Семья - это.. говорить прямо
Глава 2
(О силе соревнования, знакомство с вулканом, пост)
А в домике было не спокойно. Едва вошедшие ступили за порог, как догадались, надо спасать обед. В каком бы месте ни собирались клубом, когда занимался спор, что-то обязательно подгорало. Один раз сгорели кеды в костре, хотя всего-то спорили шёпотом двое в палатке. Конечно, позже кто-то утверждал, что это местные приезжали на мопедах, но как не стыдно всё сваливать на посторонних.
Сейчас пахло разогретой пиццей.
-- Послушать со стороны, так выходит, будто нужно распустить все команды спортсменов-профессионалов, стадионы убрать. -- Горячился как вулкан угрожающе-низкими нотами мужской голос.
-- Такое уже было в 90-е: мы с пацанами могли снести городские стадионы! -- Вступил весёлый тенор. -- Помню, на "Звезду" пистоны щёлкать ходили: положишь на бетонную ступеньку и бац! бац! Дымок! Не то что на бордюре у подъезда! На стадионе стены высокие, глухие -- никто не гонит, никому не слышно и не видно.
Улыбаясь своему далёкому детству, так же весело и даже с поклоном Митя выпросил спицу у Нины, изловчился и принялся на спицу накалывать тарталетки с ягодами. Слои башенки стремительно росли. Наколол, засыпал побольше замороженной клюквы, накрыл как крышечкой, следующая. Когда сооружение увенчалось последней, Митя понёс презент Наталье. Башенка, подрагивая, закачалась, точно смеясь в такт создателю, затряслась, накренилась, и ягоды сиганули в стороны, посыпались на стол, стуча и подпрыгивая, покатились по полу.
-- Зачем же такие кардинальные меры! -- как-то обиженно возразил женский голос, -- речь о том, что соревнование хорошо среди тех детей, кто утомлён однообразием, равнодушен или пошёл "дальше" -- замкнулся, не откликается на просьбы: таких детей мотивируют наглядным примером ровесников, зажигают вызовом "давай наперегонки".
-- Да, тогда можно говорить не в целом о детях, а о временном, просто о настроении у любого ребёнка. -- Наталия, стараясь не наступить на мины-ягоды, подошла к плите и повернула ручку, выключила. -- Соревнование заинтригует ребёнка, когда он в скучающем настроении, а закрыт для просьбы по-привычке.
-- А если совсем закрыт? Для сочувствия, отзывчивого поступка. Может, он огорчён, несправедливо обижен, потому замкнулся. Тут и соревнование не поможет, наверное.
Митя сосредоточен, собирает со всего стола шарики клюквы и складывает в чашку, он не замечает как алым соком с пальца каждый раз задевает чашку, и на белом фарфоре уже обозначился узор. Нина берёт салфетку, затем митину руку. Строитель пирамидок вздрагивает, чуть краснеет и благодарит взглядом.
- Ага! Человек сидит, занят собой, решает вопрос, может, даже очень не простой для него, а его дёргают просьбами, а если он не откликается, так заманипулируют провокацией на посоревноваться. Вообще гуманно! -- Вулкан явно не собирался затихать, напротив набирал темп.
Чтобы не запутаться пора представить всех, кто недавно прибыли и поселились в доме. Двенадцать человек? Ого!
Начать можно с троих. У них общая черта -- они первые! Во всём и почти всегда. Только проявляют своё первенство по-разному. Сейчас идёт спор, и первое мнение выразил Миша. Внимание! Не высек искру спора (это мастерство в других руках), а именно сказал своё мнение. Откровенно, смело, дерзко наотмашь. Миша рубил как индус дорогу в джунглях.
Впрочем, взглянуть на описание путешественников можно у старосты группы, по совместительству летописца Владислава.
(Из дневника Влада)
Рядом с Мишей вседенно и всеношно (тут, может, и не всеночно) его друг Митя. В вузе их так и прозвали Ми-Ми. По мне так как-то не уважительно. За мимишность соратников вся тягота на Мите. Ему и проще. В отличие от крупного, грозного Михаила Митя не столь высок; он строен, хотя и с лёгким брюшком, которое то появляется, то пропадает -- обычно летом. Светлая кудрявость Мите не очень нравится, и он опять-таки летом избавляется от аполлоновой причёски. Довольный, сверкает пару дней лысым черепом.
Я к лысым равнодушен. Хотя, нет, симпатизирую. Мне припоминаются совершенно лысые -- они все весельчаки, ну или хотя бы оптимисты.
Миша свои тёмные кудри не трогает, чем в моменты хмурости напоминает мне бизона, ещё бы кольцо куда-то приладить и к портретисту -- картинка в стиле модерн зашла бы на ура. Митя не хмурится никогда, подчёркнуто вежлив, но язык у него острый -- разит, как шпага Арамиса. Когда я в четвёртом классе читал про мушкетёров, то сам хотел походить на Арамиса, может, потому что ему особенно везло с прекрасными дамами.
Митя очень внимателен во время обсуждений, хотя может показаться иное. В беседах и спорах он не принимает ничью сторону, зато обсмешить может запросто. А что? весело. Он добродушный.
Но особенно я уважаю Михаила. Не бояться, как посмотрят, что скажут за спиной -- это здорово. Может быть не дипломатично, зато быстро всё выходит на чистую воду и можно двигаться дальше без помех. От этого не всегда спокойно, зато надёжно. Как болтаться на скале, когда оступился, карабкаясь, больно от ударов и слышишь -- вниз сыплются камешки и видно в стороне, как пыль от них сносит ветром, а ты висишь ни то ни сё и ищешь ещё опору, сердце застучало дробью и успокаивается -- чувствуешь тугую струну -- страховка держит.
Наталия, смотрит на чудачества наших Ми-Ми и идёт в обход. Как она при этом оказывается впереди всех -- загадка. Ответ знает Братец Кролик из "Сказок дядюшки Римуса", но никому не говорит. Все новости Наталия узнаёт первой, первой предлагает пускать в дело едва родившиеся идеи. Первой спорит с первыми, но грамотно -- через аргументы. Завтраки она тоже готовит первой, чем полностью снимает вопрос о дежурстве. Нужно только не торопиться, и не приходить на кухню раньше девяти утра. Вообще не вежливо приходить к столу раньше времени -- это я прочитал в книге этикета в детстве.
У Наталии, хотя все чаще зовут её Ната, русые густые волосы. К августу они золотятся. Обычно пряди собраны на затылке и спускаются пониже плеч. Ната выбирает заколки, как произведения искусства, наверное по заколке на каждое настроение, а настроений у неё не счесть, из всех нас она самая эмоциональная. У Наты выразительные глаза, в них, как это ни противоречиво, но столько умиротворения, будто в знойный день набредёшь на густую тень под деревом, сядешь; рядом поле без края идёт за горизонт, ромашки покачиваются, а все серединки разные, и лепестки - белые язычки наслаиваются друг на друга или наоборот отделены; стрекочет-жужжит-посвистывает весь невидимый тебе мир; и хорошо -- ни скучно, ни одиноко, просто хорошо.
21 марта, В.. ле Руа
-- Пока кто-то тут кричит, что за стенами слышно, под этими стенами странные люди бродят! -- нарочито сурово говорит вновь прибывший.
-- Шутит он, -- словно вступается за незнакомого чудака Ната. -- Есть так хочется! Вы чуть не сожгли пиццу. Предлагаю организовать пост у плиты. Кто готовит, тот не участвует в обсуждении. Даже, если это всего-навсего согреть заморозку.
Пицца расходится по рукам, на полу катаются клюквинки и в столовой по-прежнему шумно, восклицания слышатся то тут то там вперемешку с планами.
-- Кто куда, а мы с Лесей на автобус. Нас ждёт Монмартр!
-- Митя! собери уже свою клюкву, она не прорастёт!
-- Ребят, смотрите, белый котёнок!
-- Не хочу в четырёх стенах!
-- Пойдёмте гулять, осмотрим местность.