Счастливая семерка
Сегодня была последняя смена Стэна, и поэтому он не спешил на работу. Штрафа за опоздание он так или иначе бы не получил, но дело было вовсе не в том, что он хотел устроить себе напоследок маленький праздник, безнаказанно нарушив трудовую дисциплину. Он просто хотел полнее ощутить, что значит иметь работу.
Стэн вышел на улицу и огляделся. Район, где он обитал, выглядел так, будто на планете недавно прошла ядерная война: ветхие лачуги, собранные из подручных материалов, скучившиеся вокруг единственного уголка цивилизации посреди выжженной солнцем пустоши. Жилище Стэна смотрелось не так печально в сравнении с остальными. По крайней мере, кровля нигде не провисала. Впрочем, это была только видимость — до первой серьезной поломки. Дом не развалился только потому, что хозяину время от времени удавалось совершать ночные вылазки на заводскую свалку, где среди строительного мусора можно было найти не слишком покореженные куски арматуры и листового металла, а иногда даже баллоны с остатками краски или герметика.
В воздухе витал запах безысходности. Колония умирала. Корпорация, десятилетия назад заманивавшая сюда людей посулами счастливой жизни, теперь, когда из планеты были выкачаны все ресурсы, спешно сворачивала деятельность, забирая с собой все, что было ценного: машины, станки, ядерное топливо и последние партии очищенной руды. Люди, как самый дешевый ресурс, в список не входили. Поэтому несколько месяцев назад колонистам выплатили выходное пособие и, пожелав успехов в дальнейшем освоении планеты, намекнули, что мест на кораблях для них не приготовили. Им, конечно, позволили оставить гидропонические фермы, опреснители и кислородные установки, но было очевидно, что без запчастей из метрополии и без того изношенное оборудование долго не протянет.
Вчерашние шахтеры и металлурги, неожиданно для себя оказавшись не у дел, спешно учились обрабатывать землю, чтобы обеспечить себя едой и воздухом. Впрочем, предсказать такой конец было несложно. В последние десять лет добыча неуклонно сокращалась, а вместе с ней уменьшалось и довольствие работников. Так планета, некогда похожая на рай, постепенно превращалась в гетто. В конце концов шахты закрыли, а людям просто "предоставили уникальную возможность стать хозяевами собственной жизни".
Чуть лучше жилось тем немногим, кто перешагнул через гордость и подрядился на погрузочные работы. Эти, по крайней мере, могли позволить себе есть досыта. Их положение не вызывало ни зависти, ни ненависти у безработного большинства. Люди отлично понимали, что скоро все окажутся в одной лодке: брошенные на окраине галактики сильными мира сего. Никто не пытался восстать или просто выказать недовольство. У корпорации в запасе был железный аргумент на этот случай: они в любой момент могли перекрыть колонистам кислород — в буквальном смысле. Большинство людей между немедленной смертью и отложенной выберут второе. Людям свойственно не терять надежду. А вдруг в последний момент случится чудо и колонистов решат эвакуировать? Или, может, им просто им улыбнется удача, и урожай не погибнет, а деревья начнут производить достаточно кислорода прежде, чем регенераторы окончательно выйдут из строя?
Впрочем, это были лишь иллюзии. Хотя никто не произносил этого вслух, люди прекрасно понимали, что их оставляли здесь умирать. Руководство предусмотрительно демонтировало все стартовые площадки и гиперпространственные передатчики, забрав все, что могло бы связать с внешним миром. А к тому времени, как радиосигнал с призывом о помощи дошел бы до ближайшего обитаемого мира, останки последних поселенцев успели бы обратиться в прах.
Колонисты были странными людьми, очень нерациональными по меркам руководства компании. Они не были готовы сокращать потребление, избавляясь от стариков и тяжелобольных, как им рекомендовал во время последнего инструктажа эффективный менеджер. Число потребителей и так со временем бы сократилось от естественных причин, особенно если учесть, что вместе с руководством улетали и медицинские блоки, а запас лекарств, за исключением самых примитивных, без земного оборудования пополнить было невозможно. Увеличивать же население никто так или иначе не собирался: зачем заводить детей в мире, который все равно обречен?
Для большинства секс все равно перестал быть интересен. Совокупление, скоротечное и безвкусное, как рукоблудие, не доставляло больше удовольствия. Самые оптимистичные использовали сношение для снятия стресса. Они были нетребовательны к выбору партнера, порой просто предлагая уединиться первому встречному. Остальные же все то время, что не были заняты выживанием, просто сидели и смотрели в пустоту. Это был не мечтательный взгляд в небо, скорее, бессмысленное забытье в ожидании конца.
Горизонт растекался алой пастелью заката. Стэн понял, что пора собираться на работу. Здесь, за миллионы километров от Материка, темное время суток не всегда совпадало с ночью. Солнечный цикл на этой планете равнялся примерно полутора земным дням, но жизнь здешних обитателей протекала про более привычному, 24-часовому распорядку, поэтому такие понятия, как утро и вечер, были относительными. Руководству компании это было очень выгодно, потому что не приходилось доплачивать за выход в ночную смену.
Взгляд Стэна зацепился за дом бывшего школьного учителя, покосившуюся лачугу, где жил мистер… Стэн уже и не помнил его имени. Школа не работала лет 20, выпуск Стэна был последним, и в нем было всего 7 человек. Счастливая семерка...
Стэн зашел в дом. Мама, как обычно, сидела у старого телевизора и смотрела новости. Там что-то говорили про очередные глобальные угрозы и вызовы современности, которые жители Федерации непременно должны были встретить с непоколебимой стойкостью — прямо как наши бесстрашные лидеры. Мама верила всему, что говорили по государственным каналам. Она прилетела сюда в числе первых поселенцев и застала расцвет колонии. Тогда все действительно было как на рекламных плакатах: достойная оплата за добросовестный труд, возможность начать новую жизнь...
Мама привыкла, что всегда есть крыша над головой, воздух, еда, работа и перспективы. Безработица была для нее чем-то диким, не укладывающимся в голове. А тех, кого компания выбросила на улицу, старушка воспринимала как разновидность тунеядцев. К счастью для нее, женщина выжила из ума еще до того, как колония пришла в упадок. Последние несколько лет она пребывала в мире собственных грез, не замечая весь тот ужас, что творился вокруг.
Стэн прошел на кухню и заварил кофе. Напиток давно не бодрил его, не нравился ему и искусственный вкус сублимата. Но Стэн всегда выпивал чашку перед работой. Не потому, что это был ежедневный ритуал, просто в такие минуты он на короткое время ощущал себя живым и значимым. Должно быть, это вошло у него в привычку потому, что именно таким он запомнил отца: в белой рубашке, какие носят инженеры, и с чашкой эспрессо в руке.
Когда начали вывозить оборудование, мама без тени сомнения в голосе сказала: «Они вернутся, корпорация нас не бросит. Не бросили же они меня после смерти отца...» Мама, как всегда, приукрашивала реальность. Когда папа погиб под обвалом в шахте, все, что они получили — это почетную грамоту «За добросовестный труд» из рук местного председателя и полугодовой запас талонов на питание высшего класса. Тогда Стэн в первый и последний раз в жизни попробовал настоящие ананасы. Хотя ему тогда было всего десять, Стэн помнил их вкус и спустя многие годы — как самое счастливое воспоминание в жизни. Грамота до сих пор висела на почетном месте в доме, мать не позволяла ее снять несмотря на то, что она была напечатана не на фирменном бланке, а на простом принтере.
Надев синий, замусоленный комбинезон, Стэн сел на скутер и направился в сторону космопорта. Он двигался по привычному маршруту, машинально кивая редким людям, попадавшимся на пути. На проходной, предъявив пропуск дроиду-охраннику, Стэн въехал на территорию доков. Там царил настоящий хаос. Люди, подгоняемые криками менеджера, очевидно, мечтавшего скорее покинуть планету, суетились, перетаскивая контейнеры к грузовому отсеку грузового корабля. Оставив скутер на стоянке, Стэн сел в погрузчик и молча присоединился к остальным.
***
Рабочий день закончился раньше обычного. Стэн получил причитавшуюся оплату, тут же обменяв ее на консервы, и отправился домой. Дома было пусто и удивительно тихо. Вместе с последним кораблем исчез и сигнал галактического телевидения.
Не зная, что делать, Стэн присел на табуретку. Несмотря на усталость, есть ему совершенно не хотелось. Он осознал, что больше не надо идти на работу да и вообще некуда спешить. Он сел на алюминиевый табурет, сделанный из обломка переборки корабля. Он не испытывал ни волнения, ни страха за будущее, ему было абсолютно все равно, что с ним станет.
Из комнаты показалась мать, похожая на высохшую мумию из старых фильмов ужасов, посмотрела на него свысока и спросила:
- Ну и что ты собираешься делать дальше?
- Не знаю, - безучастно ответил он.
Стэн даже не поднял взгляд в ответ. Его жена ушла из жизни лет десять назад, забрав с собой последний луч надежды. Все эти годы он продолжал существовать только ради матери, считая своим долгом обеспечить ей, насколько было возможно, достойную старость. Это чувство мало походило на возвышенный порыв сыновнего долга, скорее, на желание рассчитаться с кредиторами. Когда его, как и большинство инженеров, сократили, он устроился простым механиком только, чтобы не расстраивать мать. Теперь, когда собственная участь представлялась Стэну весьма смутно, чувства матери впервые не трогали его.
- Ты вообще чего-то хочешь от жизни? - железным голосом спросила старуха, будто перед ней был не сорокалетний мужчина, брошенный на произвол судьбы, а школьник, прогуливающим уроки из лени.
Да, - ответил он бесцветным голосом, - умереть.