«Как же вы скучно жили! — удивляется внучка, — ни интернета, ни сотовых телефонов. И даже телевизора не было? Ужас! А как ты жила без сериалов?». Бабушка, минуту подумав, отвечает: «Нам их песни заменяли. Тогда песни были другие. Каждая песня — целая история…»
Подслушав невольно этот разговор в трамвае, я подумала: ведь верно! «В Москве, в отдаленном районе, семнадцатый дом от угла, чудесная девушка Тоня, согласно прописке, жила…» или: «Там девушка Галя живет непременно в шахтерском своем городке…». Что касается последней песни — про Галю, была она настолько популярна, что в честь этой песни многие родители называли девочек Галинами, хотя заканчивается та песня печально. Вот об одной такой Галине, с которой вместе когда-то учились в анжерском педучилище, и недавно встретились, я и хочу рассказать.
Даешь имя — даешь судьбу
— Песня красивая, но я ее не любила, — вспоминает Галка (ныне Галина Петровна), — помню, собирается по праздникам вся родня, и обязательно среди прочих эту песню запоют. Там история первой любви: встречался парень с девушкой, потом уехал из маленького шахтерского городка. А через полвека вернулся посмотреть на город своей юности, и привели его ноги к порогу той самой Гали. Он вспоминает свою девушку первой красавицей, и что он видит? «Седая старушка на чистой террасе спокойно стирает белье…». Так он к ней и не подошел.
Особенно обидными мне еще в детстве казались слова: «Прости за жестокую память о прежних косичках твоих, за то, что мужчины бывают с годами моложе ровесниц своих…». Помню, я еще лет в пять спрашивала маму, что означают эти слова? А она попросту мне ответила: мол, посмотри на меня — вся седая, половины зубов нет, а папка-то у нас до сих пор — орел!». Уж не знаю, что она этим хотела сказать, интонация у нее была странная, насмешливая. Но как-то запал мне в память этот разговор.
А потом в семнадцать лет — первая любовь, выпускные экзамены, кипит в садах черемуха! Шли мы как-то из школы с моим Сережей и услышали эту песню по радио. Пел известный тогда бас-баритон Евгений Кипкало. Я возьми, да и спроси своего Сережу: а ты бы, если б увидел меня седой старушкой на террасе, подошел бы ко мне или бы испугался и сбежал?
— Что за глупый вопрос, конечно бы подошел! Да ты никогда не состаришься, всегда будешь такая же!
«В другую влюбился за то, что похожа…»
Не знаю, похожа ли я на его жену или нет. Только получилось, как в той песне. Уехал Сережа учиться в Томск. Я еще школу заканчивала (он был на год меня старше), потом поступила в педучилище. Какое-то время переписывались. Потом его в армию забрали. Да еще такая подробность: его мама не очень меня привечала. Просто она очень хотела, чтобы он институт закончил, боялась, что мы рано поженимся, пойдут дети и — прощай учеба.
Как мать, я ее понимаю, но когда мои мальчишки начали встречаться с девушками, я их всех встречала с добрым сердцем. Потому что вспоминала, как сережина мама всегда со мной сурово разговаривала, и мне не хотелось стать такой же. Может, поэтому, когда от него перестали письма приходить, я к ней даже не зашла, чтобы расспросить о нем. А он ее просил передать адрес его воинской части. Почему-то сам мне не мог написать, видимо, боялся, что не захочу ждать…Так моя любовь и растаяла.
От одноклассника слышала, что Сергей вернулся из армии в Томск уже женатым, восстановился на заочное, закончил политех. Больше ничего о нем не знала. Я вышла замуж за шахтера, как и многие в Анжерке, двоих мальчишек мы вырастили.
А когда старший уже в школе доучивался, мужа в шахте засыпало. Их тогда одиннадцать человек хоронили. Отплакав, я сказала сыновьям: в шахту только через мой труп! Езжайте в Томск, учитесь, выбирайте любую профессию, но чтобы под землю ни один из вас до срока не лез! Да они и сами поняли. Муж у меня был хороший, добрый, сыновья его любили и слушались.
Поступили мои мальчишки, один — в политехнический, другой — в строительный. Приезжали на каникулы, и я к ним ездила, особенно, во время сессии — картошку, соленья, пирожки домашние привозила, чтоб голодом не сидели. И каждый раз нет-нет, да вспоминаю Сережу: приглядываюсь к мужчинам в возрасте — может, он сейчас такой? Или вот такой? Растолстел, полысел, носит усы или бороду отрастил? Такая вот глупая забава для самой себя, ведь понимаю, что вряд ли узнаю, если встречу, а все же интересно, каким он стал…
Потом ребята мои переженились, внуки пошли. Я двадцать лет проработала воспитательницей в детсаду, затем назначили заведующей. Так в заведующих до пенсии и проходила. На нашей улице нет ни одного ребенка или взрослого, кто бы меня не знал. Идешь в магазин, только и слышишь от каждой калитки: «Здрассте, Галина Петровна!».
Появились телевизоры, запели другие песни. Собираясь по праздникам, мы уже пели «Миллион алых роз» (тоже ведь красивая история!) или «Седой паромщик», или еще что-нибудь душевное. А про «Галину Петровну» все уже и забыли. Но я ее помнила. Эта песня мою судьбу словно закодировала!
Конечно, я следила за собой, подкрашивалась, одевалась более или менее по моде, и не только потому, что была раньше заведующей садиком, но и потому, что очень уж не хотелось превращаться в «седую старушку на чистой террасе».
«Прости за те лунные ночи…»
И вот в прошлом году стою на веранде, развешиваю белье. И тут соседский мальчик Павлик кричит из-за калитки: «Галина Петровна! Вас тот дяденька спрашивал! — и показывает на мужчину, который уходит от моего забора вдоль по улице.
Не знаю, что на меня нашло. Только я, бросив белье в таз, рванулась следом. Догнала и так по-хозяйски разворачиваю его к себе. Сухопарый, седой, а все-таки я его сразу узнала!
— Сережа! Ты же обещал, что не сбежишь, даже если через полвека меня увидишь! А сам — сбежал? Неужели так постарела?
А у него слезы в глазах: меня, говорит, Сережей после смерти мамы давно никто не называл…
Взяла его под локоток, довела до своей калитки. Вскипятила чай, ватрушек на стол поставила. Сначала неловко было, с чего начать разговор, ведь целая жизнь прошла друг без друга. Но потом за чаем разговорились, про пенсию, про детей, про родителей, про одноклассников… Сергей тоже детей вырастил, выучил, внуки уже школу заканчивают. В прошлом году овдовел, затосковал один и решил съездить в Анжерку, хоть никого уже тут не осталось, но все же город посмотреть.
— Клянусь, я не вспоминал о тебе, все некогда было. Детей поднимать надо было, на двух работах пахал, чтобы выучить, да и помочь хотел, дети, ипотеки, в общем, все как у всех.
— Не вспоминал, значит? — обидно мне стало (я-то его не забывала). И тут он молча достает свой бумажник, а там среди банковских карточек и документов маленькая пожелтевшая фотография — мы с ним стоим как раз у моей калитки (сережин отец нас тогда сфотографировал).
— Специально не вспоминал, — улыбается Сережа, — но и не забывал. А то, думаю, как я ее на старости лет узнаю. Вот — ориентир, чтоб сличать…
А после я его все же спрашиваю: неужели, если бы я тебя не догнала, ты бы так и сбежал?
— Нет, я не сбежал, я ретировался! Я тебя сразу узнал. Но я испугался, что ты меня не узнаешь. Да и не собирался я к тебе! Ноги сами привели. Только когда до калитки дошел, понял, что я ни цветов, ни конфет не купил, неловко как-то стало.
Тут я перебила галкин рассказ:
— Так этот мужчина, что рядом с тобой был в магазине, — он…
— Он — мой муж, Сергей. Мы расписались. Сейчас накупили подарков, поедем к его и моим детям в Томск. Я буду печь ватрушки и пироги, а дети будут нас учить пользоваться интернетом.
Вот такое окончание истории про воспетую в песне «Галину Петровну».
Юлия Струкова