- Так значит сегодня вечером Вы читаете лекцию
«Нью-Йорк – город контрастов».
- А я в Нью-Йорке не был, я в Стамбуле был.
- Ну значит, Стамбул – город контрастов.
Бриллиантовая рука (С)
Руководствуясь вышеизложеным умозаключением, без претензий на исключинельное знание региона или понимание «загадочной немецкой души», я берусь описывать деревушку, в которой живу и которая представляется мне столь же типичной, сколько и нетипичной для Бранденбурга. Делая отсылку к моему научному прошлому, будем считать, что это популярная в свое время «кейс-стади».
Итак, Хоенвутцен основан в 1337 году и лежит на берегу великой немецкой реки Одер.
Хоенвутцен. Это гордое имя должен, по моему мнению, знать любой берлинец. Да, да, это именно та последняя на границе с Польшей деревня, где вы сначала выкидываете свой мусор и писаете (и то, и другое, понятно, не по злому умыслу, а только в целях экономии), а потом томитесь в пробке перед пограничным мостиком. Границ, конечно, уже нет, но ширину мостика это обстоятельство не увеличивает, а значит и его пропускную способность тоже.
Польская сторона, на языке местных старожилов по-прежнему Нидервутцен (Нижний Вутцен, в противоположность Высокому на другой стороне Одера), привлекает туристов дешевизной ряда товаров, прежде всего, бензина и сигарет. По роковому стечению обстоятельств все это – облагаемые таможенной пошлиной категории, поэтому на въезде на немецкую сторону практически ежедневно дежурит немецкая «Zoll» (Таможня). Что, конечно, тоже не увеличивает скорость пересечения пресловутого пограничного мостика. Для тех, у кого после контакта с таможней, не для всех обязательного, но все же затратного по времени, сдают нервы и возникает потребность втопить по газам, в том же самом леске, где можно бесплатно пописать и выкинуть мусор, дежурит с камерой местная ГБДД. 43 штрафа за превышение скорости в пределах населенного пункта за первые часы одного субботнего утра– стардартый результат.
Для меня, ежедневно выгуливающей в этом леске собак, до сих пор остается загадкой как все вышеперечисленные группы лиц, а именно рядовые берлинцы с мешками мусора, полицейские, их за это преследующие, сотрудники ГБДД и таможни, сигаретные контрабандисты и промышляющие воровством и перегоном немецких машин поляки – умещаются в одном маленьком лесочке? Это я еще про косуль и лис забыла. Они там тоже живут и размножаются. Вот где плотность населения на один квадратный метр зашкаливает!
Если кто-то уже задался вопросом, откуда в деревне лес, поспешу ответить – не знаю, но географически лес находится в самом центре деревни. Единственное разумное объяснение, которое я смогла найти, следующее – немецкая история ХХ столетия паровым катком прошлась по деревне, оторвав от нее ее исторический центр с церковью (Нидервутцен) и разбомбив половину домов, оставив так и не заполненные проплешины в самых неподходящих местах.
Вот и вынужден лесной народец ютиться в центре деревни, извлекая из этого неизбежного соседства свою пользу (куры рядом, а отстрел в населенном пункте запрещен) и принося свои жертвы (прежде всего, окружающим лес со всех сторон дорогам, хотя и разгневанные местные жители тоже небезопасны).
Собаки быстро привыкли к бешенной популяпности «своего» леса и теперь на всех, встречающихся в лесу, кроме четвероногих, конечно, смотрят философски. Мне же иногда, особенно туманным утром или в вечерних сумерках мерещится что-то такое из гангстерского кино...
Это о лесе.
Теперь о мостах. Мостов когда-то, еще до войны, было два. Один асфальтированный сохранился до наших дней. Долгие гдровские годы закрытый для пересечения как с одной, так и с другой стороны, а теперь обеспечивающий бесперебойный отток немецкого капитала, он, если бы слово могло разрушать, уже давно был бы взорван. Идея в целом, как и различные ее вариации является неисчерпаемым источником вдохновения на каждой деревенской посиделке.
Другой мост, железнодорожный, действительно был взорван. В лучшие свои времена Хоенвутцен был богат от торговли лесом. Если необработанные стволы сплавлялись по реке до тогдашнего Свинемюнде (нынешний польский Свинюще), то обработанный на местных лесопилках материал уходил по железной дороге. Мост прекратил свое существование во время Второй мировой войны, по результатам который и Нидервутцен с его лесопилками, и еще здоровенный кусок германских территорий был передан Польше. Восстанавливать стратегически опасный мост новые соседи по понятным причинам не захотели.
Железнодорожное сообщение до Хоенвутцена тоже потеряло смысл, колея была разобрана, но осталось здание железнодорожного вокзала, которое до сих пор используется в качестве ресторана и напоминает Вутцену о его буржуазном прошлом с многочисленными груженными лесом баржами, променадом над Одером, ресторанами и пальмами в бочках. Пальмы в бочках до сих пор упоминаются местными жителями с большим значением.
Вместе с буржуа в цилиндрах все признаки роскоши исчезли из Вутцена в 45 и с тех пор больше не появлялись. Деревня, в гдровские годы закрытая для иностранных инвестиций, и после Объединения не может заинтересовать крупный капитал. Мелкий предприниматель, представленный в основном местными жителями, старится и выходит на пенсию.
Непоправимой утратой стало случившееся в марте 2019 года закрытие пекарни. Ни пекаря, которому уже 65 и который последние 50 лет ежедневно вставал в 2 часа ночи, чтобы к шести тридцати обеспечить местное население свежими булочками, пирогами и выпечкой, ни его жену, ежедневно стоявшую у кассы до 5 вечера, никто не винит, но невольный вздох замирает на губах домохозяек, которые еще до восми утра спешили за свежими булочками и сразу после двух за пирогами к традиционному кофе.
Свежий хлеб теперь можно достать только в местном сельпо, единственным и бессменным сотрудником которого уже несколько десятилетий является милая пожилая дама. Там же можно приобрести мясную нарезку, консервы и мелочь в подарок внукам – очевидно, что основными клиентами являются очень пожилые люди.
Но если у Вас складывается впечатление, что деревня вымирает, я спешу разубедить Вас. Свежая кровь бурлит и находит выход своей энергии практически во всех отраслях. Прежде всего, в деревне есть мясная лавка, мясник не только не собирается уходить на пенсию, но даже развелся с женой, только для того, чтобы больше времени посвящать снабжению односельчан мясом, сосисками и двадцатью видами другой колбасной продукции (все названия я пока даже не попробовала, не то что не запомнила). Помещения бывшего гдровского «колхоза» перекупило многочисленное голландское семейство, занимающееся разведением молочных коров, их трактора не замолкающие даже в воскресенья радуют огругу своим приветливым тарахтением с четырех утра. За демографическую стабильность ответственна марроканская жена молодого фермера, рожающая ему одного за другим исключительно красивых сыновей. Ну а я... я ответственна, скажем так, за информационную поддержку Вутцена, я, назовем это, пиар менеджер.
