкрутились. Сейчас сыну 21 год. Он замечательный, красавец и спортсмен (насколько это возможно в его случае), но свекровь я никогда не прощу.