Конечно, на тот бал он отправился только для того, чтобы не расстраивать вездесущею нянюшку. Смешно сказать, храбрый офицер, предприимчивый мануфактурщик, побаивался сгорбленную старушку и как юнец бежал от строгих выговоров. Прасковья Федоровна заменила ему мать еще в детстве - графини было не до сына. Ее интересовали балы, наряды, а когда Сергею исполнилось двадцать пять, матушка тихо почила в бозе от лихорадки. Сын не особо горевал, особо крепкой семья не был никогда - отец погуливал, не стесняясь разговоров в высшем свете, мать делала вид, что ничего не замечает, сохраняя видимость идеальной семьи. Поначалу графский сын переживал, но в отрочестве осознал, что его семья может быть любой и лишь от самого Сергея зависит будет ли он счастлив. Юноша упорно учился, всегда подкреплял слова делом и старался ничего не бояться.
Однако сейчас, глядя на тонкую фигурку, кружащуюся посреди бальной залы, он чувствовал как страх перед неизбежными переменами заполняет каждую его клетку. Каким-то шестым чувством, интуицией, кожей граф Роденский, вдовец и затворник, почувствовал, что эта девочка, которая едва на него взглянула, сумеет вытянуть его из морока ужаса, вины и горя. Ее первый бал, и нет красивее женщины в зале. Нет женщины, которая когда-то будет желаннее.
Не глядя ни на кого, забыв приличия, он шагнул в круг танцующих и поклонился Ольге. Та удивленно взглянула на протянутую руку, кивнула какому-то юнцу, который недовольно смотрела на графа и приняла приглашение. Больше Сергей ее не отпускал - ему было плевать на правила приличия, ее заполненную бальную карту и всех тех, кто мечтал поймать на себе взгляд из-под длиннющих ресниц. Это его женщина, и пусть только кто-то посмеет подвергнуть это сомнению!
На них удивленно косились, в зале не замолкал шепоток, но Оля не сводила с него глаз. Юная, разрумянившаяся от танцев, она была прекрасна. Молодые люди не сказали друг другу ни слова, но все было понятно, как если бы они разговаривали до этого часами. На прощание Сергей задержал ее руку в своей:
-Спокойной ночи.
-О, - лукаво улыбнулась девушка, - спокойных ночей, боюсь, мне теперь не видать.
На следующее утро Роденский предстал перед ее ошеломленными родителями, и попросил руки их дочери. Уточнил:
-Самой красивой.
Отец Ольги был одним из самых богатых людей империи, владел заводами, фабриками, железными дорогами и мануфактурами, имел репутацию жесткого делового человека, не склонного к сантиментам. Савелий Игнатьевич хотел выдать дочь за другого, того, кто будет делами управлять, а не на войне рисковать головой. О семье Роденских он, конечно, знал - состояние их было сопоставимо с его богатством, наград и чинов так и вовсе без счета, семья всегда была среди любимцев императорской четы, но Сергей был вдовцом с детьми. Оля отцовская любимица, хороша собой, умна, образованна - зачем ей такой груз?
Весь вчерашний вечер он наблюдал, как бравый офицер и его дочь не сводят друг с друга глаз. И было в их взглядах что-то такое, чему прожженный делец поверил. Он посверлил будущего зятя взглядом, с удовольствием представил сколько шума будет в свете и кивнул:
-Так и быть. Если Ольга сама согласится - препятствовать не стану.
Сергей взгляда не отвел, протянутую руку крепко пожал и попросил разрешения поговорить с Ольгой Савельевной наедине. Глава семейства кивнул и разрешил короткую прогулку в саду, где уже спустя пять минут молодые люди целовались и были совершенно счастливы.
Венчались на Красную Горку, не стесняясь устроить грандиозный пир, но еще до этого Ольга стала приезжать в гости к детям Сергея. Это вызвало волну пересудов, но ее нисколько это не волновало. Не стремясь заменить им мать, будущая графиня хотела стать другом. Она искренне и глубоко вникала в их детские проблемы, потакала шалостям, наперегонки носилась по поместью в догонялки и не стыдилась испачкать платье, отчаянно стремясь выиграть в прятки. Девушка легко завоевала сердца всех домочадцев, даже молчаливого наследника Роденского. Спустя несколько месяцев Сергей не мог и вспомнить, как он жил без этого рыжеволосого бесенка?
Незадолго до свадьбы он привез будущую жену в монастырь, познакомиться с Донкой. Та усмехнулась, гостью обняла, а самого графа отправила восвояси:
-У нас тут свои разговоры, через неделю приезжай.
Сергей пререкаться не стал, тем более Оля выглядела веселой, и действительно приехал только через семь дней. Невеста чуть похудела, загорела от работы на свежем воздухе и была так сокрушительно хороша, что от греха Сергея удерживали только вековые стены монастыря и уважение к сестре Марии.
Родить детей новоявленная графиня так и не сумела - беременности протекали легко, но дольше трех месяцев не длились. Она рыдала ночами в подушку, ходила черная от горя, и после седьмой неудавшейся попытки попросила мужа отвезти ее в монастырь:
-Даст матушка благословение, приму постриг. Не могу больше, Сережа. Дышать больно.
От этого поступка ее отговорила неожиданно нагрянувшая в гости Донка:
-Какой такой монастырь тебе? У тебя дети, ты венчанная жена!
-Какие дети? Я же не могу...
-А вот те, которых я в гостиной видела, не твои, разве? Больно тогда убиваются по тебе, раз неродные.
-Родные!
-Так и займись ими!
Оля совету вняла, и постаралась забыть о своем горе и быть опорой сыновьям. Те к ней тянулись как к родной, и постепенно горе стало не то, что бы меньше...легче. Она занималась с детьми, часто выезжала в свет, держала литературный салон и с удовольствием погружалась в домашние хлопоты. Графиня Роденская твердо знала, что должна делать для своей семьи, и это знание придавало ей сил.
Граф с женой часто путешествовали, и одни, и в компании детей. Лето проводили в поместье Огребских, и Оля с княгиней стали не просто подругами, а сестрами. Они писали друг другу письма, часто приезжали погостить и графиня с гордостью стала крестной матерью младшей княжны. Анфиса не слезала с ее рук, часто оставалась пожить в графском поместье и иначе как второй мамой не называла.
Сейчас, сидя на темном полустанке перед близкой подругой жены, Сергей понимал, что ему предстоит сделать едва ли не самый тяжелый выбор в жизни.