I.
Относительно реальности данной истории поклясться, конечно же, не могу. Но в прокурорско-следственных кругах она передавалась из уст в уста как вполне себе случившийся на "земле" прокуратуры Кировского района г. Москвы (было в Москве такое административно-территориальное деление) факт. С вынужденным возбуждением уголовного дела по формальным основаниям и поиском оснований для его прекращения.
В те годы в Москве еще работали заводы, некоторые в три смены, да еще и в новогодние ночи. На одном из таких заводов работал токарем некто Василий. И волею производственного графика цеха выпало ему работать 31-го декабря в третью смену - с 10-ти вечера до 6-ти утра. В третью смену заказов, все же меньше, чем в дневную или вечернюю. По себе знаю, так как "пролетев" с поступлением в универ, до армии почти год работал станочником в механическом цехе одного из заводов своего родного города.
А в новогоднюю ночь тем более заказов было мало. Мужики наряды выполнили, Новый год по-пролетарски встретили, осталось утра дождаться и по домам. А тут подходит к Василию бригадир и предлагает (добрая душа и начальник правильный!) идти домой, к жене. Все-равно, говорит, работы практически нет. Василию второй раз повторять не надо, тем более жил он недалеко от проходной завода, в доме, где и другие рабочие этого завода жили.
Приходит домой, открывает своим ключом дверь квартиры, заходит в коридор. На вешалке висит явно не его пальто, а под вешалкой стоят ботинки на пару размеров больше. Василий в недоумении. В большой комнате горит свет, он заходит туда. Стол накрыт по-праздничному и все блюда, а также напитки, испробованы, и в немалом количестве. А стаканы из-под водки и бокалы для вина вообще стоят еще немытые, словно только что их в сторону отставили.
Дверь в соседнюю комнату закрыта, но судя по доносившимся оттуда звукам, в ней кто-то был. Василий осторожно приоткрыл дверь и просунул голову в образовавшуюся щель.
Из комнаты доносились приглушенные мужское посапывание и женское постанывание. Сопровождаемые, при этом, характерным поскрипыванием семейного ложа, на котором Василий провел с женой немало упоительно-счастливых минут!
Но главное, в неверном освещении полумрака, образовавшегося в результате приоткрытой двери, Василий увидел ставший ему сразу ненавистным чей-то (явно мужской, решил Василий) зад! Который, словно в насмешку над Василием, то прятался за спинку кровати, то снова появлялся пред глазами Василия во всем своем голом бесстыдстве и омерзении.
Плохо дальше соображая, Василий прикрыл дверь, вернулся к праздничному столу с блюдами, налил полный стакан водки и одним глотком влил его в себя. Затем взял в руки вилку, распахнул решительно дверь в комнату и, нимало не сомневаясь, дважды нанес колотые раны этой жирной наглой, да еще оказавшейся до омерзения волосатой, заднице!
Под оглушительный мужской крик от боли и пронзительный женский вопль от страха Василий выбежал на улицу и, теряя адекватное восприятие действительности, заорал, захлебываясь от душивших его слез:
- Убил! Я человека убил!
Неизвестно, что потом случилось бы с Василием в таком состоянии. Мог бы где-нибудь и в снег упасть, да и замерзнуть под утро после водки и от пережитого. Да только видит он, по улице, со стороны завода, к нему идет его жена… Увидела его, обрадовалась. Подошла и говорит:
- Вот хорошо, нашла тебя, Вася! Мне ребята в цехе сказали, что ты домой пошел. Там твой брат с женой приехал, мы посидели, Новый год встретили. И я их оставила, а сама к тебе пошла, может ты раньше бы с работы ушел.
Дальше была, как говорят герои фильмов про Одессу, немая сцена.
II.
А потом… Задал Василий органам следствия и дознания задачку!
С одной стороны, "своей" вилкой он причинил брату «менее тяжкие телесные повреждения»; это в то время милицейская подследственность и возбуждение уголовного дела, в данном случае по ст. 109 УК «тех времен» - менее тяжкие и прямой умысел (до трех лет). В последующем квалификация деяния зависела бы от сроков лечения потерпевшего. Это Василию еще "повезло" - при «тяжких телесных повреждениях» (ст. 108) он попал бы уже под прокурорскую подследственность, освободиться из-под "опеки" которой формально очень сложно.
С другой стороны, на защиту Василия встали все "причастные" к этому происшествию лица. И даже брат Василия встал. В буквальном смысле, так как сидеть не мог - только лежать или стоять. Все родственники пытались убедить органы следствия и дознания в том, что ни у кого, ни у брата, ни у его жены (которую потом долго лекарствами отпаивали после такого секса) претензий к Василию нет. Только беда уголовно-процессуального законодательства тех времен была в том, что по многим статьям уголовное дело можно было возбудить, а вот прекратить его было очень сложно. И можно было сколько угодно «не иметь претензий» и забирать заявления, но это не служило основанием для прекращения уголовного дела. Кстати, в отношении Василия и заявления потерпевшего не было. А была телефонограмма из медицинского учреждения, куда его доставили с двумя проникающими колотыми ранами в ягодицах (как по заказу, классика жанра – два удара, восемь дырок). Медики обязаны были сообщить о таком случае в органы внутренних дел.
А органы внутренних дел были обязаны провести проверку. Провели и, исходя из тяжести телесных повреждений, возбудили уголовное дело по факту причинения гражданину Н. телесных повреждений. Но пусть меня обвинят в предвзятости, но в те времена в органах внутренних дел и в прокуратуре работало много, очень много порядочных дознавателей, следователей, прокуроров и их помощников (в скобках замечу, надеюсь, автор этих строк - один из них). И в деле токаря Василия все понимали, что никакой Василий не злодей и давать мужику реальный срок за такой "эксцесс" неразумно, только ломать его судьбу. Тем более, видно было, что страдал он по-настоящему и даже поболе своего брата. У брата страдания были физические (про неудачный секс не считается) – ему раны залечили и ягодицы в полном порядке. А Василий испытывал душевные страдания. И перед братом с его женой, и перед собственной женой – каким идиотом себя выставил. Да и страх получить реальный срок добавлял Василию страданий.
Долго думали милицейские кудесники, как с Василием поступить, чтобы дело до суда не дошло. Прямой умысел доказывается обстоятельствами совершения преступления (взял вилку, да и вколол два раза), а срок лечения в медицинском учреждении – объективный показатель, отраженный в больничном листе. Изменить сложно.
Но при желании…
1. Сначала быстренько переквалифицировали на ст. 110 - менее тяжкие телесные повреждения, причиненные в состоянии сильного душевного волнения. Ведь никто не отрицал у Василия этого самого сильного душевного волнения!
2. Затем следствие пришло к выводу, что деяние Василия и он сам, не представляют большой общественной опасности (действительно, деяние ведь совершено не в общественном месте, а в квартире проживающих в ней лиц; это же «бытовуха»!).
3. Далее, вооружились от общественных и профсоюзных организаций, а также от трудового коллектива завода всевозможными ходатайствами, справками, характеристиками, подтверждающими добропорядочность Василия в быту и на производстве и убеждающими следствие и дознание в возможности передать Василия на поруки трудового коллектива.
4. С учетом всего собранного материала и личности Василия (ранее не судим) применили к нему, горемыке, ст. 9 УПК «того времени» - прекратили уголовное дело и передали на поруки трудовому коллективу для перевоспитания и исправления.
Прокурорские, к которым материал попал в порядке надзора за следствием и дознанием в органах внутренних дел, понимали, что слишком уж всё притянуто… Доложили прокурору, статья ведь серьезная… Но в итоге все согласились, что такого дурака в колонию сажать – только портить. Закрыли глаза, махнули рукой, да и подписали постановление о прекращении уголовного дела с передачей лица «на поруки». И правильно – на заводе и дома от него больше пользы было.
Уверен, что обошлось без денег со стороны Василия и всех его родственников. Но не удивился бы, если Василий на радостях устроил «поляну» всему отделению милиции!