Семья -- это.. совместное путешествие
Предисловие.
Когда мы маленькие, то думаем, что семья -- это мама, папа и дети. Позже у нас появляются друзья, любимые, и семья словно бы расширяется, впуская новых людей. С ними мы посещаем театры и катаемся с гор, учимся и работаем. Мы ходим друг к другу в гости, а потом покупаем совместные туры и новые квартиры.
Но так не у всех. Отцы и дети. Как много семей, где живёт одиночество.
Герои нашего повествования захотели разобраться в вопросе основательно. Они собрали команду. Вскоре они прибыли во Францию как участники учебно-практического проекта и заселились в домик неподалёку от Парижа. Они даже не предполагали, что вместе с семинарами в их жизнь войдут неожиданные тайны, новая любовь, жаркие споры и впечатляющие перемены.
Глава 1
(Об узнавании по запаху, о "клошаре", о детях и стадионах)
Волны солнечного света заливают ступеньки и полотно двери.
-- Ха, ручка тёплая!
Ручка двери, и правда, оказалось тёплой. Окружённая как юбочкой ореолом залакированного множеством рук дерева, она празднично и приветливо блестит розоватым металлом. Один за другим в двери входят десять человек с рюкзаками, сумками. В прихожей непривычно пахнет давно устоявшимся плотным духом загородного дома и почему-то с нотками жасмина. Вот она заграница -- неужели хозяева-арендаторы поставили вазу с цветами.
Да, это хорошее дело: цветы в любой стране пахнут знакомо; что не скажешь о домах. Ни в одном доме на родине не встречалось подобного. Словно смешались дачные веранды, деревенский сеновал, доски, пролежавшие сезон в теплице, и ко всему этому будто принесли несколько упаковок новенькой пропитанной лавандой бумаги. Трудно описать этот запах прованса в маленьком двухэтажном домике. Но ощущение волнующей вибрирующей неизвестности, и чувство, что ты на пороге больших событий: что не в тридцати километрах отсюда, а чуть не в палисаднике стоит Эйфелева башня, за соседним домиком уходят вверх ступеньки Монмартра и вот-вот оттуда зазвучит мелодия из фильма "Амели".
Быстро скидывается обувь. Команда разбредается кто куда по двум этажам, кто-то заглядывает в столовую. Так и есть! на подставке у ближнего окна вовсю цветёт гардения, излучая из своих таинственных спиралей дивный напоминающий жасмин аромат, только нежнее. Рядом круглый стол на ковре, стулья со спинками, кресло и на подголовнике трогательная салфетка в кружеве, буфет в простенке. Годится!
Теперь на второй этаж. Пол тщательно вымыт, и это хорошо. В Европе не принято снимать обувь в домах. Зато мы ступаем внутрь словно восточные люди -- в храм, оставляя на входе обувь, пыль улиц и мусоринки, приставшие к подошвам. Да, наши дома -- почти святыня.
Пока новые жильцы осматриваются, у калитки, что выглядывает из начинающих зеленеть кустов, происходит движение. По пустынной улочке пришёл человек, нахохленный, замотанный в бурый шарф, словно не весна, не Европа и не пригород Парижа, а суровая зима, и вьюжные сибирские морозы запихнули его в одежду, ещё и шляпу натянули пониже да покрепче. Человек остановился, присел на корточки, пригнулся, отворачивая лицо от ветвей, и стал шарить позади куста и под изгородью. Шарф его упал одним концом на землю и лёгкий сор тотчас прилип к бахроме. Человек чуть поднялся, склонился с другой стороны, вновь вытянул руку и разворошил остатки прошлогодней листвы, опять вернулся ближе к калитке, придерживая себя, схватился рукой за прут изгороди, потянулся так, что побелели пальцы, и протиснулся вглубь куста. Наконец он выудил бумажный пакет, похожий на пузатую вазу с горлышком.
За этим занятием совсем рядом, со столбика изгороди с вниманием следит белый, чуть подросший котёнок, отвлекаясь, лижет свой бочок. В бочок, раздвигая пушистую густую шерсть колется ветка, и котёнок, радуясь затее, трогает ее лапой и покусывает. На лбу у котёнка рыжее пятнышко похожее на квадратный пожелтевший стикер -- словно бы приклеенный для участия в игре -- все видят имя персонажа на нём, а сам -- угадай-ка.
Замотанный человек стиснул пакет, прижав обеими руками к себе и неверным шагом малоподвижного домоседа скрылся в проулке. Котёнок вертит пушистой головой, подставляя солнцу свой лоб с жёлтым стикером и жмурится. Ушки его -- пещерки пирамидками, будто живя своей жизнью, поворачиваются как глаза у хамелеона -- вразнобой. Сейчас правая пещерка ловит голоса из открытого окна в доме за изгородью: смех, какие-то громыхания, стук посуды. Вдруг другая пещерка замерла, котёнок живо спрыгивает вниз и трусит прочь через улицу, где в распахнутой калитке остановилась женщина в домашнем жакете и пёстром платье. Подол платья то струится в сторону, то липнет к ногам под переменчивым весенним ветерком.
"Добрый день", -- издалека кивнул женщине высокий молодой человек в расстёгнутой куртке.
Рядом спутница, она тоже кивнула и улыбнулась. Вдвоём они несут сумку, растянув за лямки.
-- Кто тот гражданин, вон нырнул в проулок, заметила? он будто что-то взял за кустом, какой-то свёрток. Клошар?
-- Не похоже, одет прилично вроде, -- вполголоса отозвалась девушка. Она в джинсах и длинном летнем пальто, невесомый полупрозрачный эфир голубого шарфика держит в свободной руке; в ней же вишнёвый беретик.
Уже подошли к калитке, и под кустом на растёртом до прожилок листке девушка замечает талончик метро.
-- Смотри-ка!
-- Наташа, ты глазастая! - он смеётся. - Оказывается, полезно задержаться у автобуса. Возможно, чудак-то приезжий.
А в домике было не спокойно. Едва вошедшие ступили за порог, как догадались, надо спасать обед. В каком бы доме ни собирались, когда занимался спор, что-то на плите обязательно подгорало. Сейчас пахло разогретой пиццей.
-- Послушать со стороны, так выходит, будто нужно распустить все команды спортсменов-профессионалов, стадионы убрать. -- Горячился как вулкан угрожающе-низкими нотами мужской голос.