Барселона – убедительное подтверждение феномена: современная Европа все более и более состоит не из стран, а из городов. Великие и прекрасные столицы Европы – Париж, Рим, Лондон – распадаются на отдельные образы и впечатления. Барселона же – не уступая им в классе – цельна, совершенна и обтекаема. Этот город влюбляет, втягивает, как воронка, как вбирают человека объемы Гауди. Широкие улицы, округлые площади, бульвары с волнистыми домами невиданного облика будто опустились на эту землю одновременно, по мгновению одной руки. Собственно, так почти и есть.
Антонио Гауди сотворил восемнадцать сооружений в Испании, четырнадцать из которых – в Каталонии, двенадцать – в Барселоне.
Двенадцать работ на большой город. Немного, но Гауди сфокусировал стандарты, задал уровень. Определил стиль. В данном случае речь даже не о стиле, выдающимся мастером которого был Гауди, а то, что он показал – дома, парки, церкви можно не строить, а ваять. Архитектура, как скульптура, художество, искусство – вот что такое Гауди. Плавность, гладкость, обтекаемость, отсутствие прямых линий и острых углов, яркие цвета и аппликации – дома Гауди не воспринимаются конструкциями. Сталактитами стекают, а не высятся, дома Гауди. Занятно, что единственную премию при жизни он получил за самое обычное из своих зданий – Каса Кальвет. Мимо него, во всяком случае, можно пройти не ахнув. С другими не получается. Так на Пассейж де Грасиа, напротив Каса Мила, вечно стоит, разинув рот, толпа. Иначе и не взглянешь на эту семиэтажную жилую скалу, будто изъеденную ветрами и временем, волнами растущую вдоль бульвара и поперечной улицы Карер де Провенса. Ни одной прямой линии! Пока рот раскрыт, торопливо ищешь сравнения – имеет ли этот дом аналог в мире?
Каса Мила – отдельный аттракцион: трубы, вентиляторы, лестничные выходы – не то средневековые рыцари, не то арабские женщины в чадрах, не то звездные воины, не то все-таки монахи в капюшонах, что ближе неистово набожному Гауди? Прообраз Каса Мила обнаруживается: Гауди если не копировал Монтсерратские горы, то сочинял фантазию на их тему. Посетив Монтсеррат, убедительным подтверждением находишь то, что линии Гауди плавно повторяют пейзаж гор. Вспомним, в Монсеррат из Барселоны выезжаешь ранним утром, неуклонно забираясь все выше. Приезжаешь, когда все еще в дымке, и перед тобой монастырь как монастырь, где торгуют очень вкусным творогом и всегда вкусным монастырским медом, а внутри чудотворная «Черная Мадонна». Но туман сошел, и ты будто переместился в иное измерение: вокруг сторожат огромные, причудливо закругленные горы, похожие на толпу сидящих, стоящих, лежащих вповалку голых – высоких и толстых – людей. Торчат их колени, плечи, головы, пальцы. Толстяки-нудисты взяли в кольцо монастырские здания, всего час назад казавшиеся большими, а теперь – избушками в горах. Да, Гауди определенным образом вдохновляли удивительные пейзажи Монтсеррата.
На век Барселоны выпало немало. В те годы, когда в Барселоне анархисты с модернистами боролись за прочность государства, местные богачи, новые каталонские, перестраивали город с невиданным размахом. Двести километров новых улиц, стройно размеченных на кварталы по сто тринадцать метров в длину. Названия главных магистралей пришли с чертежа: Авенида Параллель, Авенида Диагональ. Кварталы этой Барселоны – все со срезанными углами. Сначала кажется, что таково остроумное изобретение для удобства парковки, но это придумано за полвека до века автомобильного. Барселонская тяга к отсеканию углов оказалась провидческой – перекресток вмещает на треть больше машин, чем в других городах.
В новых кварталах заурядные дома чередуются со зданиями, украшенными цветным стеклом, пестрой плиткой, гнутым железом, орнаментом из ландышей и нимф. Тут развернулись предшественники, современники и последователи Гауди.
Около тысячи зданий арт-нуво в Барселоне, полтораста из них – экскурсионных. В сотнях лавок – интерьеры арт-нуво, в которых замечательно выглядят платья, книги, свисающие окорока. Арт-нуво – нувориши. Каталония была богата на стыке веков, и меценатство здесь считалось патриотичным. Барселона пришла к модернизму полностью готовой.
Впервые приехав сюда, я сразу попал в Барселонету – припортовый район, который сейчас сильно преобразился. Здесь я впервые узнал, что такое сарсуэла и паэлья марискада, и выучил первые каталонские слова: названия морских тварей, входящих в эти блюда. 19 лет спустя многое изменилось, добавилось помпезности, дороговизны, урбанизма, еда невкусной стала. Теперь многие знают, что там, где много туристов – вкусно не поешь.
Но прелесть Барселоны все же в том, что ее дома притворяются не-городом. «Природа не бывает одноцветной, в ней нет прямых линий», – любил повторять Гауди. Оттого у него все так плавно и пестро – весенний ландшафт, что ли, в котором лишь угадывается жесткая готическая основа.
В Барселоне, переживавшей тяжелый упадок с ХV по ХIХ век, не играли важной роли ни ренессанс, ни барокко, и каталонские архитекторы, естественно, обратились к готике. Двадцатишестилетний Гауди ездил за Пиренеи смотреть, как французы восстанавливают Каркасон. Не оттуда ли вынес Гауди непреходящее до глубокой старости ребячество, которое радует, но и пугает, и настораживает. Казавшиеся окружающим безумными, проекты Гауди финансировал богатый промышленник – хлопко-производитель Дон Эусебио Гуэль. По его заказу была создана одна из главных достопримечательностей Барселоны – Парк Гуэль.
Павильоны в виде холмов, гроты и пещеры, фигуры диковинных нестрашных монстров. Целый лес колонн, где бетонные деревья стоят, как пьяная компания. Длинная волна одной вьющейся на сотни метров скамьи с мозаикой из разноцветного битого стекла, абсолютно разная в разное время дня и при смене погоды.
«Архитектура, – говорил Гауди, – есть распределение света». Определение, с одной стороны, чисто профессиональное и потому парадоксальное. С другой стороны – совершенно религиозная мысль о том, что человеку дано лишь выносить плоскости и объемы на божий свет. Все, что делал Гауди, так или иначе окрашено его глубокой набожностью. Даже экологический принцип использования отходов. На украшение шли битые бутылки, каменная крошка, осколки керамики – в природе лишнего не бывает.
Был короткий период общепринятой респектабельности – когда в тридцать один год Гауди возглавил строительство собора Саграда Фамилия, Святого Семейства, он стал прилично одеваться, сидеть в кафе, ходить в театр. Но недолго. К концу Великого поста Гауди почти совершенно отказывался от еды и в эти дни не мог даже ходить на работу. Как-то к нему пришли и застали короля арт-нуво прикрытым старым пальто под свисающими со стен обоями. О странностях его – множество свидетельств. Известно, что Гауди не любил людей в очках. Что это? Неприязнь к наглядному наглому исправлению Божьего промысла о человеке?
В 1906-м Гауди поселился в павильоне Парка Гуэль. Я видел эту квартиру: учитывая диковинную мебель его собственной конструкции – жилье не просто отшельника, но отшельника-эстета. Отсюда этому женоненавистнику легко было спугивать парочки в своем Парке Гуэль. Может, поэтому он и устроил там гигантскую – но одну! – скамейку.
Но одним , пожалуй, самым загадочным сооружением в Барселоне, а может и во всем мире считается Саграда Фамилия, над которым Гауди работал сорок три года. Загадка этого шедевра – в незавершенности. Мало того, что Гауди начал его строить в 1883 году и не закончил к своей смерти в 1926-м, но он не достроен и сейчас. Хотя за последние годы можно наблюдать значительное продвижение строительства, а в 2010 году папа римский освятил церковь, и теперь там идут службы, тем не менее, проект является не законченным.
Все правильно: полное название церкви – Искупительный храм Святого Семейства. В самой идее – незаконченность, как жизнь – нескончаемое паломничество. Финиш – смерть. Пока строится храм, Барселона защищена.
Он строил не по чертежам, а по эскизам и макетам, которые наскоро делал тут же, импровизируя прямо на строительной площадке. Поэтому, когда в 36-м анархисты, расстрелявшие тем летом в Каталонии десятки священников и разгромившие десятки церквей, сожгли мастерские Гауди, – это остановило строительство на двадцать лет. Складывались по кусочкам наброски, оставшиеся у помощников, разыскивались фотографии макетов. Из двенадцати задуманных башен со шпилями в виде разноцветных епископских митр при жизни архитектора воздвиглись только три. Один епископ спросил Гауди, почему он так беспокоится об отделке шпилей, ведь никто не увидит их. «Монсеньор, – сказал Гауди, – их будут разглядывать ангелы».
Саграда Фамилия густо населена: прирожденный скульптор, Гауди разместил на порталах и стенах множество фигур. Для них позировали непрофессиональные натурщики: Христа Гауди лепил с тридцатитрехлетнего рабочего, смотритель стал Иудой, пастух – Пилатом, внук знакомого – младенцем Иисусом, уличный бродяга – царем Соломоном, римским солдатом – бармен из Таррагоны с шестью пальцами на ноге, в чем любой турист может убедиться. Полно животных: зверей, птиц, насекомых.
Он не строил, а выращивал свои здания. А воспроизводить природу рукотворно, успешно соперничать с ней – нельзя. Не велено. И то, что Антонио Гауди это могло удаваться с такой дикой растительной силой, – ничего не доказывает. Точнее, доказывает именно невозможность подобных попыток. Творения Гауди порождают в душе сложное чувство: смесь восторга и удивления. Гений на краю безумия, он шел извилистым путем по волнистой грани. Но любой идущий вслед за ним обречен с этой грани сорваться, оказавшись даже не безумцем, а глупцом, который вызвался тягаться – нет, не с Гауди, а с его заказчиком. С тем, на кого работал творец Барселоны. Как-то к нему в очередной раз пристали с упреками за медлительность. «Мой клиент не торопится», – сказал Гауди.
Гауди проработал 48 лет. Дон Антонио вел скромный образ жизни, питался в основном салатом, фруктами и молоком. Носил всегда один и тот же костюм. Прохожие на улицах принимали его за нищего и подавали милостыню. Он жил в своем мире, отрекшись от всего мирского. «Чтобы избежать разочарований, не надо поддаваться иллюзиям», – оправдывался он, утверждая при этом, что каждый человек должен иметь Родину, а семья – свой дом. «Снимать дом – все равно, что иммигрировать», – убеждал Гауди других, всю свою жизнь не имевший ни семьи, ни своего дома.
Eго называли по-разному: король железа, король архитектуры, король модерна. Гауди родился в семье мастеров. Его отец, его дедушка, отец его дедушки и дедушка его прадедушки были котельщиками. И делали котлы любой сложности без всяких чертежей. Поэтому стремление что-нибудь выковать у Гауди – наследственное. Он тоже всю жизнь строил без чертежей, поэтому ни у кого не получалось достраивать его проекты. Всю свою жизнь Гауди был человеком очень религиозным и мистически настроенным. Он много молился и все время хотел строить церкви.
7 июня 1926 года неизвестный нищий старик попал под трамвай... Совершенно случайно его узнала пожилая женщина. Это был Антонио Гауди – гениальный архитектор, великий модернист, самый известный и самый любимый гражданин Барселоны, оставивший после себя два памятника – незавершенный храм и совершенный город.
Восемь произведений великого архитектора внесены в список ЮНЕСКО по охране мирового культурного и природного достояния. Это – парк Гуэль, дворец Гуэль, Каса Мила, фасад храма Святого Семейства с изображением Рождества Христова, крипта этого же храма, дом Висенс, Каса Батльо и архитектурный ансамбль Гуэля в Барселоне.
