Цветы

Цветут цветы,

Ни я, ни ты

Уже не сможем их сорвать...

Группа «Танцы минус»

Глава 1.

– Сегодня у нас будут гости.

– Да, мэм.

– Я надеюсь, ты умеешь делать все эти элегантные штучки, которыми так умело владеют все западные дворецкие.

– О, не сомневайтесь, мэм!

– Всё должно быть на высоте. Мой повар составил отличнейшее меню. Я думаю, мы спустимся к ужину в комнату с камином, там именно та тёплая атмосфера, которая сочетается с горячими блюдами. Их надо подчеркнуть.

– Я украсил эту комнату ярко-красными и бордовыми гвоздиками со светлой каёмочкой, мэм.

– Стоп, стоп, стоп! Я же говорила, что главное в этой комнате – тёмные розы!

– Я помню о Вашем желании, мэм. Розы будут в самом центре комнаты, среди свечей на столе. Я выбрал именно те тёмно-красные бархатные оттенки, которые Вы любите.

– Я рада. С холодной закуской решено. Кстати, самое подходящее место для шампанского на веранде.

Мандарины и миндаль уже в беседке?

– Да, мэм.

– Ох, у нас же ещё остался нерешённым вопрос с десертом! Я совершенно не знаю, где его подать!

Может, тоже на веранде?

– Думаю, верхняя зала будет лучшим местом.

– Почему? Там ужасно светло!

– Именно поэтому, мэм.

– М-да, может быть, может быть. Десерт должен быть лёгким и свежим, и не надо омрачать его. Всё верно. А что с цветами?

– Думаю, ирисы, мэм.

– О, нет, только не фиолетовые! И у нас остались только синие вазы!

– Я думаю, надо взять светло-фиолетовые цветы, почти белые, с гофрированными лепестками.

– Хорошо. Но вазы-то ужасны!

– Я думаю, мэм, тут лучше подойдут блюда. Например, белые овальные с нежно-голубыми цветочками по краю.

– Ты имеешь в виду те, с красивыми ручками?

И как ты себе это представляешь?

– Пусть цветы плавают в них.

– Разумеется без листьев?

– Совершенно без них, мэм.

– О, это прекрасно! Наверняка ваш прежний хозяин обожал цветы, раз вы так чутко им следуете!

И она, изысканно шурша юбками и покачивая уже немолодыми плечами, прошла в холл встречать гостей. Остановившись в дверях, она повернулась ко мне и сделала то движение глаз, которое я всякий раз воспринимаю как приказ: «Выполнять!»

Я шёл по саду, а в голове всё звучала последняя фраза...

Глава 2.

Отец мой тоже был дворецким. Так часто бывает – у дворецкого-отца дворецкий-сын. Помню, он всё говорил мне: «Мы поколениями служим этой семье». Но я не захотел, мне надо было большего, чем открывать дверь гостям, ругать прислугу и выслушивать капризы хозяев о том, какое меню составить на ужин. Я решил стать настоящим дворецким (раз другого выбора у меня нет). Для этого мне нужен был настоящий хозяин. Мне казалось, что я обыскал всю страну, но всё-таки я нашёл.

Его звали Константин Михайлович, невысокий мужчина, лет 48, с совершенно седыми волосами. Все черты его были тонки и приветливы. Двигался он очень просто, но в то же время элегантно. Говорил со всеми, как с равными, деликатно. В нём чувствовались с детства привитые хорошие манеры, настолько вошедшие в привычку, что стали неотъемлемой чертой характера. Он был очень богат, жил один, и потому на деньги не скупился. Дом его был огромен, каждый уголок в нём был со вкусом обставлен. А каждая комната имела свой характер и носила своё собственное имя. Из прислуги у него был повар и горничная, ставшая потом женой повара. Но последний не выходил за границы кухни, а горничная прибирала только ту комнату или зал, которую ей называл хозяин, всё остальное время эта женщина находилась на кухне, помогая повару, и иногда работала в прачечной.

В мои же обязанности входила лишь работа дворецкого, не более. Ну и ещё хозяин только мне доверял украшать комнаты. Мне действительно нравилась моя работа, и только потому, что у моего хозяина была настоящая тайна. Та, которую верные слуги хранят до гроба.

– Леон, – позвал мягким голосом хозяин. (Если честно, то в моих жилах нет другой крови, кроме русской, а имя такое дал мне отец, всё по той же причине – «дворецкий».) – Да, сэр.

– Я только хотел сказать, чтобы ты убрал это из Янтарной комнаты, потому что... в общем надо убрать.

– Но, сэр, мне сказали, что только вчера...

– Я знаю, видимо ошиблись.

– Сэр... они не могли ошибиться, у них чёткая картотека.

Он промолчал и только внимательно посмотрел на меня.

– Я вычеркну их из нашего списка.

– Будь добр, – произнёс он и вышел в сад.

Я быстро пошёл убирать это. Чувство стыда никак не оставляло меня в покое. Но как я мог так про махнуться! Это же настоящий позор! Я, который занимается этим многие годы, и такой промах!

У хозяина скоро юбилей – 75 лет. У меня только неделя до него, надо как-то загладить свою ошибку. Надо найти что-то не похожее на всё остальное. И я искал, носился в последние четыре дня по городу, даже немного дела по дому запустил. Нашёл два экземпляра, но это было не то, совсем не то. Нужно было что-то особенное, а завтра уже день рождения хозяина. В городе пусто. И тогда я решился объехать пригород. И нашёл... в одной старой деревне.

– Самоубийство, – сказал главный.

– Вены? – я.

– Прямо в точку.

– Сегодня утром?

– Да, – изумился главный.

– Хорошо.

– Знаете, я боюсь, родные будут против, у нас такое предложение впервые, видите ли.

– Плачу сразу. Вот это всё, – и я выложил плату.

– Согласен.

Я упаковал тело и направился к выходу.

– А родным передайте, верну через три дня.

По дороге домой я забрал и те два тела, должен же я загладить свою вину. Им обоим было уже двое суток, ну, ничего, послезавтра уберу.

Приехав, я сразу же принялся за работу. Сначала я выбрал комнату для одного из двухсуточных тел, кстати, все трое – девушки. У первой была смуглая кожа, чёрные-пречёрные волосы, сияющие гладким блеском, и бледные губы. Я подобрал ей одежду, учитывая явно видимые трупные пятна. Теперь надо было придать этому холодному, закостеневшему телу естественную позу. О, не спрашивайте меня, как! Это искусство, которому я учился все эти двадцать семь лет. На первых порах я начинал с простых сюжетов, наподобие «спящей красавицы», со временем всё усложняя и усложняя их. Но и теперь я не могу сказать, что исчерпал до дна это странное знание.

Сколько работал, я не знаю, но, по-моему, девушка получилась реальной и живой. Остались пустяки – правильный макияж и причёска. Вот теперь её образ готов.

Я знал, где лучше всего она будет смотреться. Ей нужны тёплые, загадочные тона. Я посадил её напротив окна. По моим подсчётам, хозяин зайдёт в эту комнату под вечер. Я постараюсь, чтобы это произошло за минуту до начала заката. И, когда он устроится поудобнее, начнётся представление. Первые лучи заходящего солнца ворвутся в комнату со старинным деревянным гарнитуром и отразятся во множестве разнокалиберных зеркал, встроенных в стены и мебель этой комнаты каким-то расчётливым мудрецом. Красно-золотой солнечный свет заполнит всю комнату. Закат будет играть не только за окном, но и в самой комнате, скользя по лаку старинных комодов и атласных подушек. И будет создаваться ощущение, что эти загадочные лучи идут вовсе не из окон в комнату, а наоборот, из комнаты за окно и отражаются где-то там, за горизонтом. А после того, как закат закончится, ещё где-то секунд пять или десять будут выходить из комнаты эти последние тёплые лучики. Быть может, именно это свойство и дало данной комнате загадочное название – ПЛАМЕНЬ.

Девушка сидела в центре комнаты в старинном деревянном кресле, легко откинувшись на спинку. Похоже, что она только что была в пути, утомилась и присела на минутку отдохнуть. Она слегка откинула голову назад и вправо, разминая этим движением уставшую шею. Глаза были закрыты, но только на миг, тот самый миг, когда в шее приятно хрустит. Пряди волос, выбившиеся из причёски, подчёркивали красоту её лица. Губы по-прежнему были бледны, но теперь слегка блестели и казались удивительно живыми. На ней был дорожный костюм. Светло-фиолетовая блуза с длинными рукавами, совершенно свободными, но стянутыми на запястьях. Манжеты были украшены изящными оборками в складку. Длинная бордовая юбка, тугая на бёдрах, но свободно лежащая внизу, открывала краешки башмачков, запылившихся в дороге. Поверх блузы такой же тёмно-бордовый плотный жакетик. Он выразительно обтягивал плечи, грудь, живот, руки и лишь чуть ниже локтя выпускал из крепких тисков свободные рукава блузы. Крупные пуговицы стройным рядом шли по левой стороне груди, а высокий воротник торжественно завершал их строгое шествие. На правой руке свободно свисал тонкий гранатовый браслетик, в ушах – гранатовые серёжки. На левой руке – колечко с маленьким камешком, тоже гранатом. Именно этой рукой девушка будто была готова оттолкнуться в любой момент и вскочить на своих башмачках, которые так выгодно подчёркивали её тонкие щиколотки.

Три вещи особенно нравились хозяину в женщине: одна из них – именно тонкие щиколотки, которые можно обхватить двумя пальцами.

Для второй девушки я выбрал МРАМОРНУЮ ПУСТОШЬ.

Это комната была полностью выложена серым мрамором. Одну стену её украшали три окна. Два из них причудливой изогнутой формы, а одно, в центре, полуовальное, с мягко выгнутым подоконником – тоже из мрамора. Здесь совсем не было мебели, лишь одна колонна посередине. У неё была странная форма – поворачиваясь и изгибаясь, она как бы повторяла линии крайних окон и одновременно служила своеобразным креслом. Сидеть в этом кресле можно было только полулёжа, но, тем не менее, это было удобно и даже уютно. Автор этой комнаты продумал всё до мелочей: температура воздуха едва ли достигала восемнадцати градусов, а колонна всегда была тёплой. Лично я считаю, что её специально нагревает что-то внутри мрамора, и вообще, эта система наверняка соединяется с главной печью дома. Здесь хозяин и проведёт время до заката. Девушка очень подходила этой комнате – она была стройна, тонка, белокожа. Я выбрал место у окна, там самая низкая температура. Получилось превосходно! Она стояла, опершись на выгнутый подоконник, лицо обращено к центру комнаты. На ней было красивое серое платье и туфли на высоком каблуке. Тёмно-рыжие кудрявые волосы были уложены в простую причёску, многие кудряшки непослушно выбивались, но это лишь придавало определённый шарм. Мне особенно нравились в девушке тонкий носик с тремя веснушками, которые я бережно подрисовал, и тонкая длинная шея. Хозяину наверняка понравится талия, которую мне удалось затянуть до 45 см.

Я немного постоял, посмотрел на девушку. Глаза её были закрыты, тоже на миг – она вспоминала что-то, что уже давно должна была сделать, и была готова в следующий миг выбежать быстрыми и лёгкими шагами из МРАМОРНОЙ ПУСТОШИ. Я улыбнулся и вышел, невольно прислушиваясь, не выбежит ли за мной девушка.

Теперь самое главное. Последнюю девушку хозяин увидит только после заката, в комнате под на званием ЛУНА. Догадываюсь, что вы жаждете узнать особенность этой комнаты. Но уверяю вас, это совершенно обычная комната, в ней нет ни колонн, ни янтаря, ни мрамора. Всё таинство её имени находится как бы за пределами её стен. Дело в том, что здесь луна видна только в полнолуние и даже тогда, когда она светит совершенно с другой стороны дома. Не спрашивайте, я не знаю разгадки, может опять зеркала.

Ночь после дня рождения хозяина как раз выпала на новолуние, поэтому я не мог не воспользоваться таким моментом. В этой картине я решил использовать ещё одно тело, на которое я случайно набрёл как-то, и до сегодняшнего дня оно лежало у нас в холодильной установке.

У девушки был особенный цвет волос: вообще-то она была пепельной блондинкой, но почему-то у неё было несколько светлых прядей, отливающих рыжим, почти медным цветом. Я лишь слегка осветлил ещё несколько прядей её тяжёлых, густых волос. Наряд её представляло тяжёлое бархатное платье. Причёска, которой, по сути, не было, состояла из распущенных, слегка спутанных на концах, вьющихся волос. Чтобы они не падали на лицо, я надел ей на голову тонкую серебряную диадему. Теперь я расскажу, почему эта девушка была особенной. У неё были открыты глаза, видимо, ещё никто не позаботился о том, чтобы закрыть их, или просто не смог, потому что глаза были совершенно живые, а не как у всех покойников – бессмысленно-стеклянные. Они выражали неизмеримую грусть, которая, видимо, и стала причиной смерти.

Теперь эта девушка сидела на полу у кровати, одной рукой крепко сжимая подол платья. Вторая рука её тянулась к блестящим, иссиня-чёрным перьям ворона, лежащего на кровати – именно это и есть то тело, которое я нашёл как-то в лесу. Ворон лежал в той самой торжественно красивой, гордой и, одновременно, невыносимо трагической позе, в которой умирают все птицы.

Помню, как меня поразила эта «поза смерти». В лесу вокруг ворона всё было так буднично и обычно, сновали муравьи, лежали кривые ветки, а возле лужицы тёмной крови свисала паутинка, которая легко вздрагивала на ветерке. А он лежал, заложив голову за крыло, и умирал. Да, он был ещё живой, когда я его нашёл, поэтому-то муравьи ещё не подступились к нему и не попортили его роскошные перья. Вы скажете, что я должен был попытаться спасти его. Но зачем? Этот ворон уже полностью осознал, что умирает, он удивительно спокойно и гордо смотрел в глаза смерти, и я просто не мог, не имел права вмешиваться в ЭТО. Я стоял как вкопанный и смотрел на этот немой поединок «взглядов». Они были достойными противниками: смерть и ворон.

Теперь его тело лежало на кровати ЛУНЫ, а блеск пера так сочетался с блеском синих глаз девушки. Она хотела остановить смерть, но её длинные бледные пальцы замерли, не касаясь птицы. Она тоже не смогла унизить ворона, прервав это торжество. Единственное, что она могла в этот момент – это изливать на него всю грусть своей души.

Я вышел из комнаты, через четыре часа хозяин встанет, мне бы тоже не помешало немного поспать...

В девять часов я, как всегда, постучал в ЯНТАРНУЮ комнату.

– Входи, – услышал я знакомый голос.

– С днём рожденья, сэр.

Хозяин улыбнулся. Он сидел на своём любимом кресле-качалке, слегка покачиваясь и покуривая трубку. Это кресло досталось ему от какого-то далёкого предка. Оно принадлежало явно крепкому мужчине, потому что было широким, каждая его часть была надёжна, крепка и основательна. Лак кое-где потрескался от времени и потёрся. На резном подлокотнике красовался тёмно-медовый теплый янтарь. На втором когда-то тоже был такой же камень, да, видно, выпал и потерялся со временем. Хозяин очень любил это кресло, и даже комнату назвал ЯНТАРНОЙ.

– Ты покажешь мне то, над чем работал всю ночь?

– Полночи, сэр, – и я назвал ему имя первой комнаты.

Он положил трубку, та глухо стукнула об стол, взглянул на меня и вышел.

В десять я принёс ему завтрак в МРАМОРНУЮ ПУСТОШЬ. Хозяин сидел на изгибе колонны и напряжённо рассматривал девушку у окна. На завтрак он отреагировал лишь жестом руки, который означал «оставь всё здесь и можешь идти».

Через полчаса я принёс ему плед и хотел забрать поднос, он был ещё не тронут, а хозяин всё ещё рассматривал девушку.

– Плед, сэр?

– О, спасибо, – он укрылся, хоть колонна и тёплая, но всё же 17 градусов.

– Это великолепно, Леон, она словно выбежит сейчас из комнаты. Посмотри, посмотри же!

Я посмотрел, действительно получилось. Я улыбнулся сам себе. Хозяин наконец-то успокоился и позавтракал, велел принести ему трубку и сказал, что спустится к обеду.

Пока хозяин любовался картиной, повар приготовил отличный обед. Константин Михайлович опоздал. Я исполнял свои обязанности: подавал на стол блюда и рассказывал о них.

– Леон.

– Да, сэр.

– Может, Макар Макарович сам расскажет нам о своих блюдах?

– Хорошо, сэр, я сейчас позову его.

Я был приятно удивлён, за все годы моей работы у хозяина он ни разу не приглашал никого к своему столу.

– Леон.

– Да, сэр. – Я остановился.

– Скажи, что я буду рад видеть и его жену с нами на обед.

– Хорошо, сэр. – Да что это с ним?

Повар великолепно рассказывал о своих кулинарных творениях, он очень хорошо держался за столом. Хозяин улыбался, расспрашивая все тонкости приготовления, и один раз даже расхохотался, узнав, что блюдо очень ему понравившееся, оказалось жареными бычьими мозгами. Французская кухня. Жена повара, напротив, была очень скованна, совсем не улыбалась и не могла проглотить ни кусочка.

– Благодарю, Макар Макарович, обед был очень вкусным и познавательным. Леон, Мария Семёновна, прошу меня простить, я должен идти.

После нескольких часов сна и тёплой ванны, как обычно, он курил трубку в саду. И лишь когда часы пробили половину восьмого, а солнце приблизилось к горизонту, я назвал ему второе имя. Он опять улыбнулся, любил он эту комнату.

« Представление солнца» прошло удачно, хозяин сидел, как завороженный, хотя видел его не первый раз. Потом он рассматривал мою композицию, а я хлопотал об ужине. Хозяин попросил подать его в ПЛАМЕНЬ, видимо, понравилось.

В двенадцать, когда луна уже показалась в окнах ЛУНЫ, я назвал хозяину третье имя. Хозяин очень удивился. Согласен, редко когда в нашем доме обитают сразу три картины. Но, тем не менее, он пошёл к выходу, на прощание взглянув на девушку.

– Не правда ли, её щиколотки так тонки?

– Бесспорно, сэр, тонки.

В ЛУНЕ я расположил свет так, чтобы хозяин мог видеть выразительные глаза девушки во всём их блеске.

Хозяин долго не выходил из этой комнаты, он не спустился спать, и когда я поднялся напомнить ему об этом, то застал картину, поразившую меня больше, чем приглашение повара на обед. Хозяин сидел сжавшись на полу возле девушки и плакал, как ребёнок. Я вышел, минут пятнадцать никак не мог снова войти туда, а когда вошёл, то хотел увидеть то, что так поразило хозяина. Но не увидел.

– Леон, от чего она умерла? – он уже сидел в кресле, после того как я предложил ему платок и поднял с пола.

– Вскрыла вены, – «сэр» я уже не мог вытолкнуть из себя по отношению к этому «ребёнку».

– А ворон ?

– Не знаю, у него было сломано крыло, открытый перелом, много крови...

– Ты видел?

– Да.

Он так и не пошёл спать, сидел всю ночь в кресле, иногда плакал, потом уснул. Я сидел с ним, не мог уйти спать, думая... Не знаю, сколько времени прошло, но я невольно залюбовался композицией, как она была проста. И девушка в этом сложном платье, как просты все её черты. Я понял, что ни одна вещь не сможет быть проще и красивее. Мне показалось, я понял, почему хозяин любил именно так украшать комнаты, почему он мог часами рассматривать эти картины. Какой странный дом! В нём мёртвое изображает живое. Смерть символизирует жизнь. Хотя... намного более странно происходит всё за пределами этого дома. Там живое так любит изображать мёртвое, и единственный настоящий символ в жизни – это смерть.

***

Через три года хозяин умер. Я узнал, что у него есть дальние родственники, которых он сам, вероятно, и не видел. Меня передали по наследству, к сожалению, не с домом вместе. Но это ненадолго...

Я стоял на самом высоком балконе дома, названного ВЫСОКИМ МЫСОМ, смотрел на зеленеющий внизу огромный сад. Он был похож сверху на мягкую взбитую постель, и хотелось прыгнуть в неё или затаиться среди этих разлапистых веток, шелестеть листвой вместе с ветром, облететь вместе с ним весь дом и, взмыв вверх, посмотреть оттуда на «мой» сад, на «мой» дом. Почему у них нет имён? Они будут.

Я назову их ЗВЕНЯЩАЯ ПОСТЕЛЬ и МАРА.

– Отныне тебя зовут МАРА, ты слышишь? – закричал я дому. Он зазвенел мне в ответ серебристым эхом и застучал деревянным голосом: «согласен». А сад зашелестел и улыбнулся. А в комнате, за окном которой я кричал, стоял гроб, и в нём лежал хозяин, улыбаясь, как ребёнок. Я так и не смог забить крышку гвоздями. Я просто положил её сверху и сам закопал его в саду.

– Ты знаешь, МАРА, я уже не смогу вернуться к тебе человеком, потому что должен служить в другом городе. Но мне пятьдесят один год, и скоро я приду к тебе призраком. Теперь я знаю, откуда они иногда появляются. Я приду, потому что не смогу покинуть тебя до тех пор, пока ты жив. А потом мы уйдём туда, куда надо, вместе. До встречи, МАРА.

Глава3.

Ну, вот и ирисы, именно эти подойдут, светло-фиолетовые. Я протянул руку и сорвал один. По пальцам размазался гнилой лепесток. Недавно были дожди, ничего удивительного, один подгнил. Я разжал пальцы, посмотрел на него. Колени подкосились, желудок сжался пополам...

Потом я плакал, плакал первый раз в жизни.

© Екатерина Тренина 08.01.2003