Глава пятая.
Артем, 30 ноября 2015 г.
В комнате не было ни одной двери. В ней вообще ничего не было, кроме голых серых стен, древнего паркета на полу и небольшого окна в потрепанной деревянной раме. Я не мог вспомнить, как здесь оказался, и мне от этого стало страшно. Подойдя к окну и взглянув в него, я увидел, что земля далеко-далеко внизу. Ни домов вокруг, ни машин, ни людей – ничего не было. Только огромное черное поле, над которым сияло солнце в зените. Я поднял щеколду на раме и потянул окно на себя. Ветра не было, сам воздух практически не ощущался. Я аккуратно высунулся наружу и увидел небольшой парапет, идущий вдоль стены к следующему окну.
– Безумие! – подумал я, вернувшись обратно в комнату.
Походил вдоль стен, прощупывая и постукивая по ним, в надежде, что найду скрытую дверь. Но ее не оказалось.
Выход был только там – за окном. Я медленно перебросил ногу через подоконник и, держась за раму, нащупал ногой парапет. Вступил на него одной, а затем и другой ногой, все еще не отпуская раму.
– Хотя бы нет ветра, – пронеслось у меня в голове, когда я начал потихоньку продвигаться к следующему окну. Ноги подрагивали, а сердце внутри колотилось так, что, казалось, оно вот-вот выпрыгнет.
Шаг за шагом я подобрался к другому окну и заглянул внутрь. То же, что и в предыдущей комнате. Те же голые стены, тот же паркетный пол.
– Выхода нет, – еще больше нервничая, подумал я. Все тело задрожало настолько сильно, что я уже не мог его контролировать. Правая нога соскользнула, и все вокруг погрузилось во тьму…
Я вскочил с кровати и оглядел свою спальню, пытаясь ее узнать. Зеркальный шкаф, широкий телевизор, небольшая полка, стоящая под ним, зашторенное темно коричневой гардиной окно – комната точно моя. Сомнений не было. Все еще тяжело дыша, я встал с кровати, вышел из спальни и направился в ванную комнату.
– Выхода нет, – все еще крутилось у меня в голове, когда я включил воду, чтобы умыться. В детстве мама учила меня, что дурным сном лучше всего поделиться с утекающей водой. Я хотел было рассказать, картинка перед глазами все еще была свежа, но вспомнил, что мне уже не пять лет, и решил оставить эту затею. Свежая холодная вода успокоила меня, и я, вытершись сухим полотенцем, вышел из ванной.
Вернувшись в спальню, я начал заправлять свою кровать. Не любил, когда это делает Владимир Львович, потому что моя кровать – слишком личный предмет. Пока заправлял, думал, что одеть на вечерний поход в кино. Перекрутив в голове все возможные варианты, остановился на свое любимом красном клетчатом свитере, голубых джинсах и белых кроссовках. Образ не был похож на преподавателя университета или на успешного владельца крупной компании. Он был похож на меня самого – ребенка, который научился думать по-взрослому, но так и не вырос.
Накинув темно-синюю спортивную куртку и обувшись у выхода, я толкнул тяжелую парадную дверь, взглянул на улицу и оцепенел. Все вокруг было в толстом слое снега, и он продолжал валить с неба. Только ступеньки у парадного входа, тропинка, ведущая к выходу и площадка, на которой стоял автомобиль, были чистыми.
Я нажал на кнопку брелока, ворота медленно разъехались, и за ними я увидел Владимира Львовича, бережно убирающего огромной лопатой снег.
– Уже уезжаете, Артем Владимирович? – старик оторвался от своего занятия и посмотрел на меня. Черная парка отлично сочеталась с его белой шапкой–ушанкой.
– Да, Владимир Львович. Спасибо, что очистили двор. Вы самый заботливый дворецкий из всех, что я знаю.
– А вы много их знаете? – с иронией крикнул он.
– Никого, кроме вас! – ответил я, и мы оба рассмеялись.
– Удачного вечера! – успокоившись, произнес он и продолжил свое незаконченное дело.
Я прошел к своему автомобилю, поскрипывая снегом и любуясь им, залез в салон и завел двигатель.
– По крайней мере, не обледенение, – подумал я, рассматривая снежные верхушки деревьев. Пока машина прогревалась, я набрал номер Ани. Она ответила на четвертом гудке.
– Да, дорогой, – ее голос мне показался расстроенным.
– Все в порядке? – сразу же спросил я.
– Да, все в порядке, – повторила она мои слова.
– Что-то не так с твоим голосом. – показал свою тревогу я.
– Просто снег. У меня недостаточно теплые сапоги для снега. Они могут промокнуть.
У меня было много девушек, которые пытались выкачивать из меня деньги. Я всегда отличал хитрость от искренности. Хитрым, конечно, шел навстречу, жадным я никогда не был, но все равно наши отношения длились достаточно коротко. В этот же момент печаль моей девушки была искренней, сомнений в этом у меня не возникло.
– Брось, родная. Заедем куда-нибудь по пути и купим тебе сапоги.
– Нет, – твердо ответила она. Опять-таки очень искренно. – Я не хочу, чтобы ты тратил на меня что-то. Мне нужны не твои деньги, а внимание и забота.
– Это и есть забота. Я не хочу, чтобы твои ноги промокли, а после ты слегла с простудой, ангиной или чем-нибудь более страшным.
– Я тоже, но все равно мне жутко неудобно. Я не так воспитана.
– Что ж, с тобой делать, – вздохнул я, а затем вмиг сообразил: – Хорошо. Я займу тебе денег на любые сапоги, которые тебе понравятся, а отдашь, как сможешь.
– Ты потом их не возьмешь, – обиженно ответила Аня.
– Возьму! – выдохнув, сказал я.
– Пообещай, – попросила она меня. Услышав ее молодой женский голос, я представил упрямое дитя на другом конце «провода».
– Обещаю! – произнес я, скрещивая указательный и средний пальцы на правой руке. Совсем, как ребенок.
– Хорошо. Я тебя жду. Ты скоро? – голос ее приободрился.
– Я выезжаю, – сказал я, нажал на педаль газа, и автомобиль потихоньку тронулся со своего места.
– Только выезжаешь? – удивилась моя девушка.
– Слушай, я выехал бы еще пятнадцать минут назад, если бы кто-то не начал хныкать по пустякам, – раздраженно, но весело ответил я.
– Все! Я обиделась! Можешь не ехать! – наигранно произнесла она.
– Да-да, – только и молвил я, выворачивая со своей улицы на федеральную трассу. – Давай собирайся, чтобы мне не пришлось целый час стоять у твоего подъезда.
– Бука! – бросила она и отключила телефон.
Конечно, она была еще юной. Ей только исполнилось девятнадцать лет, все в ее жизни было еще впереди, но она казалась мне далеко не глупой маленькой девочкой. Наоборот, в свои девятнадцать она была умнее многих тридцатилетних женщин, с которыми меня сводила судьба. Всегда отпускала остроумные шутки, понимала все или почти все, что я рассказывал.
Я подумал, что я не первый человек старше ее, с которым она тесно общалась. Дети, проводящие вечера в компании взрослых, всегда будут смышленее тех детей, которые играют в соседней комнате с ровесниками. Я всегда это знал и твердо решил, что мой ребенок, когда он, наконец, появится, не будет огражден от взрослых разговоров.
С этими мыслями я въехал в город, и они крутились у меня почти всю дорогу до дома Ани. Они ушли только тогда, когда я, выворачивая с второстепенной улицы на главную, подрезал желтый «Опель Астра», за рулем которого сидела симпатичная женщина.
Она посигналила мне, я опомнился и остановился, как вкопанный. Проехав мимо, она посмотрела на меня и состроила удивленную гримасу, а затем остановилась на обочине чуть поодаль. Видимо, для нее это было большим стрессом, и ей нужна была минутка-другая, чтобы успокоиться. Я вывернул сразу за ней и, медленно проезжая рядом, отпустил руль и сложил ладони лодочкой.
– Извините, пожалуйста, – одними губами произнес я.
Она махнула рукой, улыбнулась.
– Наверное, успокоилась, – подумал я, продолжая путь и смотря в зеркало заднего вида. Опель медленно вернулся на дорогу и поехал за мной. Я подсматривал за девушкой еще пару кварталов, пока она не свернула на одну из прилегающих улиц.