Предыдущая часть рассказа "Не судьба"
Толику эти дела давно минувших дней, похоже, были неинтересны. Он перебил материны воспоминания:
- Или вот, мам, можно в путешествие поехать. В Средиземноморский круиз, скажем, недели на три. А то, что сверху, после покупки путевки, останется – поменяешь на евро и будешь в портах сувениры покупать. А?
- Где покупать? – опешила от такого предложения Марья Петровна.
- В портах, мам. Куда ваш океанский лайнер будет заходить во время путешествия. Генуя какая-нибудь, Марсель или, скажем, Порт-Саид.
Голос у Толика увядал, он уже понял, что разговор бессмысленный и мать никуда не поедет, ни в какой круиз. И бриллиантов она себе тоже не купит. Для этого надо быть совсем другим человеком и прожить совсем иную жизнь. Хуже, лучше – неважно. Просто – другую, и все тут. Не говоря уже про вот эту странную историю с планированием денег, которых нет, и которых, скорее всего, не будет. Не зря отец никогда лотерейных билетов не покупал и матери запрещал: «Я с государством в азартные игры не играю!», так и говорил. Теперь лотереи не государственные, частные, но кой черт разница в профиле яиц?
Марья же Петровна целую неделю потом обдумывала свой разговор с сыном. Почему-то ей было очень обидно, только она сформулировать четко не могла что именно ее так обидело и какова тут вина сына, если она вообще есть. Она то и дело возвращалась в памяти к этому разговору, к Толиковой идее про бриллианты, круиз, и как чужое платье примеряла все это на себя. А что, вот если подумать, могла бы она так? Войти в магазин и потратить много тыщ денег на украшения? Вот в тот же «Рубин» на центральной площади, говорят, он там так и остался, хотя во многих других местах уже куча магазинов друг друга сменила. Зайди и эдак пачкой денег о прилавок – хрясь! А?
Или вот Порт-Саид, ишь ты. Она, конечно, не знала где это, но Толику говорить про это не стала. А сама, после телефонного разговора, полезла в интернет да и посмотрела, про Порт этот Саид. Сначала поудивлялась, что это все название, что порт – это вовсе Порт, а не место, где швартуются корабли. Это что же получается, порт у этого города называется «порт Порт-Саид»? Чудные они там, за границей, все не по-людски у них! Картинки там порассматривала, полистала. Вроде как ничего уж такого особенного, но – не наша жизнь, другой мир. Там, поди, и еды нормальной не поешь, какое-нибудь расстройство прихватит. И ходить в чем – непонятно, у нее и одежды такой вовсе нету в шкафу.
Или все же уехать за границу, в путешествие? Это, прямо скажем, страшно. Она за всю жизнь была один раз в Анапе, по профсоюзной путевке, с маленьким Толиком, всю зиму промаявшимся отитами. Путевку доставал Автандил, выстраивая сложные схемы обмена театральных билетов – на место в очереди за чешской «стенкой», а его, в свою очередь, на собрание сочинений Мориса Дрюона, где в конце каким-то удивительным образом выкружилась путевка в Анапу.
И еще она один раз ездила в Москву. От предприятия их послали на выставку, проходившую в подмосковном Подольске. Слава богу, ездила не одна, еще с двумя девочками. Так что менялись по очереди, две на выставке дежурят – одна бегает по Москве. Хотелось бы, конечно, в Большой театр и по музеям, но получилось только в Детский мир (четыре часа в одной очереди и два – в другой, зато две цигейковые шапки детям, гедеэровская железная дорога Толику и кукла Тане, тоже импортная какая-то, на этикетке написано так, что и не разберешь, у них в Уржубейске такого сроду не продавали!) и по мелочам пронеслась по всяким «Вандам» и «Властам».
Проснулась она после таких ночных раздумий вся измученная, аж спина болела, на которой всю ночь будто черти горох молотили. Эх, нету мужа и посоветоваться не с кем. С ним-то уж они, наверное, выбрались бы в круиз! Он бы точно решился! Автандил в ее вдовьих мечтах был с каждым годом, проходящим после его смерти, все смелее, решительнее, отчаяннее. Их мелкие ссоры из-за того, какой канал по телевизору смотреть и какую кашу варить – пшенную с тыквой или вовсе без тыквы – позабылись, подернулись мелкой ряской в ее памяти. Остались только правильные, выпуклые вещи, присталые человеку с таким именем. Имя-то было не случайное, знаковое. У свекра ее, Андрея Алексеича, сослуживец был, грузин, всю войну со Вторым Беларусским вместе прошли. Жизнь друг другу спасали, спины прикрывали от вражеских пуль. Так вот, в его честь свекор сына и назвал, в честь героя известной грузинской поэмы «Рыцарь в тигровой шкуре».
- Имя необычная – и судьба у сына пусть необычной будет! Оно, что ли, лучше, что кругом все Пашки да Лешки? А Автандил будет один! На всю улицу один, а то и на весь микрорайон, - отбивался свекор от протестов и рыданий жены, которая смотрела на белобрысый сверток, принесенный ею из роддома, с носом картошкой и красными, вспухшими от постоянного рева, бровями, прилаживала мысленно Автандила к этому свертку, а оно ну никак не клеилось.
Продолжение рассказа "Не судьба" тут