Про то, как я гостил у индуса Рави, я рассказал на следующий день другому своему знакомому - Давиду, выходцу из СССР, за много лет до того покинувшему нашу страну.
Беседа наша протекала на 12 этаже старой многоэтажной фабрики, незадолго до этого купленной холдингом Инланд групп. Район, некогда очень депрессивный, располагался в пяти минутах езды от центра Чикаго и компания планировала его переделку в комплекс современных апартаментов стиля ЛОФТ. Здание было высокое, этажей под двадцать, из потемневшего красного кирпича с огромными окнами на все стороны.
Вокруг нас вовсю шла стройка. Работал Давид, по нашему, прорабом; его подопечными в основном были люди с темным цветом кожи и низкой квалификацией.
Перелом в жизни Давида произошел в конце семидесятых. В загранпоездке он спрыгнул за борт теплохода в порту, доплыл до берега и смог как-то обустроить свою жизнь в новой реальности. Меняя страну за страной, он наконец-то обрел новое отечество под звездно-полосатым полотнищем.
Наскоро рассказав про ежегодный отдых на Ямайке ,про сына, закончившего некий американский университет и трудившегося ныне в некоем отдаленном штате, Давид предался воспоминаниям.
Былую советскую жизнь Давид вспоминал сочно, с заметной ностальгией: Баку, квартира в центре, многонациональный двор, где каждый вечер что-то совместно отмечалось за длинным столом под раскидистым деревом; пиджак в шкафу со стабильной заначкой в три сотни рублей в потайном кармане; по выходным – друзья, «Москвич», шашлыки и рыбалка на побережье Каспия. Все было как у людей, и работа не то чтобы особо напрягала.
О новой жизни в свободном обществе Давид говорил со значительно меньшим энтузиазмом, чем о тяжелом советском прошлом: была здесь своя непростая специфика, примеры которой были приведены во множестве. Непростые ситуации, совершенно нетипичные для России, повсеместно присутствовали в отношениях с подчиненными, коллегами, начальством, соседями, соотечественниками; везде приходилось держать ухо востро и нос по ветру.
Я, со своей стороны, поделился рассказами о жизни в новой России, своей работе, моих впечатлениях о США; рассказал также о знакомстве с индусом Рави и его очаровательной супругой.
История заставила Давида сделать паузу: он задумался и засопел.
– Да, с индийцами я тоже сталкивался, где сейчас индийцев нет! Везде они, как и китайцы. Здесь эта тройка называется «ЧИП» (т.е. дешевка): Чайна, Индиа, Пакистани. Работают они незадорого, каждый тянет за троих, все точно в срок и без приключений. Устроится куда такой, через год-другой глядишь – уже группой руководит; скоро в группе еще индийцы появляются, пашут, как звери, а он – еще выше идет. Поднимется – за собой своих наверх тянет, да и они его снизу подталкивают. Вот так они и до начальников, вице-президентов дорастают, компании собственные открывают. Выходят в апперкласс, короче говоря.
– Взять, к примеру, арабов или испанцев – они на рынках, в основном, торгуют. У китайцев или итальянцев – рестораны. Индийцы – программисты или управленцы. А мы кто? Что о нас кому известно? Никто не знает, чем русские на жизнь зарабатывают. Вот и глядят соседи на нас, либо как на паразитов, живущих на пособие, либо на бандитов, замешанных в подпольном бизнесе или криминале.
– куда ни погляди, местные русские – сплошь лузеры (патологические неудачники), – продолжал Давид. – В бизнес с нашим народом влезать – одни траблы-проблемы: то денег нет, одни вздохи; если деньги пойдут – за твоей спиной чудеса разные начинают твориться. Карьеру мало кто делает: многие по домам, на вэлфере-социалке сидят, кто-то лайсенс-лицензию берет по франшизе – квартиры убирать или там газоны стричь. Тут уж как повезет; бывает, на проезды больше времени потратишь, чем на саму работу. Даже в гавернмент эйдженси (местные органы власти) на аппойнтмент-прием, чтобы вэлфер получить – и то опоздать умудряются!
Безусловно, опыт моего наставника имел частный характер. Хотя, как я подметил за годы моего общения с сотнями людей из делового мира: те, кто остался в России, сделали в среднем гораздо более успешные карьеры, нежели те, кто уехал за рубеж в поисках лучшей доли. Меня все тянуло задать вопрос Давиду: зачем же он выпрыгнул с того злосчастного теплохода и стоила ли игра свеч? Но я держал язык за зубами, боясь спугнуть текущую живо беседу.
– Вот этого выгони, попробуй, – Давид кивнул головой в направлении негра необъятных габаритов, неторопливо убиравшегося неподалеку. Мы перешли на русский. Переход на родной язык давался Давиду нелегко.
– Вот он, с вакуум-клинером в ливинг-рум копошится, пыль сосет, барахло с места на место таскает. А сначала его на финишинг поставили, отделку по-нашему. Мы тогда блок на Брук-стрит сдавали, торопились, срок поджимал. Дедлайн. Так он апартмент с двумя бедрумами так покрасил – все сдирать пришлось, со шпаклевкой вместе. Я объясняю ему ситуацию, что так работать нельзя, что надо по-другому. Назавтра на объект сам вице-президент, Ник Хелмер, приезжает:
– Ты что, Давид, извинись немедленно! Не может красить – пусть носит, подметает, монтирует. Он, оказалось, уже к своему лойеру наведался, который по харрасментам и дискриминации. Жалобу на компанию собрался писать. И ведь не уволишь такого!
Как мне после объяснили, в Чикаго, да и не только там, существовали обязательные квоты на трудоустройство различного рода меньшинств: негров, мексиканцев, геев, лесбиянок, больных СПИДом, инвалидов и проч. Любая контора, государственная или частная, была обязана эти квоты блюсти, их невыполнение грозило серьезными санкциями.
Не все просто в Америке – даже при самом благоприятном раскладе. Как-то свел случай с одной женщиной из бывшей Югославии. Престижная работа в банке, машина хорошей марки, муж, двое детей, домик в неплохом пригороде. Самой – лет слегка за сорок, смотрится – под тридцать; стройная, яркая и симпатичная брюнетка. Собирались домой после работы, вызвалась подвезти меня до метро. Пока ехали – разговорились; после Милица еще на стояночку у кафе на полчасика заехала – разговор продолжить. В Штатах вообще такие разговоры не приняты; и я это понимал, и она. Мы вместе без слов понимали, что другого шанса на подобную беседу у нее просто не будет.
– В Штаты я приехала лет в восемнадцать из социалистической Югославии. Конец семидесятых – не самое простое время: кризис, безработица, бедность. По первому впечатлению – все показалось раем. Отучилась, вышла замуж, работа, дети, все в порядке. Как мы жили в Югославии? Дом, улица, все друг друга знают, все друг к другу в гости заходят. Постоянно – гости, постоянно – праздники, хотя жили очень небогато. Друзей у родителей, да и у нас, очень много было. Здесь – никого.
Знакомые, конечно, имеются. Встречаемся изредка в кафе, быстро поедим; каждый за себя заплатит – поехали. Говорить особо не о чем: спорт, шоу, новости, телевизор. У детей с четырнадцати лет жизнь своя, я их почти не вижу. Да, дни рождения дома проводим, вместе. Минут десять-пятнадцать: поели быстро, поговорили быстро – и засобирались. Дела ждут. Что за дела – мне неизвестно, своя у них жизнь.
Если проблемы обсудить требуется – психолог для этого имеется. Триста-пятьсот долларов в час, смотря какой психолог. Теперь я понимаю, какая моя мама счастливая в Югославии была. Мне до такого счастья – как до неба.
Ответить мне было нечего, я просто слушал. Мы понимали, что той Югославии уже нет и не будет, вместо нее – свежие руины, разрушенные мосты, заводы и города. Попрощались, я побежал на метро.
Читайте также
ИНДИЙСКИЙ ГОСТЬ
ЧИКАГО
МОЕ ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ
ОСЕНЬ 93-ГО. ПРЫЖОК ИЗ СЕТЕВОГО МАРКЕТИНГА
«ОПЫТЫ ПЕРВОЙ ПЕРЕЗАГРУЗКИ»
«В ОБХОД»
«ПОКОЛЕНИЕ Х»
Смотреть далее http://анабасис.рф