Шел март 1993 года. Я заехал в гости к моему товарищу Игорю в городок Полярные Зори просто с оказией. В эти северные места меня привели дела, никак не связанные с Кольской АЭС, но Игоря я не мог не навестить. Полярная ночь официально закончилась, но день еще не победил, и темного времени в сутках было пока гораздо больше. В вечерний час мы стояли на центральной площади поселка и любовались полярным сиянием. Никакое кино или книга не может передать загадочной северной красоты. И я не буду пытаться, скажу одно: то, что мы видели было похоже на белые тюлевые занавески, которые создатель развесил сушиться от одного небесного края до другого. Зрелище не столько поражало красотой, сколько необычностью и масштабом.
- Что у Вас в поселке интересного? – спросил я, когда мы направлюсь к пятиэтажке, где жил мой друг, чтобы пить чай.
— Вот автобусная остановка, откуда мы ездим на станцию, - ответил Игорь. У проезжей части на улице кроме навеса стоял турникет и металлическое заграждение змейкой для очереди, как в парке аттракционов.
- Вы что же, не можете просто в автобус влезть? - удивился я.
- Традиция, - ответил Игорь. - А вот наша горнолыжная трасса, - продолжил товарищ, показывая рукой на близкую сопку, где черточкой поднималась линия бугельного подъемника. А там, чуть дальше за сопкой - Игорь махнул рукой, - у военных хранилище атомных бомб.
- Врешь ты все, наверное, - отмахнулся я, но подумал в глубине души, что весь полуостров, как никакая часть Родины, насыщен военными и промышленными объектами. И одновременно полон мистики и тайн.
Игорь был одним из лучших работников отдела ядерной безопасности Кольской АЭС, и знал про станцию все.
- Расскажи про аварию, все равно слухи просочились, - просил я друга за кухонным столом.
- Вообще-то Кольская АЭС, одна из самых безопасных, а реакторы ВВР-440, очень удачные. Так что у нас обычно тихо. Норвежцы возле границы постоянно мониторят радиационный фон. Если что-то им не нравится сразу сообщают, у нас с ними отличный контакт. Вот в прошлом году звонят мне, и говорят, что к ним прилетело радиоактивное облако. Мы в ответ, что у нас все чисто, но буржуи настаивают, приводят данные по времени и месту. Мы уж хотели у военных расспросить, не сделали ли они чего лишнего. Я всю станцию облазил, пока не забрался на трубу. (У АЭС есть трубы, похожие на дымовые. В них производится выброс вентиляции, поскольку воздух на станции имеет некоторую радиоактивность. А так он развеивается по ветру до незаметной концентрации.) Оказалось, что в трубе развалился фильтр, и выбрасываемый воздух подхватил радиоактивную пыль из самого фильтра. Пришлось извиняться перед норвегами, и говорить, что больше не будем.
Так что мы в этом году беды не ожидали, а она и пришла. Очень уж тут погода суровая и неустойчивая. Зимой еще и холодно, до минус 45 градусов. От мороза в носу получаются сосульки размером чуть не с мизинец, потом из ноздрей вытаскиваешь.
Игорь поморщился. - А тут в самом начале февраля пришел настоящий ураган небывалой силы. Когда началось, все причастные по регламенту безопасности собрались на станции, в том числе и я. 2 февраля у недалеко от наших электроподстанций повалило опоры магистральной ЛЭП, случилось полное обесточение АЭС, т.е. классическая авария. Сработала аварийная защита, реакторы заглушились нормально. Но кое-что пошло не так.
(Поясню, что на атомной станции при аварии мало прекратить цепную реакцию, надо расхолаживать реактор, потому что он еще долго продолжает выделять огромное количество тепла. Активная зона без охлаждения разрушится, и мы получим что-то вроде Чернобыля, только в меньшем масштабе, так называемый Китайский синдром. Для штатного расхолаживания надо подать электричество на циркуляционные насосы, а в качестве источника энергии используют аварийные дизель-генераторы.)
После Чернобыля ввели получасовой запрет на действия персонала, - продолжал Игорь. - Осознав, что Чернобыльская авария была полностью рукотворной, мудрые аналитики посчитали, что первые полчаса после срабатывания защиты автоматика справится лучше человека. Так что, когда свет погас, и зажегся аварийный, мы, как зрители смотрели за развитием пьесы. Дизель- генераторы запускаются автоматически сжатым воздухом. Смотрим, генераторы стартуют, свет появился, и тут система подумала, в виртуальном смысле, конечно, что внешнее питание восстановлено, и отключило генераторы. Это КИПовцы, мать их, так автоматику настроили. Свет чуть погорел, и погас. Система опять запустила дизели, и как свет появился, она их снова заглушила. Вот так всего четыре раза, потом сжатый воздух в баллонах кончился. Но начался полный аврал и ахтунг.
Если насосы не крутятся, то для расхолаживания остается один путь: выпаривать из реактора воду, как из кипящего чайника, и по мере снижения давления, подключать к нему все емкости, где она есть. Система это делала по прописанному алгоритму, а мы полчаса только смотрели на приборы и думали, хватит ли нам воды.
- Ну и как, хватило? - задал я вопрос, который не мог не задать.
- Да, хватило, конечно, а то мы бы тут чай с тобой не пили, - заметил Игорь. Всё мы расхолодили в чистом виде, без повреждений и потерь. У нас на первом и втором блоке парогенераторы старого образца, большие, и воды много. Потом починили ЛЭП, ввели станцию в штатный режим, все нормально, только чуть-чуть страху натерпелись.
Размышляя потом о рассказе моего друга, я подумал, что на сей раз советская техника семидесятых годов оказалась, слава Богу, на высоте, и мысленно сказал спасибо ее создателям.