13
Смех смехом, а снег снегом. Всё падает и падает, согласно прогнозу. Череда атлантических циклонов. Ветер слабый до умеренного, температура днем до минус трех, ночью до минус десяти. Иногда – коротенькие, часов на пять, оттепели.
Это снег.
Насчет смеха – его обеспечивал патефон завода «Молот», что принесла в клуб чета Никодимовых.
Патефон, три дюжины пластинок и жестяная коробочка с патефонными иглами – теми самыми. И в урочный час накручивали пружину, выбирали пластинку, ставили на покрытый сукном диск – и слушали. Тарапунька и Штепсель, Миров и Новицкий, Миронова и Менакер, плюс немного музыки конца пятидесятых годов. "Мари не любит стряпать и стирать" и всё такое. Но чаще крутили юмористов.
«Тарапунька, к нам почта прибыла! Телеграмма, письмо и газета!»
А вот к нам – никакой почты. По транзистору – так по старинке здесь называют радиоприемник «ВЭФ» слушаем музыкальную Аргентину, иногда – Би-би-си, на английском, естественно. Узнаем бибисишные новости: где-то в Китае поднимает голову очередная гриппозная кобра, в Сирии идет война всех против всех, и так далее. О том, что вместо Шефа теперь правит ратоид, никто не заметил. А если и заметил, то помалкивает. Ну, распустил Думу и назначил перевыборы. Еще покрасил партию в желтый цвет и перевез в Лондон двести тонн золота. Продал. Деньги, значит, срочно понадобились.
Для Чичиковки все это – пустое. Мы здесь живем, как при Николае Павловиче. Молчим и благоденствуем. Картошка есть, лук есть, даже постное масло есть – чем не счастье? А кто там наверху, ратоид или кто ещё, отсюда не видно. Что важнее – ему нас тоже не видно.
Я вышел во двор. Напротив калитки – Снеговик, дар чичиковцев.
После похода Пыри на Северный Полюс и Экспедиции Спасения авторитет мной немного вырос. Они бы и сами, конечно, отыскали пацана, недалеко ведь ушёл, но вдруг волки их бы опередили? А так я пораскинул умишком и указал направление. Нетрудно было. По компасу – прямо на север.
Помогал ли Снеговик, или по иной причине, но Белыш больше ко мне не забегал. Но я всё равно ночью покидал дом лишь по самой неотложной нужде, с патроном в патроннике. А поскольку неотложных нужд как-то не случалось, то и в этом можно было при желании видеть влияние Снеговика.
Но сегодня у нас рыбалка. У нас – это у деда Афанасия, Петра Кузьмича и примкнувшего к ним меня.
Так они вдвоем ходили на Речушку, но, видно, решили, что где двое, там и трое.
Речушка была в трех верстах. Мне, как молодому, поручили нести всякий инвентарь, пуда на полтора. В заплечном мешке было не тяжело.
Встали на лыжи и – как паровозы. Сначала медленно, потом быстрее, и всё время – пыхтя. Мимо телеграфных столбов, идущих ниоткуда в никуда, на некоторых ещё и провода остались с советских времён, но мёртво молчали столбы, молчали и мы.
Пришли к Речушке. Речушка она в сравнении с рекой, а так – обычная речка из девятнадцатого века. На берегу старая негодная лодка.
Вышли на лёд. Почистили от снега. Пешней прорубили лунки. То есть чистил и рубил я, а старожилы давали указания.
Затем пришло время самой рыбалки. Мне дали какую-то коротышку с мормышкой, сиди, мол, дергай помаленьку, может, чего и поймаешь.
Я сел на простенькую походную сидушку, и начал рыбачить. Ловилась рыбка, на удивление, бойко. Правда, мелочь, плотва..
А старожилам попадались лещи. Не очень большие, но всяко крупнее моей плотвы.
Так мы развлекались два часа, а потом – стоп! Ни поклёвки.
– Ушла рыба, попряталась, и нам пора – сказал Пётр Кузьмич, дед Афанасий согласно закивал и стал быстро-быстро собираться.
Через пять минут мы были на берегу – и вовремя. Из лунок полезла всякая дрянь, десятки и сотни пиявок, зеленых, величиной с хороший огурец. Ползали, прыгали, но от лунок не отдалялись. Мы смотрели с берега. Минут через пятнадцать пиявки вернулись в реку, но никакого желания продолжать рыбалку у меня не было.
У старожилов тоже.
– Это речные огурцы, – сказал Пётр Кузьмич. – Пиявки редкого вида. Раньше их ветеринары любили коровам да лошадям ставить. Для человека великоваты, за раз стакан крови норовят высосать. А для быка – самый раз.
– Ага, – только и сказал я. Огурцы, понимаешь. Слишком уж активные они, огурцы эти. Да ещё стаями охотятся.
Добычу свою я отдал Петру Кузьмичу, оставив пару рыбешек для Коробочки. Самому есть рыбу расхотелось.
Но вечером Петр Кузьмич принес мне котелок ушицы.
– Раиса Максимовна готовила, – с гордостью сказал он и ушел. Чтобы не смущать, верно.
К вечеру впечатление о пиявках поугасло, и уху я съел до последней ложки.
А косточки и обсосанные головы бросил на снег. Нетопырям тоже кальций нужен.