— Чудеса, — без малейшего удивления в голосе, чуть слышно произнесла Зоя, заметив в церкви знакомую фигуру. Затем она снова подняла глаза к иконе Божьей матери, перекрестилась и, поклонившись святому лику до самой земли, вышла из храма. Душа прихожанки оставалась безмятежной. «На все воля Господа нашего», — привычно отозвалось сознание в ответ на нечаянную встречу. А память вытолкнула на поверхность события четырехлетней давности. События, у которых была своя предыстория.
Зоя Михайловна стала Хачатурян после замужества. Она родилась и выросла в одном из маленьких сёл Южного Урала. В 1957 году окончила девять классов и поступила в педагогический техникум, переехав для этого в провинциальный город. Но учеба не задалась, и девушка вернулась домой, к маме.
В местном клубе в то время лица кавказской национальности были не в диковинку: парни из Баку и Еревана приезжали сюда на заработки. Поэтому на селе нередко играли многонациональные свадьбы. Так Зоя нашла мужа.
Мать Артема, так по-русски звали мужа Зои, поначалу очень бурно отреагировала на появление в доме светловолосой невестки, которую сын привез с края света.
— Не хочу рус, — кричала она, стоя в дверях перед молодоженами.
Вечером того же дня Зоя, опустившись на колени, омыла свекрови ноги. Через пару лет пожилая женщина стала называть сноху дочкой.
— Сяк, сяк, — щелкала она языком, гордо распахивая перед гостями шифоньер.
— Сяк, сяк, — одобрительно кивали гости, что в переводе с армянского означает «чисто, чисто».
Тринадцать лет прожила Зоя в доме мужа. За это время уралочка прекрасно освоилась и с обычаями, и с ранее непонятной ей речью. Слова, которые казались нецензурной бранью, теперь зазвучали яркими, теплыми образами. Армянский язык стал родным для дочери и сына Хачатурян.
Артем в Зое души не чаял. На семейном благополучии не отразилось близкое соседство с его предыдущей женой, занимавшей вторую половину общего дома. Муж, который был на десять лет старше Зои, сумел организовать совместное проживание трех близких ему женщин так, что дамы не только не ссорились, но даже дружили.
Потом Армения изменилась. Многонациональные семьи стали спешно покидать ее земли, увозя с собою красивых деток славянско-азиатской внешности со звучными именами Людвигов, Эно, Булгаров, Хачиков. В 1989 году, схоронив свекровь, Зоя с детьми и мужем возвращается в родное село. Семья приобретает новый добротный дом. Артем, по своему обыкновению, берется за любую работу. Зоя хлопочет по дому. Найти себе другое занятие она не пытается, зная, как обидит этим армянского мужчину.
В ноябре 1994 года в дом снова приходит беда: погибает Артем. Его случайно закрутит колесо мельницы во время ремонта машины. О страшной смерти Хачатуряна в деревне еще долго судачат.
Молва ошибается, утверждая, что незаменимых людей нет. Сын, потеряв отца, на два с половиной года за драку попадает на «нары». Зоя принимается заливать горе общедоступным способом.
В такую минуту и подворачивается ей под руку соседка Люба. Она еще при жизни Артема изводила Зою своим бесстыдным кокетством. Разнагишается в открытый купальник, букли на голове накрутит, глазки-губки нарисует, и давай в таком непотребном виде перед соседом дефилировать.
Если Артем был глух и слеп, то Зоя-то не каменная, все замечала. При муже она, правда, помалкивала: жене армянина голос подавать не к лицу, даже если муженек напропалую гуляет на стороне. Люба в ответ на безмолвное раздражение Зои самодовольно ухмылялась.
После гибели Артема соперница люто возненавидела вдову, бросив во всеуслышание:
— Это он на тебя горбатился, ты его использовала, словно рабсилу. Через это и погиб мужик, надорвался.
В день светлого праздника Пасхи, оплакивая за стаканом горькой почившего мужа, Зоя решила рассчитаться со зловредной соседкой. Она ворвалась в дом Любови, схватила со стола трехлитровку с медом и что было сил размахнулась ею, пытаясь попасть женщине в голову.
— Бог от греха уберег, — стыдливо прикрывает губы платком Зоя, беззвучно вздыхая. — Та банка мёда меня как отрезвила.
Банка выскользнула из рук и упала, разбившись вдребезги...
Люба вскорости из села уехала. Подалась на заработки в столицу. Или мужчину себе поискать, как про то люди болтали.
Зоя «прибилась» к церкви, стала денно и нощно молиться, приняла обряд крещения. Отец Владислав, опекающий паству села, объяснил непонятные места святого писания. Неожиданно для себя Зоя, которая книги-то не особенно жаловала, начинает писать стихи.
И жизнь потихоньку стала налаживаться. Сын, армянин по крови и по духу, не женился без материнского благословения. Об этом Зоя узнала из письма младшей дочери. Девушка вложила фотографию брата с девушкой: «Мы тебя любим и скоро приедем домой, мама».
— Господи, какими слепыми мы были, я и Люба. Меня бес ревностью дурацкой попутал. Нет в сердце, однако, обиды и зла, — улыбается своим мыслям Зоя, возвращаясь после воскресной службы в местном приходе. — Мы все здесь, на земле, на испытании находимся. Я ведь сейчас на жизнь, как с горки, смотрю. Страшный суд предстоит каждому. Людская молва против суда Божьего — суета сует. Прости меня, Любушка, за самолюбие и гордость мою безмерную. Все прошло, все быльем поросло.
Зоя медленно шла, ведя такой внутренний диалог со своей недавней соперницей. Сегодня она, наконец, снова встретила Любу. Встретила ее в церкви, во время службы. И только улыбнулась нахлынувшим воспоминаниям.
А у вас было подобное: считали врагом — и вдруг, простили. Поделитесь....
Легче стало?
Эвелина Григорьева