Предыдущие рассказы автора можно почитать тут и тут.
Начало рассказа.
Анатолий считал себя очень невезучим человеком. С везением ведь как? Важно не то, везет ли тебе на самом деле. Куда важнее самому понимать что это вот именно везение и радоваться этому. Иначе это как шарики из анекдота. Совсем, кстати, не смешного, вроде как и не анекдот вовсе. Серега рассказал, когда они на новый год в гараже в домино с мужиками играли.
«Мужик подходит к продавцу воздушных шариков и покупает их все сразу, большую связку. Продавец рад, стоит, деньги пересчитывает. И вдруг видит, что мужик этот назад к нему идет, с шариками.
- Можно шарики вернуть?
- А что с ними не так?
- Бракованные. Не радуют».
Вот с везением примерно так же. Или радует и тогда это везение. Или нет, и тогда это – просто досадное недоразумение и странное совпадение.
Вот мать, например, звонила, что-то такое жаловалась на лотерею. Даже если бы и выиграла – ну, какое это было бы везение, если ей от этих денег одно сплошное беспокойство и нервы? Настоящее везение должно быть как правильные шарики: радовать, искрить от него должно внутри. А не муки приносить – брать или не брать то, что вдруг в руки поплыло.
А вот он, Анатолий, если бы много денег в лотерею выиграл – как бы он ими распорядился? Матери он совет, помнится, давал про путешествия, про Средиземное море, про бриллианты. А сам – поехал бы куда? Или в ювелирный побежал бы за бриллиантами? Вот сильно вряд ли. Хотя в ювелирный, кстати, может быть, и сходил бы: купил бы жене Рите кольцо или, там, серьги, с камушком покрупнее. Хотя теперь куда ей это все, вряд ли оценит. Ей сейчас лучше пару пачек памперсов для взрослых, они нужнее.
А остальное? Остальное богатство куда дел бы? Ну, вот, положим, миллион ему сам в руки пришел – вот куда бы он его дел?
Себе вот он что хочет? Свободы он хочет, свободы и беззаботности. Но такое в лотерею не выигрывают. А деньги… Половину, наверное, на Риту потратил. А вторую – на бабок бы своих потратил, да на дедов..
Было у него такое странное увлечение, за которое половина их маленького городка, Зачелябы, считала его малахольным. Кличка у него даже тут была, Чипидейл, одним словом, хотя он точно знал, что слова – два, Чип и Дейл. Два смелых мышонка, которые всем всегда помогали. Эти американские мышки, конечно, вряд ли помогали у себя на родине одиноким старикам: дров нарубить, снег почистить, забор поправить. Но фраза «Чип и Дейл спешат на помощь!» накрепко въелась в умы соотечественников.
Сначала все тут думали, что он извращенец какой, даже слухи пошли нехорошие. Ритка очень мучилась. Она же в магазине раньше местном работала, продавщицей, должность такая – у всех на виду. Эх, как она его, помнится, костерила, орала, что, дескать, «принесло тебя, Тимур и его команда, блин, на мою голову!». А потом, как слегла, орать, конечно, бросила. Но все равно не одобряет. Чуть что не так – гневается, мычит на него, глазами вращает. Ну, хорошо, что хоть не обзывается как раньше.
Эх, всю жизнь он с кличками, как собака какая! В школе за имя дразнили, из-за Ирки, соседки по парте, как началось, так и продолжалось все школьные годы. Потом, в училище военном, куда он сразу поступил после школы, Буржуем дразнили. Не из-за богатства, какое тогда богатство – все одинаково жили. А из-за родины его, Уржумбейска, который никто запомнить не мог. Потом в части как приклеилось Батяня, так и жил он с этим «батяней» до самого ухода в запас. А теперь вот Чипидейл этот, тьфу, да и только.
С Ритой они поздно встретились, на предыдущем месте службы только. Он был разведен, после короткого брака в ранней молодости, он толком его и не помнил уже. Странный брак такой был, он и понять ничего не успел. У Риты это тоже второй брак был, ушла она от своего мужа-алкаша, с дочкой Светочкой. Им уже обоим сильно за тридцать было, когда встретились. Ему-то, мужику, ничего, нормально еще, а Ритка рассказывала в минуты откровений, что собиралась уже жизнь в одиночестве доживать, да дочь растить.
Но и так-то сказать – маленькая, коренастенькая полукровка, дочь матери-бурятки и отца-зека, сидевшего в бесконечных сибирских лесах, да после отсидки там же и застрявшего, похожая на недорогого отечественного пупса, без талии и груди, только живот весело выступает вперед аккуратным холмиком. Не больно-то она была привлекательная. Но он ее не за то полюбил, не за красоту, которой у нее не было никогда, и которой он в женщинах не искал, трезво оценивая свои небольшие шансы на рынке женихов.
А за что он ее полюбил? Пожалуй, за то, что она маму его напоминала: всегда знала как надо, как правильно. И вовремя ему про это подсказывала. Он не подкаблучник, как мужики любили дразниться, вовсе нет. Просто ему выбор как поступить правильно всегда сложно дается. Начинает выбирать, мучиться, аж мозг вскипает. Терпеть он такого не может! А Рита всегда знала как нужно поступить. И знала, что ему, Анатолию, нужно помочь. Постепенно сложилась традиция: попалась на пути сложная ситуация – он, Анатолий, смотрит вопросительно на Риту – она этот взгляд подхватывает мигом, как мячик в игре, и тут же готов ответ: «бери/не бери, дай/не давай, помоги/не лезь ни в коем случае», на все случаи жизни у нее всегда был правильный совет.
Вообще-то он ножи пришел на кухню наточить. Уже и камень точильный из стола достал, и ножи кучкой на скатерти сложил, а тут прямо повело его на размышления. Вот что значит Рита заболела, одни мучения ему теперь, и проследить некому! Лучше тогда в магазин за хлебом сбегать, а то он как задумается, так пальцы себе режет, проверено уже. Заодно к Макарихе надо забежать, вчера-то она совсем плохая была. Но вчера по радио магнитные бури передавали, наверное, из-за этого все.
Перед выходом из дома он заглянул в комнату, где лежала жена. В комнате пахло ужасно: спертым духом, застарелой хлоркой, сыростью какой-то, давно болеющим несчастным человеком. Морозы уже давно стояли, старые окна он по осени прочно законопатил и заклеил, а форточку он гвоздями еще в позапрошлом году прибил, перекосило ее. Так что проветрить в комнате возможностей не было никаких, теперь до весны терпеть.
Продолжение рассказа