Вместе с Акселем Вервордтом и другими дизайн-знаменитостями Ким Кардашьян и Канье Уэст превратили пригородный дом в Калифорнии в потусторонний оазис чистоты и света.
Когда Канье Уэст и Ким Кардашьян впервые увидели дом в пригороде Лос-Анджелеса, которому было суждено стать их невероятной резиденцией, с порога вызывающий смесь оторопи и восхищения, то они оценили его по-разному. “Мы натолкнулись на него во время прогулки по району. У меня тогда только-только родилась Норт, и мы много гуляли, чтобы я поскорее сбросила жирок, накопившийся во время беременности, — вспоминает Ким лето 2013 года. — Я тогда еще не до конца знала вкусы Канье и подумала, что это идеальный дом. Канье был более сдержан. “Это операбельно”, — сказал он”.
Прошло почти семь лет (за это время у пары появилось еще трое детей), и вот наконец Канье с Ким устроили в этом особняке одно из самых необычных жилищ на свете. Превращение пародии на средневековый замок в футуристический бельгийский монастырь (так эту метаморфозу описывает сам хозяин) — это история страсти, свидетельство нетривиального взгляда на мир, которым обладает не признающий никаких границ Канье, и смелости звезды телешоу и успешной предпринимательницы Ким.
Хотя официально архитектура и дизайн попали в сферу интересов Канье относительно недавно, эта тема волновала его всегда. “Когда я рос в Чикаго, еще до появления интернета, я ходил в местный Barnes & Noble, листал там Architectural Digest и другие архитектурные журналы, которые интересовали меня не меньше, чем издания про моду и рэп, — рассказывает Канье. — Отец это поощрял. У него всегда была припасена для меня миллиметровка, на которой я мог делать почеркушки”.
По мере того, как его карьера набирала обороты, а состояние росло, Канье смог дать более основательный выход своей страсти — он стал завсегдатаем парижских блошиных рынков и международных дизайнерских выставок, а его самым смелым приобретением того времени стал оригинал дивана Polar Bear по дизайну Жана Ройера. “Я продал свой “майбах”, чтобы купить Ройера, — рассказывает Канье. — Многие люди думали, что только чокнутый заплатит за диван такие деньги”. Среди этих людей была и его жена. “До встречи с Канье я не разбиралась в мебели, — говорит Ким. — Но, живя с ним, многому научилась. Так что теперь я горжусь тем, что мы имеем, и понимаю ценность этих вещей”.
Интерес к дизайну свел их с бельгийским дизайнером Акселем Вервордтом — Канье пересекался с ним на антикварных ярмарках в Венеции и Маастрихте. Изначально интерес музыканта привлек один из его канонических объектов — стол Floating Stone со скругленными гранями, соединивший в себе притягательную простоту и эстетику ваби-саби. “Когда я впервые увидел его работы, то подумал: “Этот человек мог бы построить дом для Бэтмена”. Я должен с ним поработать, — вспоминает Канье. — Это было целое дело — уговорить Акселя приехать в Калабасас, чтобы переделать наш замок — а именно так дом тогда и выглядел”.
“Я далек от мира поп-культуры, от мира рэпа. Но в Канье и Ким я нашел родственные души. У нас общие ценности, и это очень важные общечеловеческие ценности, такие как уважение к красоте и вера в духовную природу искусства, — рассказывает дизайнер. — Можно назвать это религией, но возможно это нечто большее — поиск всеобъемлющих ценностей, умиротворения и позитивной энергии. У нас были очень глубокие разговоры о том, как устроено наше сознание, и о важности внутренней тишины”.
Из этих разговоров и родился план реконструкции дома, который сам Вервордт называет дистилляцией. “Канье с Ким хотели полного обновления. Мы говорили не о декорировании, а о философии — о том, как мы живем и как будем жить в будущем. Мы изменили дом, сделав его проще, с каждым шагом мы упрощали его все больше и больше”, — объясняет дизайнер.
“Нас с Канье объединяет любовь к натуральным цветам. Мне нравится простота. Во внешнем мире слишком много хаоса. Мне нравится, что я прихожу домой и сразу ощущаю умиротворение”, — говорит Ким, у которой вообще-то свой взгляд на царящий здесь бескомпромиссный минимализм. “У Канье порой возникали совершенно безумные идеи, а я все время твердила: “Нет, так не пойдет, нам нужны шкафы для хранения”. Так что я была голосом функциональности”.
На практике это выразилось в радикальном изменений прпроции помещений, стены которых теперь покрыты гипсом оттенка off-white. “Пропорции — главное украшение пространства”, — считает Канье. Что касается мебели, то она здесь сведена к минимуму. Основа обстановки — вещи по дизайну Вервордта, дополненные подходящими по стилю творениями Ройера и Пьера Жаннере.
Наверняка вы задаетесь вопросом: каково это, растить четверых детей в такой обстановке? Но Ким с Канье утверждают, что дом идеально для этого подходит. И не только потому, что игровые и детские спальни выглядят все-таки более традиционно, чем “взрослые” комнаты. “Дети гоняют по коридорам на своих самокатах и скачут по журнальным столикам Акселя, как будто это сцена”, — говорит Канье. Ким добавляет: “Мы не трясемся над интерьером. Мы не фанатики”.
Хотя Канье утверждает, что дом — это “на девяносто процентов Аксель”, в работе над ним участвовало еще несколько именитых архитекторов. Минималист Клаудио Сильвестрин, спроектировавший манхэттенский лофт, где Канье жил до встречи с Ким, на этот раз отвечал за обстановку огромной ванной. Винсент ван Дуйсен помог скомпоновать интерьер гостиной. А студия Wirtz International Landscape Architects занималась садом.
Одно из самых любопытных помещений в доме — комната, которую целиком занимает мягкая, напоминающая какое-то невиданное животное скульптура Isabel Rower. Что это — арт-инсталляция или игровая? У Канье уже готов ответ на этот каверзный вопрос: “Все, что мы делаем, — это одновременно и арт-инсталляция, и игровая”.
Фото: Jackie Nickerson
