Для меня не было понятия вести дневник. Я его не вел, я в него уходил. Это была моя отдушина. У меня тогда все было тяжело: и в семье, и на работе, и в стране. Писал не задумываясь, просто отдавался бумаге, потому что от этого становилось мне легче. С тех пор много воды утекло. Дневник давно не веду лежит, пылится. Многое из того времени уже становится расплывчато, детали уходят. Но вот открываешь дневник читаешь и снова погружаешься в те времена. Вот к примеру запись одного дня из того времени. Привожу ее как есть, без редактирования.
29 ноября 1991 года
Вчера ездил в Москву за продуктами. Иногда у меня возникает предчувствие, что мы находимся в конце черной полосы. Что вот, вот будет прорыв и начнется выздоровление. Это я отношу и к себе и к нашему обществу. Так вот картинки из вчерашнего дня. Новогиреево. Около 9 утра, перед входом в магазин уже приличная толпа. В магазине утром бывает молоко. Девять , открывают дверь и начинается болтание, как на качелях. Мужики, помоложе и покрепче, сообразили, что надо начинать атаку не в лоб, а с флангов - есть за что зацепится — за стены магазина. И вот как в перетягивании каната, то левый фланг, то правый фланг побеждает и заполняет собой вход. А основная масса женщин, старух и стариков, получая толчки то справа, то слева, колеблется на месте и лишь иногда помаленьку струится. Тесный контакт всегда вызывает оживление. Бабки начинают сотрясать воздух руганью на молодых мужиков. Многие иронизируют, острят. Пока болтались одна из моих соседок поведала, что тут на днях затоптали пятилетнего ребенка. Но вот уже дверь близка. У людей начинает возрастать чувство самосохранения, а все побочные мысли уходят прочь. И вот пройдена дверь, спало окружающее давление, свободно с потоком вливаешься в зал. Спокойно- судорожно хватаешь молоко. Среди сутолоки ищешь маленький конец в кассу и опять стоишь в очереди, остываешь, опять разговоры, знакомства, все нормальные , хорошие люди.
Дальше Смоленский гастроном. Первый этап - по занимать побольше очередей. Напрягаешь память по запоминанию облика ближайшего окружения, когда сдаешь очередь — запомнить надо минимум трех — четырех, так ка все занимаются тем же что и ты. Главное занять, а потом уже узнаешь за чем. Много очередей стоит не за чем, просто в ожидании товара. Я хожу из очереди в очередь, перекинусь парой слов, покажусь и иду дальше. За мясом самая длинная очередь. Это просто улей. Сначала я думал часа на четыре, но за три часа мы не продвинулись и на половину. Вначале за мясом потерял одну очередь, занял другую. Потом в очереди за курами встретил свою соседку по мясу и мы с ней восстановили свою очередь. Кто же стоит в этих очередях? Меня все время не покидает чувство внутреннего унижения за себя и за всех этих старушек, больных и других просто честных, простых, не наглых людей. Но помочь им невозможно, так видимо устроен мир. Там в очереди ты другой человек, вожделенные глаза провожают каждый уплывающий кусок мяса. Кто его берет?. Очередь почти не движется. Вот я стал протискиваться к прилавку. Тут сильное напряжение, постоянные конфликты за место. Сюда постоянно идут с книжками. Многие из них закалены и твердо идут к своей цели. Пять, десять минут повоняют эти, у которых нет книжек или у которых они есть, но они с принципами. И все для них эта очередь прошла, а через пять минут они ее забудут. А те кто отстоит ее от начала до конца? По моему это герои и каждый кусок этого мяса будет для них дорог. А я не герой. Вот возле меня шерудит молодой придурок, то ли пьяный, то ли какой-то зациклиный. Протискивается, отшил женщину тем, что она плохо воспитана и не знает русского языка. Тут уже претензия на ученость меня взбесила и я ему сказал пару ласковых. Он засопел и перешел правее. Через несколько минут он уже был у прилавка. Он подал какой-то чек, на котором была большая роспись. Я подумал, что он не в себе и даже стал его защищать. Для чего я стоял там? Наверное надеялся как-то ухватить пораньше, может кто откажется. Таких как я тут целая толпа. Мне стало жарко, да и сумки уже тяжелые все плечи оттянули. Отошел в сторону. Гляжу один из продавцов нагружает женщину с сыном мясом. Я по началу подумал, что они друзья. Ну друзья и друзья — своих то надо отпускать. А потом, что меня толкнуло уже не помню, говорю ему: «Свешай кусок». Он запротестовал, но как-то не так как всегда отшивают продавцы мясом. И тут меня осенило. Я достаю кошелек и демонстративно вынимаю червонец и ерзаю им по прилавку- ему предлагаю. Молодой, он долго не ломался, но червонец сразу не взял. А дал чек, тот самый, который, видел у того дебила, Там написано инвалид II группы и огромная роспись. Он велел пробраться к прилавку и дать ему этот чек. Я должен стать инвалидом, тогда я быстро и двойную норму получу мяса. Ох, меня пронзил стыд. Ведь я там только что ошивался, разговаривал, негодовал и вот я уже буду другой — инвалид. Я не в силах был протискиваться, меня все знали. Я вытянулся,а он через головы протянул свою руку и взял мой, вернее его чек. Потом, посмотрев чек, указал на меня пальцем сказал: «Ждите. Я вас обслужу». Обслужив кого-то из очереди он потом завесил и мне. Я стоял как окаменелый чувствуя на себе негодующие взгляды. Когда стоял в кассу, ко мне обратилась молодая женщина: «Как вы уже берете». Я что-то пробурчал на счет того, что кто то отказался. Мне было стыдно. Когда я брал мясо, женщина из очереди за которой я стоял в изумлении крикнула: «Как! Он стоит за мной». Я каменно взял мясо и ушел. Продавец уже открыто пошел за мной вдоль прилавка. Мы вышли из зоны напряжения и я ему сунул червонец. Он не глядя сунул его в карман и ушел. Парень, сын той женщины улыбался мне рядом. Женщина спросила сколько он взял с меня. Когда узнала, она за возмущалась, с них он взял двойную цену. А мне было не по себе. И приехав домой я думал, что те, с кем я стоял, наверно еще стоят в очереди.