Мороз сегодня будет крепким, он почувствовал это ещё вчера вечером когда Умка всегда ночевавший на улице в своей конуре вдруг начал скрестись в дверь зимовья и просится в внутрь. В конце декабря здесь на севере Забайкалья, на самой границе с Якутией морозы нередко достигали -50, но сегодня было холодно по особенному. Ночью он несколько раз вставал и подбрасывал в печь сырые получурки с тонкими сухими поленьями. Проснувшись рано, он при свете лампы попил чай с холодным куском сохатины, собрался и вылив из чайника остатки воды, затворил дверцу промежуточного зимовья. Умка не особенно радостно затрусил впереди него по путику, два месяца в тайге сказывались на них обоих, ежедневные многокилометровые переходы давались уже не так легко. В тайге было ещё темно, край небосвода на востоке пока только розовел, на западе же в тёмном небе ещё угадывались звёзды. Стояла тишина нарушаемая только шуршаньем его камусных лыж, изредка винтовочным выстрелом трещали стволы лиственниц лопающихся на морозе. Вода в стволах деревьев замерзает и сжимаясь заставляет рваться по вдоль стволы вековых деревьев. Семён всегда рано выходил, за долгую зимнюю ночь он успевал выспаться в зимовье, а до следующего нужно пройти 20 километров. И прийти посветлу чтобы затопить печь, набрать воды или льда на ключе и сварить еды себе и собаке. Этот участок достался ему от отца, батя добывал здесь соболей, белок, рысей и ярко красных лис, проводя на этом участке большую часть года.
Несколько лет назад старик отец сдался и впервые за много лет встретил зиму дома, сходя с ума в деревне и от скуки постоянно ругаясь с женой. На следующую осень он всё таки засобирался в тайгу снова, но Семён вдруг неожиданно для себя взял на работе отпуск и договорившись с мужиками о заезде и выезде, уехал на два месяца на участок. Ох и хлебнул он горюшка в первую осень, добыв всего десяток соболей и полсотни белок. Старый отцовский кабель Кучум не признавал в нем хозяина и трепал соболей так что от них клочья летели. Опыта у него тоже не хватало, в ловушки соболь не шёл. Мяса он тоже добыть толком не мог и перебивался на зайцах, глухарях и рябчиках. Сбросив за два месяца пятнадцать килограмм веса, он только к концу сезона подстрелил молодого изюбря которого Кучум смог поставить на отстой.
Но в ту осень случилось главное, Семён заболел промыслом. Он конечно и раньше охотился, стрелял уток и рябчиков возле деревни, бил коз и кабанов на загонах с друзьями. Но это было другое, он только несколько раз бывал с отцом на участке, в основном когда помогал ему ремонтировать зимовья и завозил или вывозил его с промысла. Сам он раньше считал промысловую охоту сумасбродством отца, деньги можно было заработать и в леспромхозе, да и побольше чем батя за сезон набивал. Но после той осени, Семён изменился. Взял пяток щенков от рабочих собак и вечерами возился с ними, играя и натаскивая. Из тех пяти только Умка и остался, кто то погиб под копытами сохатого, кто заболел, кто просто потерялся, хорошая собака всегда редкость. Но зато за этим кобелём Семён был как за каменной стеной, Умка только входил в свои лучшие годы, с каждым сезоном оттачивая своё мастерство. Не боялся с ним Семён ходить ни на кабана, ни на медведя, кабель с возрастом становился злее на крупного зверя и соболя, остывая по отношению к белке и птицам.
Обход путика со временем становится рутинным делом, проходного соболя уже не осталось, а местный слабо шёл в капканы. Поэтому охотник обрадовался свежему ночному следу лося, Умка сразу же ушёл по нему и вскоре остановившийся Семён услышал отрывистый хриплый лай. Поставил, поставил, надо бежать! Он сбросил с поняги мешочек с приманкой и котелок с продуктами, оставив только топор и торопясь понёсся вниз по ключу, туда откуда из густого ельника раздавался лай. Умка поднял сохатого с дневной лёжки и тот не торопился выходить из густого ельника, прижимая уши и вытягивая голову он бил передними копытами отгоняя собаку. Семён подходил осторожно, но как не старался молодая еловая поросль не давала подойти на выстрел бесшумно, а выстрелить ему нужно было очень точно. Как не крути ТОЗ-8 при всех его достоинствах не рассчитан на крупного зверя, поэтому выстрел должен быть ювелирным. Бык чуял его и два раза уходил, Умке с каждым разом труднее удавалось его останавливать. Наконец поняв бесполезность этих попыток он встал на хорошо просматриваемом месте, в надежде на то что Умка догадается выгнать сюда зверя и кабель его понял. Долго он кружил с Сохатым по темной чащобе, но наконец разозлил и выманил его под верный выстрел. Раздался сухой треск тозовочного заряда и лось стремительно рванул в чащу, стрельнуть второй раз Семён не успел.
Только теперь он понял что после стремительного бега на лыжах и долгого лазанья по бурелому ельника вспотел так что суконная куртка на нём стояла коробом. День клонился к вечеру, Умка снова убежал за сохатым, не даст ему залежатся будет гнать, его пока не остановит. А остановить раненого лося может только смерть, он теперь будет идти пока не упадёт. Обречённо вздохнув Семён побрел вслед за лосем, теперь его нужно добирать, если он издохнет сейчас, за ночь промёрзнет насквозь. Сохатый уходил вниз по распадку на большую марь, там был край участка и не одного зимовья поблизости. Так и не услышав лай собаки Семён через пяток километров вышел на мёртвого лося возле которого лежал измотанный Умка. Немного отдохнув Семён стал собирать дрова для костра, ему предстояло провести здесь всю ночь. Ободрать лося дело не хитрое, но на таком морозе можно и без рук остаться если не позаботится об огне, к тому же одежа на нём снова заледенела. Собрав хворост и срубив топором пару сухостоин он полез в корман за спичками и похолодел. Вчера затапливая печку в зимовье он поленился достать с полки коробок и достал из кормана свои дежурные спички, да видимо там и оставил. У него же в котелке есть, зажигалка завёрнутая в полиэтилен, а где котелок, на путике остался!.. Судорожно шаря по карманам он в первый раз в жизни пожалел о том что не курит, тогда бы он спички точно не забыл. Солнце уже село за горизонт, когда он уже отчаявшись с трудом содрал с себя обледеневшую куртку и под подкладом нащупал измятый потерявший форму коробок, Замёрзшие руки потеряли чувствительность и плохо слушались, он с большой осторожностью открыл коробок и обнаружил в нём всего две спички, у одной из которых серная головка стёрлась совсем. Отложив коробок в сторону он долго грел руки, прежде чем разводить костёр, нарвав помельче бересту он обложил её тоненькими лиственничными веточками положив сучья потоньше рядом. Права на ошибку у него не было и он это знал. Подув ещ раз на руки он взял спичку и с величайшей осторожностью, боясь дышать чиркнул, огонёк вспыхнул, на секунду осветив его лицо и руки и вдруг погас...