По дороге Гриша рассказал, что бабка Макариха живёт в лесу в своём родовом доме, получая пенсию по старости, с дочерью, которая оформлена в хозяйстве лесником и внучкой Натуськой моего возраста, осенью ей тоже идти в первый класс.
Дорога была необыкновенно красивой : светлую берёзовую рощицу сменила бархатная зелёная дубрава, а когда подъехали к ельнику, поражающему своей прозрачностью и величием деревьев, дорога сузилась до размеров тропинки. Привязали лошадь к дереву, взяли сумки в руки и пошли вперёд.
Сами не заметили, как оказались на лесной лужайке перед небольшим светлым домиком. На лавочке перед ним сидела аккуратненькая старушка в белом платочке и нанизывала грибы на нитку. Ей помогала девочка. Когда мы подошли поближе, старушка встала с лавочки и с доброй улыбкой приятным нежным голосом, обращаясь к бабушке, сказала: «Маруся, почитай уже неделю вас жду» и, крепко обняв меня, добавила с укоризной: «Зачем ребёнка мучили, зачем по врачам таскали. Неужели не видели, что переживает она сильно… ». На что бабушка заплакала и ответила: «Настя, когда теперь увидимся? …» И получила чёткий вразумительный ответ : «Ровно через 10 лет, только Гриши с вами не будет – место жительства сменит, так что банки с селёдкой будете катить сами». Гриша к тому времени уже разгрузил сумки и двинул домой.
Не снимая своих рук с моих плеч, прижав меня к себе, Макариха сказала всего несколько слов: «Всё обойдётся. Никаких врачей. Школу закончишь хорошо. Потом будешь ещё восемь лет учиться и работать одновременно. Все твои мечты о работе и материальном благополучии сбудутся, но достанется тебе всё это тяжёлым трудом. Поэтому замуж выйдешь поздно, когда будешь чувствовать себя независимой от всех. Замужем будешь дважды. Жить будешь с матерью. Похоронишь её по старости. Болеть она не будет. Умрёт моментом. Ребёнок будет один – сын. Мать по жизни тебе будет не помощница, скорее наоборот. За многое тебе придётся её прощать. Не сразу ты это сможешь сделать. Отца забудь, как он уже забыл о тебе. Вы больше в жизни никогда не встретитесь. Не переживай – у тебя хорошая родня, помогут. Всем любопытным на все вопросы отвечай: родители в разводе, все вопросы к ним».
Посмотрев на бабулю, Макариха сказала: «Маруся, не по своей воле твой сын ушёл из семьи – на нём очень сильный приворот, сделанный на крови и яблоках. Девица не любит его. Она устала жить в жуткой нищете в глухой тамбовской деревне. И он не любит её, но ничего не может с собой сделать. С сыном ты встретишься через 20 лет и свои последние дни будешь доживать с ним, потому что простишь и пожалеешь его. Ты отдашь ему свою квартиру и будешь отдавать ему свою пенсию. Он к тому времени будет никому ненужным беспомощным инвалидом. Бабушка заплакала и спросила: «Настя, можно ли что то изменить? Можно ли вернуть сына в семью? Уж очень больно смотреть как невестка сходит с ума».
Макариха дружелюбным жестом пригласила нас войти в дом, посадила за большой красивый круглый стол (как мы потом узнали – это был Гришин подарок, сделанный его руками), зажгла свитые в пучки высокие белые свечи, подожгла в металлической плошке какие-то пахучие травы, поставила перед нами большое овальное зеркало и сказала: «Смотрите сюда обе».
Через некоторое время Макариха начала говорить: «Снять приворот и вернуть твоего сына в семью можно, но нельзя предвидеть, каким он будет и сколько он после этого проживёт. Но то, что он не сможет работать там, где он работает сейчас, то, что потеряет чёткость мыслей и приобретёт безразличие ко всему – это точно. А усилило действие этого приворота проклятие, наложенное на твою невестку. Много лет назад мать твоей невестки приехала из деревни в город, выучилась на парикмахера, начала работать мужским мастером и припеваючи жила в центре города в двухкомнатной квартире на втором этаже, купленной ей любящими заботливыми и весьма обеспеченными родителями. Она была очень красивая, хотя и невысокая, но очень хрупкая, стройная и грациозная, с прекрасными серыми глазами и копной пушистых вьющихся пепельных волос. Многие парни ухаживали за ней, многие хотели видеть её своей женой и матерью своих детей, но избалованная богатая девчонка выбрала себе в мужья красивого, высокого ростом немногословного мужчину в форме, в очень тогда модном в кожаном пальто с портупеей. Мужчина ходил стричься в их парикмахерскую. Тогда ей даже в голову не приходило , что у этого мужчины может быть семья, скорее, ей было на это наплевать. А у него была семья: красавица жена Марина с длинными чёрными волосами и огромными бездонными синими глазами, а ещё двое детей : мальчик и девочка. Мужчина сначала начал заходить в гости, как-то раз остался на ночь, а потом остался жить. Ему было хорошо: комфортно и спокойно в этой шикарно обставленной модной мебелью и сияющей сантехникой уютной двухкомнатной квартире, где всегда была вкусная свежая еда благодаря крепкому деревенскому хозяйству родителей и полное отсутствие тревог и забот. Официально разводиться он не стал – в то время это было сложно. Так и прожил он с матерью твоей невестки всю оставшуюся жизнь нерасписанным, нажив двоих детей: старшего сына и дочь – твою невестку.
Марина с мужем росли в одном детском доме. Родных ни у него, ни у неё никого нет. Его хорошая должность и высокая зарплата дали ей возможность быть домохозяйкой, воспитывать детей». Тут Макариха чуть помолчала и сказала: «Они были очень красивой парой Марина и Иван. После ухода Ивана из семьи Марина чуть не сошла с ума, долго пробыла в «психушке», где принимала всё, что давали врачи. После этого у неё отказали ноги. Чтобы как-то прокормить детей ей, без определённой профессии, по-простому говоря ничего не умеющей, пришлось зарабатывать на жизнь продажей семечек у заводских проходных на остановке. В любую погоду ранним утром до начала смены на заводах (их там было два рядом) и до начала уроков в школе детишки на тачке подвозили Марину к проходным, пересаживали аккуратно на маленький стульчик, устанавливали перед ней на добытом где–то ящике симпатичные чистенькие мешочки с разными сортами семечек и бегом мчались в школу. Вечером они также на тачке бережно везли мать домой, никто не знает, каких душевных и физических усилий и им и ей это стоило. Помимо семечек ей приходилось потихоньку подторговывать и самогонкой. Зная её историю, и, видя каждый день двух голодных привозивших и увозивших её детей, таких худющих, похожих на живых обтянутых кожей скелетов, участковый, сам бывший детдомовец, Марину не трогал. Марина много раз через общих знакомых, видевших её, просила помощи у бывшего мужа, но он на её просьбы не отвечал, как будто ни её, ни детей в его жизни никогда не было». И тут Макариха неожиданно заплакала. Мы не знаем, сколько она плакала … . Мы потеряли счёт времени… Очнулись, когда услышали её голос: «Однажды, поздней осенью, под холодным промозглым серым дождём вечером мимо Марины к остановке шли хорошо одетые весёлые её бывший муж и его молодая жена – мать твоей невестки. Я вижу, как Марина в глубоком отчаянии, подняв обе руки кверху, прокричала:
- «Будьте вы прокляты! И вы, и ваши дети, и ваши внуки!»
Когда мать твоей невестки обернулась на её крик, она услышала своё имя и ещё проклятия от Марины:
- «Чтоб твоя дочь была брошена своим мужем, так как была брошена мужем я!
- Чтоб твоя дочь и её дети голодали так, как голодаю я и голодают мои дети!
- Чтоб твоя дочь умерла так, как буду умирать я!».
«В тот момент мать твоей невестки не знала, кто эта женщина, а когда узнала – не приняла всерьёз. Если снять проклятие с твоей невестки, оно не будет отработано и перейдёт на внучку. Маруся, не переживай сильно, я смягчу силу проклятия : невестка выйдет замуж второй раз».
Потом мы обедали: ели грибной суп, пили травяной чай с пирожками со щавелем и зелёным луком. Квас из ревеня чаю помехой не был. После обеда я с внучкой Макарихи Натуськой купалась в лесном озере. Тем временем бабушки вспоминали своё детство и юность – где плакали, где смеялись. Как оказалось, бабушка и её сёстры дружили с молодой Макарихой – тогда её звали просто Настя. А Макарихой в то время называли Настину бабушку Груню, от которой она и унаследовала свой дар помогать людям. К вечеру к ним присоединился ещё один друг их детства – дед Митяй – принёс ведро наловленной им рыбы. Втроём они быстро почистили её и пожарили – это был наш ужин. После ужина дед Митяй проводил нас до дома – помогал нести три бадейки с лесным мёдом, наволочку, набитую лесными орехами, волокла бабушка, а я несла полную наволочку сухих белых грибов. В кармане сарафанчика у меня лежала бумага с написанным Натуськиной рукой её адресом для будущих писем. На прощание Макариха обняла меня и сказала : «Запомни, на ближайшие десять лет твои лекарства – это мёд, орехи и грибы».
У конца берёзовой рощи встречала нас наша многочисленная родня. И тут я вспомнила бабу Настю Макариху: по их лицам ясно читалось – если что - помогут.
Когда 25 августа мы с бабушкой вернулись в Тулу, оказалось, что и школьная форма, спортивный костюм, и туфли, купленные мне мамой к 1-ому сентября на заработанные в пионерском лагере деньги - малы и вширь и вдлинь на два размера. За лето я сильно подросла. С Гришей мы с помощью внучек и внуков от их дочерей изучили все четыре учебника для первого класса, к счастью, в 1970 году они для всего СССР были одинаковые много лет. Все стихи по чтению мной были выучены с помощью братьев и сестёр наизусть, все предполагаемые сочинения были аккуратно прочтены и собраны в отдельную тетрадочку под названием «Черновики». За выученную таблицу умножения мне было разрешено неделю прожить в гостях у Макарихи. Натуська научила меня плавать в лесном озере «по-рыбьи», надолго, задержав дыхание, оставаясь под водой ( позор тренерам из городского бассейна, за год ненаучившим плавать ни одного ребёнка в группе!), собирать съедобные грибы по ведьминым кольцам грибниц и сушить их на ниточках. За это лето под чутким руководством двоюродных сестёр я научилась варить разные каши и на воде, и на молоке, и вязкие и рассыпухи; могла поставить и сварить мясной бульон; блины, блинчики и оладьи больше не были для меня загадкой – хоть пресные, хоть на дрожжах… Я научилась стирать, вешать сушиться и гладить свои и не только свои вещи. Иногда я задавала себе вопрос: ну могли бы меня научить всему этому в больнице? Вопрос, как вы понимаете, был чисто риторический.
За эти три летних месяца я стала взрослой не только в мыслях, но и в поступках. Поэтому я не впала в психоз, как мама, увидев, что мне все вещи малы, а спокойно процитировала ей любимое Гришино выражение : «Безвыходных ситуаций не бывает». Бабуля рассмеялась и через час, получив её пенсию за три месяца в сберкассе, мы были уже на Московском вокзале, а ещё через три с половиной часа её средняя сестра Татьяна встречала нас в Москве на Курском вокзале. Как сейчас помню, она повезла нас в салон-магазин «Машенька». Мне купили там необыкновенной красоты школьное платье, фартуки белый праздничный и черный на каждый день, форму октябрёнка и сказочно красивые уже готовые банты. Ещё один точно такой же комплект мы везли в подарок Натуське. Три дня в Москве пролетели как один миг. Пол- дня мы втроём катались в метро, пол- дня мы ходили по Красной площади, вечером до одури ели мороженое в ГУМе, второй день мы провели на ВДНХ, а третий день – в парке Горького.
К школе я была готова полностью. Училась я на отлично и время от времени задавала себе вопрос: что было бы со мной, если бы я не уехала с бабушкой в деревню, а легла на обследование и лечение «психического расстройства» в стационар?