Господину Румзу, наместнику Зайцеграда, всегда нравились блондины, особенно вот такие, высокие, широкоплечие, с жёстким выражением мужественного лица, от которых явно веет силой. А уж от саврянских кос просто дыхание перехватывало!
Но красавчик пришёл вовсе не за тем, чего господину наместнику хотелось бы от него получить: даже шансов никаких, так, полюбоваться… Ну и по делу, разумеется, тоже. А если высказать неприличное предложение, тут, похоже, одним только мордобоем не обойдётся: мечи-то у саврянина явно не для красоты, хотя и смотрятся эффектно. Ещё отрубит башку, не посмотрит, что наместник…
В последние годы найти себе красивого парня Румзу Косому становилось всё труднее, даже на одну ночь, даже за деньги, а уж о том, чтобы любовник был ещё и умным или благородным, вообще давно не было речи. В основном на такое теперь идут с голодухи или за услугу, но, как правило, бестолковая, отбившаяся от рук молодёжь, а это всё не то. Ах, вот если бы себе такого красавчика за тридцать или даже ближе к сорока, явного аристократа!.. Да, это давно уже не более чем мечты. Да и в последний раз от подобного он получил кружкой в лоб, ещё и принародно, что было обидно и унизительно: он же не хотел ничего плохого! Так, песенки послушать… Но его не поняли.
И с тех пор только и оставалось господину наместнику, что собирать шваль да терпеть выходки Лео, своего постоянного, но весьма неверного, так сказать, друга.
— Проходите, господин путник! Я давно Вас жду! — радушно улыбнулся Румз Косой.
Альк с неприкрытым отвращением его оглядел и без приглашения уселся в кресло.
«Неужели, ты, сволочь, меня не узнаёшь?» — пронеслось в голове.
Однако связываться не хотелось. Провались ты пропадом, гад: ты своё получил. Если сейчас не тявкнешь что-нибудь не то, отвечу на твои вопросы, получу деньги и уйду. Городом ты правишь нормально, не хуже и не лучше других, и если корона тебя терпит, то и я тоже не судья. Да и народ жалко: жареным здесь пахнет и в прямом, и в переносном смысле… Но жутко хочется убраться из этого проклятого города!
— По злату за вопрос, — сразу заломил цену Альк.
Выщипанные брови господина Румза поползли вверх.
— Помилуйте, господин путник! Это же… грабёж! Я же на благо города стараюсь! — «Эх, я б для тебя и ста не пожалел, но за другое!»
— Ну как знаете, я Вас не заставляю, — Альк поднялся из кресла, но был остановлен. Выбирать наместнику особо не приходилось: летом Зайцеградская Пристань пустела. Большинство наставников разъезжалось, равно как и адепты, кроме тех, кто проходил практику — всем хотелось повидаться с родными, а то и подзаработать за лето денег, что в весках и на трактах в летнее время было сделать намного проще, чем в городе. Те, кто остался в Пристани, были уже слишком стары, чтобы чем-то реально помочь, и одна только надежда оставалась на заезжих.
Саврянский путник завернул в город отдохнуть и перекусить ещё вчера, и остановился в кормильне, хозяин которой тут же доложил наместнику. Румз побоялся его упустить и прислал за ним своего поверенного.
У Алька не было никакого желания снова общаться с Румзом, но дар вдруг подсказал две вещи: во-первых, несчастный город и правда стоял на пути надвигающегося пожара, а во-вторых, его самого ждало в резиденции наместника что-то хорошее, нужное… Что-то, чего не следовало упускать. И он нехотя явился пред бесстыжие наместничьи очи.
— Нет-нет, господин путник, я согласен! — Румз не был дураком и прекрасно знал, к чему может сейчас привести торг с видуном: этот уедет, а следующий может прибыть лишь на пепелище. А Альк в свою очередь прекрасно понимал, что наместнику некуда деваться.
Засуха в этой части страны стояла ужасающая: с самой середины весны не упало ни капли дождя с раскалённых небес. Посевы погорели, ближайшая река практически пересохла. То, что городу и окрестным вескам грозит голод в ближайшую зиму, не подлежало и тени сомнения, и казалось, что хуже быть уже не может. Но Сашию мало было для полного счастья, и две недели назад поднялся жуткий ветер из степей, с запада, горячий и злой. Всё, что не высохло, досохло за неделю.
А потом начались пожары.
Сначала сгорела веска, вешек на пятьдесят западнее города, причём сгорела подчистую, в головешки, не уцелел почти никто из жителей. Следом огонь перекинулся на лес. Долго тлела подстилка, с переменным успехом сдерживаемая весчанами с лопатами, а потом пал поднялся выше, на сосновый бор. И хотя до Зайцеграда было ещё достаточно далеко, наместник забил тревогу. Ветер, нагулявшись, слегка стих, но хорошо просушенная ветром и солнцем древесина и так уже прекрасно горела, неизменно приближая пожар к городу, за последние годы разросшемуся и подступившему к лесу чуть ли не вплотную. Полыхнуть могло со дня на день, тем более, что несильный, уже ставший ласковым ветер нёс с собой запах гари, что не добавляло хорошего настроения ни наместнику, ни горожанам.
Немудрено, что путник был на сегодня единственной надеждой города, и никто не собирался на нём экономить.
— Итак, я Вас слушаю, — произнёс он и, не мигая уставился на Румза Косого жёлтыми глазами.
— Я хотел бы узнать, скоро ли пойдёт дождь? — начал наместник.
Альк подумал, пожал плечами и равнодушно ответил.
— Не раньше конца лета. Раз.
— А… ветер не стихнет?
— Нет. Два.
— Может быть, направление поменяет?
— Нет. Три.
— О, Хольга, что же делать?.. А если свалить ближайшие к городу деревья, это поможет?
— Ненадолго. Четыре.
Альк отвечал на вопросы, одновременно думая, кто посадил эту образину и идиота на такой ответственный пост? Ведь если здесь так ждали путника, могли бы подготовиться к его приезду заранее, продумав, что спрашивать стоит, а что — бесполезно, какой вопрос выбросить, а каким заменить сразу несколько. Да любой весчанин поступил бы мудрее! Сам ведь себе, идиот, расходы увеличивает! Но если врать Румзу у Алька и в мыслях не было, то и облегчать ему задачу — тоже: моральный ущерб за один весьма неприятный случай.
За то, что это косое недоразумение так и не поплатилось кое за чью смерть…
— Может, объявить переселение? Это поможет? — продолжал тем временем наместник.
— Поможет, только как Вы себе это представляете? Это ведь не веска, а большой город. И да: объявив переселение, вполне можно спровоцировать панику и сделать хуже. — дал пояснение путник. — Двадцать два и двадцать три.
Румз про себя выругался, отметив внимательность белокосого: не запутаешь!
— А корона может нам помочь? — безнадёжно спросил наместник.
— О чём Вы раньше думали? Теперь уже вряд ли. Если только…
— Что?
— Пепелище расчистить. Двадцать четыре.
Повисла тишина.
— Так что же делать? — пролепетал наместник, от таких весьма неутешительных результатов беседы забыв пялиться на Алька и схватившись за голову.
Путник холодно, самодовольно и как-то по-волчьи улыбнулся.
— Ясное дело — дорогу менять. Кстати, можно было и сразу догадаться. Двадцать пять, — с удовольствием припечатал он.
— Нет, но это уже не счита-а-ается! — по-бабьи взвыл наместник. — У Вас вообще совесть есть?
— Нет. Двадцать шесть.
Румз открыл рот, но Альк, отсмеявшись, смягчил приговор.
— Ладно, шучу по поводу последнего. Двадцать пять, — он снова, не мигая уставился на наместника. — Ну что, меняем?
Румз Косой вздохнул, прикинул ущерб от пожара, а также последствия этого пожара лично для себя, соотнёс всё это с затратами на путника — эх, хорош, стервец, ну прямо как с картинки! — и махнул рукой, соглашаясь.
— Тогда… — Альк подумал немного — не над вероятностями: их он давно уже знал. — Примерно два к девяносто семи. Довольно трудный случай, вполне могу погубить «свечу». Так что за всё про всё — сто пятьдесят златов.
— Господин путник, я уже и не знаю…
— Или двадцать пять сейчас — и счастливо оставаться, — он снова посмотрел в глаза Румза, не мигая.
— Согласен, — со вздохом произнёс наместник.
— Деньги вперёд, — Альк протянул руку ладонью вверх в таком царственном жесте, что наместнику на щепку показалось, будто он не у себя в кабинете, а на аудиенции у Его Величества.
Пришлось Румзу, скрепя сердце, расстаться с деньгами.
— А если не получится? — попытался он всё же возражать, с тоской глядя на златы, исчезающие в кошельке саврянина.
— Получится, — заверил путник.
И в этот самый момент дверь наместничьего кабинета распахнулась, впустив стройную, черноволосую девушку, увидеть которую здесь, да ещё и в таком виде Альк не ожидал, не смотря на все подсказки дара. На ней было надето что-то такое, что раньше он мог представить разве что на цыпочках из курятника: рубаха с коротким рукавом и шнуровкой почти до пупа спереди и облегающие штаны длиной до колена, всё в светло-зелёных тонах. Косы, её чёрные косы, как всегда перевязанные веревочками, отросли ниже ягодиц и были сцеплены друг с другом чем-то блестящим. А раньше она не носила побрякушек…
— Добрый день, господа, извините, что без приглашения и без стука, — начала она. Голос тоже был другой — в нём не осталось девичьей звонкости. И смотрела она словно сквозь собеседников — не отводила глаз, не опускала их долу, но всё равно, словно не видела, с кем разговаривает. В первый миг показалось — может, не узнала? — но тут же стало понятно: узнала, не могла не узнать, просто восторгов по этому поводу не испытывает.
Из-за двери на наместника испуганно смотрел его поверенный:
— Я пытался её остановить, господин… — начал оправдываться он. Господин Румз лишь зло махнул на него рукой — иди отсюда! — затем слегка скривился, как от зубной боли. Женщин он терпеть не мог, а путниц, тем более сразу с двумя клинками — подавно.
— Слушаю вас, госпожа путница, — кисло произнёс он.
— У меня дело к господину Хаскилю. Поручение Его Величества, — Рыска подошла к столу и швырнула перед наместником тсарскую грамоту, кивнув на Алька.
Румз лишь метнул взгляд на грамоту. Не она его теперь интересовала. Он думал о другом — о событиях десятилетней давности. О бесследно исчезнувшем из тюрьмы саврянине… О том, что обоих этих путников он уже когда-то где-то видел и, конечно, слышал саврянскую фамилию Хаскиль.
То, чем теперь Румз мог заплатить за свои действия, было намного хуже пожара: можно было вполне лишиться не только своего поста, но и головы.
Что господа путники его тоже помнят, сомнений у наместника не вызывало, и поэтому, когда черноволосая девушка повелительно произнесла:
— Оставьте нас, пожалуйста, нам нужно пообщаться наедине, — Румз вышел за дверь без разговоров.
Единственной его надеждой было то, что, возможно, путникам сейчас не до него, и если он будет молчать, беда обойдёт его стороной. Однако, выйдя из кабинета, Румз осторожно притворил дверь и приложил к ней ухо, молясь, чтоб обошлось.
Оставшись одни в кабинете Зайцеградского наместника, Альк и Рыска некоторое время смотрели друг на друга. Как давно они не виделись! Как давно… И расстались не самым лучшим образом.
И после такого «расставания» гордому господину по логике вещей полагалось сразу подняться, гордо вскинуть голову и уйти. Только вот почему-то ему совершенно не хотелось этого делать… Ему снова хотелось обнять девушку, давно ставшую ему чужой, просто так, без причины, не думая о том, кто она ему. Кто они друг другу…
Наверное, Альк так и сделал бы, ведь на самом деле, не было причин поступить иначе, но Рыска, с усталым вздохом опустившись в наместничье кресло, вдруг холодно произнесла:
— Добрый день, господин Хаскиль.