Как великий композитор давал праздничные концерты в Российской Империи
Подписывайтесь на наш канал! Ставьте лайки! Приветствуется репост на материала в соцсетях!
Дорогие друзья, в рамках нашего проекта «Настольная книга старорежимной сплетницы» мы хотели бы рассказать вам нечто о масленичных гуляниях, так как до революции на это время приходился пик светских мероприятий. Однако за рассматриваемый нам 1863 год не обнаружилось в архивных бумагах особо забавных и поучительных историй на эту тему. И мы уже хотели расстроиться, как нам на глаза попалось письмо одного петербургского журналиста, адресованное своему «собрату». Мы приводим его почти полностью, внеся незначительные правки в дореволюционную орфографию.
И о чудо! В нём описано пребывание в Петербурге, великого немецкого композитора Рихарда Вагнера, которое пришлось как раз на конец Масленицы и начало Великого поста. Опять же письмо позволяет пролить свет на некоторые аспекты светской жизни того периода, в частности, на манеру дирижировать. Дело в том, что петербургская публика была избалована представлениями, которые давал до этого Штраус, в буквальном смысле слова заигрывая с оной во время концертов (он покинул Петербург в 1862 году). Вагнер же был человеком иного склада характера.
Перлом великопостных концертов был, без всякого сомнения, концерт Рихарда Вагнера. Мы еще в прошлом году имели случай говорить о приглашении, которое Вагнер получил от нашего филармонического общества. Обществам этим предполагается дать три концерта, с участием Вагнера как дирижера, в пользу вдов и сирот своих бывших членов. Первый концерт, назначенный 19-го Февраля, во вторник на второй неделе, прошел блистательным образом. Эпитет «блистательный» в этом случае, не есть обыкновенная рутинио-фельетонная фраза — он только служит необходимою характеристикою этого вечера. Огромная зала дворянского собрания была полна совершенно. Говорят, что меломаны ещё за час до начала концерта уже толпились перед окошками шубо-хранителей. Вечеровой сбор, по слухам, простирается за шесть тысяч рублей серебром.
Цифра, очень красноречиво говорящая в пользу великого композитора, появление которого в Петербурге возбудило такой сильный интерес. Ровно в 8 часов Вагнер появился на эстраде, перед оркестром, при долгих рукоплесканиях. Физиономия этого человека принадлежит к разряду тех, которые раз увидавши, трудно уже позабыть. В ней нет ни картинных углов, ни резко очерченных линий, ни даже обычной, всенепременной бороды и усов, но эти энергически-сжатыя губы, этот одушевленный взгляд, этот высокий, закинутый лоб — все это как то невольно обнаруживает в нем человека силы и таланта. Некоторые весьма нелепые господа нашли невежливым в отношении их то обстоятельство, что Вагнер, дирижируя оркестром, все время почти стоял спиною к публике и лицом к исполнителям. Этот род поведения на эстраде действительно несколько нов у нас, в Петербурге, где публика привыкла, чтобы дирижер галантно ломался и артистически кокетничал с нею, а не отдавался до самозабвения своей трудной роли — души и разума оркестра. Мы находим напротив, что такое поведении на эстраде приносит большую честь дирижеру, думающему исключительно об исполнена пьесы, а не о взорах публики, рассматривающей по преимуществу изящество и грацию его движений, как будто он какой-нибудь танцмейстер.
Наши дирижеры, вообще чувствовали неловкость своего положения, но теперь с легкой руки Вагнера, этот нелепый обычай, кажется, начинает выводиться; по крайней мере, в концерте г. Ломакина, наш молодой композитор Балакирев следовал уже вагнеровской методе. Будь это 17-го или 18-го Февраля, его бы, наверное, ошикали за это, но после вагнеровскаго концерта публика, вообще подчиняющаяся авторитету громкого имени, кажется, смотрит на это нововведение разумными глазами.
Вторая часть концерта была составлена исключительно из вагнеровских вещей, и это было сделано тем более кстати, что наша петербургская публика знакома с Вагнером более по чужим слухам, чем по слуху своему собственному. О музыкальности Петербурга говорят уже давно — и в положительном, и в отрицательном тоне. Недавно ещё в одной газете была на этот счет обличительная статейка. Но что касается до концерта Вагнера, то нельзя не сознаться, что на этот раз наша публика вела себя и с музыкальным тактом, и сознательно-разумно. Она, сколько мы заметили, умела подмечать довольно тонкие вещи в музыкальных произведениях Вагнера, она отличала особенно-оригинальные места и прослушала весь концерт с самым серьезным вниманием.
Марш и увертюра из Тангейзера и vorshpiel из Лоэнгрина произвели особенное впечатление — первые этою громадою и силой своих звуков, вторая этим обаянием звуков тихих и нежных, переходящих даже — как в том, так и в этом — в какие-то звуки и голоса самой природы и её таинственно-поэтической жизни. Вы порою забываете, что перед вами музыкальные инструменты — вы как-то невольно чуете, что эти новые совсем оригинальный сочетания звуков охватывают вас то всем обаянием и тихою прелестью неуловимых, нежных и Бог-весть где и как зарождающихся звуков ночи, то всем трепетом и ужасом свиста бури и борьбы всех стихии взбунтовавшейся природы.
О Вагнере много спорят. Вся музыкальная Германия разделилась на два лагеря: одни называют его гением, другие - сумасшедшим и непонятным. Мы решительно не понимаем о чем и как тут можно спорить и чего не понимать. Обаятельность впечатления этой новой музыки столь велика, что спор о ней и непризнавание её, по нашему мнению, не возможны