Когда Мадис возвращается, я спрашиваю:
— Ну, в чем там была загвоздка?
— Таким оболтусам, как ты, неохота и рассказывать. Терпеть не могу твои дурацкие вопросы! — объясняет он дружелюбно.
Я смеюсь.
У нас с Мадисом хорошие отношения.
— Сменил одну лампу и припаял пару концов. Какой-то дурак там уж ковырялся,— объясняет он через некоторое время.
— Сколько ты обычно, берешь за ремонт? А то не знаю, стоит ли покупать телевизор.
— Тебе я все равно не стану ремонтировать. Можешь не покупать.
— Сколько со старухи-то содрал?
— Дурак! У этой бабки не такое лицо, чтобы там были лишние деньги. Телевизор-то у нее жалкий КВН, экран, как свинячий глаз... Или ты думаешь, что всегда надо брать деньги?
— Наказал тебя всевышний,— дразню я.
— Тебе я еще концы не зачищал,— угрожает он.— Но смотри, дождешься, припаяю.
— Гибель меня не страшит, но тебя, Мадис, боюсь до смерти.
— Ты еще не видел мужчину во гневе. На заводе я ведь просто так, забавляюсь.
Конечно, он сейчас говорит неправду. Но не мое дело объяснять ему это.
...К нам в цех пришел новый рабочий. Зовут его Рейн, и он тоже странный парень. Островитянин. Не страшится никакой трудной работы — в любом осциллографе, в самой запутанной электросхеме разберется.
Ребята его зауважали: вел он себя по-товарищески и работал как надо. И теорию знал лучше других.
Между собой Мадис и Рейн сначала говорили о Сааремаа, искали общих знакомых, а затем перешли на электронику.
В дискуссии Рейну пришлось уступить, Мадис сумел перевести разговор на те вещи, которые сам он знает лучше.
Мадис сказал, что из Рейна выйдет толковый работник, если только он, Мадис, возьмет над ним шефство.
Но однажды в обеденный перерыв Рейн хвастался, как он зарабатывает деньги ремонтом телевизоров. Рассказывал он с воодушевлением.
— Дураки люди! Ни черта не понимают в телевизорах, думают, что это уж такая сложная штука,— голос его прерывался от радостного возбуждения.— Там какая-нибудь ерундовая неисправность, а они уж и не знают, что делать...
Ребята слушали. Некоторые одобрительно кивали. Я наблюдал за Мадисом; он становился все мрачнее. Я знал: будут неприятности. Ничего не поделаешь. Может быть, Рейна надо немного проучить, подумал я. Кроме Мадиса, никто этого все равно не сделает. А Рейн продолжал рассказывать:
— ...Например, вчера вызывают меня, а все, оказывается, в полном порядке. Просто хозяин не знал, какой рычажок крутить. За это я его и проучил... Разобрал телевизор, немного поковырялся, ну, и освободил человека от лишних денег.
Мадис поднялся, выпятил грудь и молча пошел на Рейна. Таким бешеным я его еще никогда не видел.
— Вон! — прохрипел он.— Вон!
Схватил парня за грудки и вытолкал из цеха. Это было для Рейна неожиданностью, лицо его выражало полную растерянность и изумление.
— Мадис окончательно спятил,— сказали ребята.— Уж это наверняка.
— Все-таки он сумасшедший,— сказал мастер.
Но некоторые отворачивались и ухмылялись.
Мадис демонстративно подошел к крану и вымыл руки.
— Подлец. Свинья он, а не островитянин,— сказал Мадис.
После этого Рейн несколько дней ходил с хмурым лицом. Кое-кто из злопыхателей Мадиса пытался натравить на него Рейна. Но тот хмуро отвечал:
— Пошел к черту.
А некоторое время спустя Мадис надавал Атсу зато, что тот заснул на работе. Тогда Рейн подошел к Мадису, тоже выпятил грудь и сказал:
— Ты ребят руками не трогай, а то так от меня получишь, что закон Ома забудешь!
Сначала Мадис рассердился, а потом рассмеялся, потому что Рейну это как следует не удалось, а вышло смешно. Позже Мадис объяснял всем, что все-таки в Рейне течет, по-видимому, кровь островитянина и что из него еще может что-то получиться.
О починке телевизоров больше разговоров не было.
Что же касается Мадиса, то, конечно, он невозможный тип. В этом никто не сомневается.
Да и я не стану его оправдывать. Еще не хватало, чтобы враги Мадиса стали моими врагами.