/Рассказы из серии "Становись! Ра-а-вняйсь! Сми-и-рна!"/
- Почему вы стоите? Почему не проверяете тумбочки?
Начальство подкралось сзади, и вопрошало из-за моего правого плеча. Спутать сладкий и скромный голос начальника штаба капитана Яценко с каким-либо другим, было невозможно. Я обернулся, конечно же, это был он. Но в этот мёд мог вляпаться только тот, кто ещё не знал сложную натуру эНШа. Таким же нежным голосом он отдал бы приказ и о расстреле…
- Так у меня же не матросов…, - с плохо скрываемым удивлением и раздражением прозвучал мой ответ.
А в душу, обнимаясь ввалились сомнение с подозрением… Ибо Яценко слыл большим любителем унизить человека: ставя его в неловкое, а чаще - дурацкое положение с далеко идущими неприятными последствиями. И получал от этого глубокое моральное удовлетворение. Свои многоходовые подлости против тех, на кого он «имел зуб» готовил заранее. А не любил он всех, кто служил с ним рядом. Но «точил зубы» на тех, кто ниже его в звании – ответить не могут, не имеют права... Равных по званию, сильно задевать побаивался, могли просто дать по морде за «козлиные» шутки, или подставить – подмочив его репутацию перед начальством. А начальство он - ненавидя уважал.
- Разве?! Сейчас посмотрим… - произнёс он, вроде как бы допуская, что мог ошибиться. Но самое смешное, что он прекрасно знал ответ. И для меня уже не было секретом, что подлянка с его стороны уже подготовлена. А эти вопросы, так - прелюдия…
Через пару минут он вернулся с ШДК в руках – Та-ак… к вам на штат поставили матроса Полякова. Покажите мне его тумбочку.
- Как же я покажу вам его тумбочку, если вы меня только что известили о том, что у меня, теперь, есть матрос в подчинении?!
- Всё равно, покажите!
- Хорошо, что я знаю, где-чья у матросов тумбочка. Благодаря врождённой наблюдательности. А если бы не знал?!
Подошли к тумбочке. Открыли дверку. Выдвинули ящичек…
- Почему у него нет мыла и зубной пасты?
- Его, когда ко мне перевели?
- Вчера вечером.
- Вчера вечером. А я узнал об этом, от вас, тридцать секунд назад. Вы задаёте вопросы, так, как будто матрос месяц как у меня служит, а я о нём совершенно не забочусь, и не вникаю в его трудности.
- Почему в тумбочке беспорядок?
Понятное дело, что разговор-игра идёт в одни ворота. Что я разговариваю с глухим. А точнее – с тем, кому мои ответы не интересны. Я успокоился и стал поддерживать игру, начатую начальником штаба.
- Не знаю. Но могу сказать точно – это сделал не я.
- Вы плохо смотрите за матросом, не вникаете в его нужды.
- Вникну. Сегодня же вникну. Глубоко.
эНШа полез под матрас. – Почему у него тельняшка под матрасом?
- Наверное, больше некуда было положить.
- Научите его заправлять кровать!
- Есть!
- Телесный осмотр провели?
Внутреннее спокойствие быстро улетучилось, внутри моего организма всё кипело от негодования по причине тупости начальника штаба. Очень хотелось послать его подальше и на всем известные три буквы. Мой мозг отказывался воспринимать эту ситуацию как реальную. Идиотизм чистой воды. Прикалывается, сволочь. Нашёл возможность потешить своё самолюбие, урод.
- Не успел. Осмотр прошёл раньше, чем я узнал, что это мой боец.
Пока мы задушевно беседовали, матросы построились. И мой «новенький», как по волшебству оказался около нас.
- Почему он в такой грязной форме?
Я, оборачиваясь к матросу с вопросом: - Почему в грязной форме?
- Не успел постираться.
Поворачиваясь к эНШа: – Он, не успел постираться.
- Почему?
Поворачиваясь к матросу: - Почему?
- Допоздна чистили снег у штаба.
Поворачиваясь к эНШа: - Он, допоздна чистил снег у штаба.
- В баталерке укладку проверяли?
Этот бестолковый разговор меня достал. И игра эта достала. Не собираюсь быть оселком для оттачивания его остроумия и ослоумия… И я замолчал. Я просто ушёл в себя…
Светило яркое и тёплое солнце, под лёгкими порывами ветра слегка колыхался мискантус, и другая высокая трава, название которой не знаю. Заливистые трели птиц, вкусно пахнущий воздух, состоящий из запахов реки, трав и соснового леса, щекотал душу мягкими лапками, успокаивал и…
эНШа ещё что-то раза три спросил, но я его уже не слышал. Не получив ответа и посмотрев в мои пустые глаза пошёл прикалываться дальше по строю, благо поле для деятельности было широкое…