Как сохранить отношения с мужем, находясь по полгода в больнице? Об этом нам рассказала Светлана, которая благодаря вам смогла победить болезнь и вернулась домой, к семье и детям.
Светлана Машкова, воспитатель
О принятии диагноза и свиданиях с мужем
В мае 2018 года я узнала, что у меня лимфома Ходжкина, вторая стадия. На тот момент у меня было трое детей и муж, с которым мы были вместе уже пятнадцать лет. За несколько недель до объявления диагноза мне было очень плохо, начались невыносимые боли внутри (лимфома задела не только лимфоузлы в подмышках и на шее, но и в грудной клетке). Я не могла встать, сесть, мне было тяжело передвигаться и дышать — лимфоузел внутри разрастался и давил на легкие. Я продолжала ходить на работу, но сильно кашляла и, когда возвращалась домой, просто обкладывалась подушками и не могла пошевелиться. Муж смотрел, как мне с каждым днем становится хуже и хуже, но никак не мог помочь, поэтому ему тоже было тяжело. Когда мне наконец поставили диагноз, мы испытали облегчение.
Мы понимали, что, когда на бумажке написано нужное слово и поставлено миллион печатей, мы уже можем требовать лечение. И я сразу же уехала в Москву. Через несколько дней меня положили в больницу и начали лечить. При этом я доработала до последнего дня, так как понимала, что, скорее всего, потребуется дорогостоящее лечение. Я не стала увольняться, взяла больничный и сказала, что еду лечиться.
В больнице я пролежала полгода. И все это время детям нельзя было меня навещать, потому что им запрещено входить в онкоцентр. Муж приезжал каждый месяц на две недели, и я говорила врачу: «Муж приехал меня навестить, отпустите меня на три дня». А врач у меня была молодая и адекватная женщина, она видела, что муж сидит со мной в палате, он переживает и он меня не бросил. И если у меня были хорошие анализы, она всегда отпускала на 3–4 дня побыть с мужем уже в какой‑то домашней обстановке, а не в палате. Но я обещала каждый день приезжать и сдавать кровь. И у нас с мужем сохранилась в этом плане какая‑то связь. В конце лечения он привез детей на осенние каникулы. Мне тогда было очень тяжело, я проходила облучение, а это сложно морально переживать.
О принятии внешности
Я начала меняться очень быстро, потому что мне прописали гормоны. Я пила по 17 таблеток каждый божий день на протяжении полугода. Это не одна, не две, не три таблетки — это горсть, на которую вам даже смотреть страшно. Вы должны их проглотить, а ваш желудок — переварить. И каждый раз, каждый день страшно, что в желудке рано или поздно образуется дыра. Я пыталась пить меньше, потому что боялась прибавить в весе. Но это сразу же отражалось на анализах. Врач сразу все поняла и сказала мне, что, если я буду продолжать так делать, она перестанет меня отпускать к мужу. Я, конечно, послушала ее и стала исправно лечиться. С тех пор пошли килограммы — один, два, и к концу лечения я прибавила, наверное, около 12 килограммов.
Из‑за химии я облысела, у меня сползли ногти на ногах. Наверное, мужу было страшно на это смотреть. Но у нас трое детей, это о многом говорит. Я ему родила троих и после каждого садилась на диету и возвращалась в ту форму, в которой я была до беременности. И в этот раз я ему говорила: «Потерпи, я вылечусь и сяду на диету. Нет таких вещей, которые мы с тобой бы не решили. Я снова похудею, а волосы отрастут». Муж в это верил. Так и случилось, сейчас я уже вернулась в форму, и волосы отросли обратно. Это же жизнь, я понимаю, что он это переживает вместе со мной и, может, не говорит об этом, но ему так же страшно.
Муж никогда не показывал мне, что переживает из‑за моего внешнего вида. Скорее он боялся, что у детей не будет матери. Он, наверное, думал не столько о себе, сколько понимал, что он не сможет быть отцом-одиночкой с тремя детьми.
О сексе
Когда он ко мне приезжал, у нас, конечно, не было секса в самом стандартном его виде. Но интимная жизнь часто была — урезанная и не в той форме, в которой бы хотелось, но была. Иногда на это влияло мое самочувствие, но вообще мне совершенно не нравилось мое тело с лишними килограммами, это больная тема для меня. И все это время я внутренне тихо себя ненавидела. Мне кажется, любая женщина, когда не влезает в любимое платье или любимые джинсы, испытывает какой‑то дискомфорт. Я не влезла раз, потом не влезла снова, и я морально тяжело это воспринимала.
Когда я вышла из больницы и все это закончилось, я забеременела четвертый раз, но к сожалению, у меня произошел выкидыш. Наверное, из‑за здоровья я уже просто не могу выносить ребенка. Но я очень его хотела и горько переживала, когда у меня не получилось. Я думала о беременности до болезни, во время болезни, после болезни, всегда.
Интимная жизнь у нас с мужем постепенно наладилась. Мне кажется, рак — это болезнь, от которой страдает не только человек, который болен. Она затрагивает абсолютно всех членов семьи, поэтому и восстанавливаться после нее приходится всем. И в этом плане муж — моя поддержка.
Эту онкологическую страницу мы пережили. Мы о ней вспоминаем, конечно, каждый раз, когда я сдаю анализы, но, в принципе, больше никто ко мне не относится как к больной. По моим ощущениям и по анализам я абсолютно здорова. Лимфому Ходжкина можно вылечить до конца. У меня как‑то брал интервью мужчина, которому жена после такого же диагноза родила троих детей. И меня это тогда так впечатлило. Я решила, что нытье надо отставлять и двигаться дальше.
