— А теперь тебе нужно подписать стандартное соглашение, которое подписывает каждый человек, достигший совершеннолетия, — ему протянули пластиковый лист, исписанный мелкими и непонятными крючками и точками. Артур взял его, взял и протянутую следом удивительно обыкновенную шариковую ручку. А потом в непонимании уставился на Куратора.
— У тебя снова возник какой-то вопрос? — Артур мог поклясться, что услышал раздражение за этой деланной усталой вежливостью, и не мог понять чем оно вызвано.
— Ну вообще да. Что это? — он поднял лист на уровень лица Куратора.
— Стандартное соглашение, которое подписывает каждый человек, достигший совершеннолетия, — слово в слово повторил Куратор и улыбнулся.
— Я не понимаю ни слова. Если это вообще слова, — пояснил Артур.
— Там есть кусок, который ты поймешь, — Артур еще раз посмотрел на лист и среди всех этих закорючек увидел привычные ему буквы.
“В сумме означает, что Подписавшийся согласен с тем, чтобы Общество берегло его свободы и права, а также заботилось о его или её здоровье и жизни.”
— Но в остальном, разумеется, ты ничего не поймёшь, — продолжил Куратор. — Это код, иначе пришлось бы печатать соглашение на полсотне страниц, а ведь никто не хочет тратить на такое деревья, — он взял лист из рук Артура и указал на магнитную линию, вроде тех, что делают на кредитных картах. — Нужно вставить лист в специальный аппарат и на экране появится текст Соглашения, — он вернул лист Артуру и посмотрел на него в ожидании.
— Разве я не должен знать, что я подписываю? — спросил Артур. Внутри началась борьба. Часть Артура громко, настойчиво и, что самое главное, очень спокойно говорила: «угомонись, они знают, что делают, они заботятся о тебе, подпиши всё, что надо подписать». Другая часть бессвязно вопила. И эта часть побеждала.
— Всё, что о нём необходимо знать, уложено в понятное тебе предложение, — улыбнулся Куратор.
— Но я не знаком с ним. Я не могу подписывать то, с чем я не знаком, — непонимание уже превращалось в злость. — Как можно подписывать что-то важное, что-то, что, видимо, определяет всю мою дальнейшую жизнь здесь, и даже не знать, что ты подписываешь?
— Артур... — начал Куратор, но закончить ему не дали.
— Я не буду это подписывать, — и Артур бросил лист на стол, ручка полетела следом. Он вскочил на ноги, и в этот же момент в комнату вошли два высоких санитара. Артур посмотрел на Куратора, тот всё так же сидел на своём месте, усталый и будто бы разочарованный, и как раз поднимал руку из-под стола.
Прошло какое-то невменяемое количество лет, а людям всё ещё нужны тревожные кнопки, мелькнуло в голове у Артура. Он перевел взгляд на санитаров и увидел шприц с синей жидкостью. Опять эта синяя жидкость.
— Нет! — выкрикнул Артур и попятился к стене. — Эта дурь пудрит мне мозг! Из-за неё мне кажется, что я схожу с ума! Пожалуйста! Я не хочу! — но санитары уже скрутили его.
— Вколите двойную дозу. Возможно так привыкание наступит позже, — из-за их спин показалась врач. Она подошла к столу, подняла лист договора, повертела его в руках. — Они когда-нибудь уже придумают более изящный тест на доверие? — обратилась она к Куратору. Тот лишь пожал плечами.
Артур почувствовал как успокаивается. Тело наполнилось теплом, ситуация перестала казаться пугающей и безнадежной. Его посадили назад в кресло и дали отдышаться. Но в этот раз всё закончилось ещё быстрее. Артур физически ощущал, как промежутки между ударами сердца становятся короче, как начинает жечь в груди, как тяжелеет голова, а в ушах появляется гул. Он чувствовал, как расширяются его зрачки, полмиллиметра, еще пол, как в замедленной съемке. Тревога приходила волнами, предельное спокойствие сменялось бушующей паникой, Артур почувствовал, как задыхается в этих волнах.
И, к сожалению, всё это не скрылось от Куратора, который не сводил с него глаз.
— Назад! — крикнул он уходящим санитарам, а потом обратился к врачу. — И с этим также. В этот раз всё еще быстрее. Придётся действовать по старой схеме.
В ответ врач вздохнула.
— А сколько было обещаний, что новое средство облегчит всем жизнь.
Санитары скрутили Артура и повели к выходу, но он успел увидеть как Куратор поднял со стола пластиковый лист договора и выбросил его в урну.
***
Самым страшным было не то, что его силой куда-то вели, а эта нарочитая вежливость, эти безупречные улыбки. Да если бы ему врезали по ребрам и тащили по земле, ему было бы менее страшно, менее жутко.
— Артур, дорогой. Так не пойдет. Мы хотим помочь тебе. Общество хочет помочь тебе. Мы хотим, чтобы ты был счастлив, и мы не хотим, чтобы ты навредил себе или кому-то еще. Только воспитанием мы сможем добиться того, что ты встанешь на путь исправления, — врач шла рядом с ним, спокойная и приветливая. — И пожалуйста, прекрати вырываться.
И Артур прекратил. Не потому что успокоился, но потому что осознал свою полную бесправность и слабость. Даже если он сейчас вырвется, куда он побежит? Что он будет делать? Синяя жидкость всё ещё, пусть и отголосками, действовала в нём и слово «воспитывать» прозвучало успокаивающе. Его ведь не ведут в тюрьму, его не ведут на казнь.
Они спустились на лифте на минус первый этаж, в лифте рядом с цифрой стояла буква «О». Там не было коридоров и кабинетов, весь этаж выглядел как огромная операционная. Это «О» и была операционная. Металл, ледяные столы, синевато-белые холодные лампы. Их встретил бородатый мужчина в серой форме.
— Этому отними правую кисть, — сказала врач, но увидев неподдельный ужас в глазах онемевшего Артура, поспешила его успокоить. — Не волнуйся, после реабилитации тебе подарят твою первую бионическую конечность. — Напоследок она улыбнулась, так широко и искренне, словно только что объявила Артуру, что тот выиграл в лотерею. И вышла из комнаты.
Дверь громко хлопнула, но Артур этого не услышал — в его ушах всё ещё звенело слово «первую».