с уважением АСЛИШО НАЗАРШОЕВ
Однажды когда я приехал в Рушан, к бабушке, это по моему было, где то 1989 году, когда у нас ещё была страна Советская. Когда мы ещё были под защитой единого нашего государства и не знали забот. Тогда мы были гражданами СССР, и никогда бы себе не представили, что в нашей единой стране мы станем мигрантами. Но это отдельная тема и не в ней суть ! Я приехал туда ночью на попутке с автоколонны 2926. Я несколько дней ездил в аэропорт с билетом на самолет до Вамара райцентра Рушанского района, но все мои похождения были тщетны, поскольку маленькая тучка размера с ладони которая могла случится в коридоре над Рушаном могла стать препятствием для посадки самолёта,и это становилось очень сильной проблемой для пассажиров летающих на Памир. Многие люди летом уезжали на Памир, кто в отпуск, кто с отпуска и многие с детьми и семьями. Потому, что автотранспорта общественного не было по маршруту Душанбе – Хорог или Вамар или Вандж или Дарваз. С автовокзала не ездили такие маршруты. Законом не были предусмотрены. Вероятно это была политика тогдашних властей, дабы памирцам усложнить и так тяжёлую жизнь. Тут было много причин для этого, и все они надуманы. Но это политика. Я о другом совсем. И уже понимая тот факт, что самолётом улетать нет возможности, я подготовился и сходил в автоколонну 2926 дабы найти водителей которые везут грузы всякие в ГБАО и договорится с ними за определенную плату поехать попутчиком . Это тогда было весьма заманчивым ходом. Поскольку можно целыми днями бегать по всем автоколоннам и ничего не находить, ни встретить водителя попутного. И так бывали по несколько дней охота за водителями. А желающих тоже много, и везде очередь. Можно было рано утром часов в четыре утра приехать на ДОК и там остановить машину и ехать с ними. Бывало очень везло. Я часто так ездил, уже с детства. С четвёртого класса однажды папа меня привёз туда , где город заканчивается и откуда начинается трасса памирская. Папа Назаршо меня привёз первый раз туда, и там стоял ЗИЛ 130 полностью уже гружённый , ожидавший пассажиров. Папа подошел к водителю, дал ему 10 рублей , и я впервые тогда сел в кабину такой огромной, как тогда казалось автомобиля ЗИЛ 130 . Папа о чём то с ним поговорил, и попрощался со мной и уехал обратно домой . Мы тоже тронулись. Помню рано утром пахло бензином, асфальтом и было прохладно. Папа тогда купил мне десять штук пирожков мясных, вкуснецких, яйца варенные штук 15, три бутылки лимонада и да, помидоры, огурцы, мясо жаренное в банке и 15 рублей Советских. С тех пор я не могу тот день забыть. Это было настолько впечатляющее то ли зрелище, то ли экспедиция маленького человечка в четвёртом классе в одиночестве отправится в такую дальнюю дорогу. Я знаю, что например других братьев бы или сестру папа не отправил так. Никогда ! А мне он доверял, как взрослому . Сам не понимаю почему. Но я теперь как взрослый человек осознаю, что это именно так и обстояло. Папа почему то верил и отпускал меня одного. Помню кабину водителя, запах его одежды, бензина, утренней свежести и слабость от того, что наконец то все волнения остались позади, и скоро я окажусь у бабушки, увижу своих братьев Акрама, Нуша, Маъруф, Бустон, Борис, и многих других по которым я часто скучал сильно. Мы с детства , быои очень дружны и всегда писали письма друг другу. Я часто писал письмо бабушке , она писала мне, Акрам и Нуш тоже мне писали, и я им отвечал. Какая то была романтика. Мне не терпелось быстрей их увидеть. Ведь я же целый год с нетерпением ожидал этой встречи со всей своей роднёй, с друзьями, там в кишлаке Дерзуде, с которыми целыми днями пропадали « ар хин кул» так мы называли огромный естественный пруд образованный между дамбой непонятно по каким законам. Мы там купались и целыми днями загорали в горячих белоснежных песках которые там случались. Эта невероятная бескрайняя красота настолько была притягательна своей естественной, простой доступной средой, которая для детворы, и молодёжи уже по старше нас , и становилась своей, родной, и где юноши и девушки собирались словно по мановению какого то волшебства; собирались там с одной стороны девушки, высокие, стройные как тополя, и у каждой на голове были связки дров в виде каких то сухих растений, название которых затрудняюсь перевестись, но на нашем их называл «цах вох» горькая трава, скорее это была полынь. Её собирали рано утром каждый день, а потом сушили её и использовали в качестве дров наверно. Но суть в другом. Часов в двенадцать девушки как по волшебству ровно в одно и тоже время оказывались со своими связками на том месте, с другого берега, куда парни никогда не занимали места, поскольку знали, что это место отведено девушкам. Парни все сбегались часов в двенадцать на место свиданий. И начиналась как будто церемония. Мы все купались и все мысленно ожидали девушек. Все именно ждали, что сейчас ровно в 12 из далека появится очень длинная вереница очаровательнейших красавиц. Они как феи, красивые, чаще синеглазые, появлялись и как будто от их присутствия солнце становилось ещё ярче, ещё сильнее грело . В этом было столько любви, уважения к девушкам. Каждый парень пытался прыгать с высокой дамбы показывая какой он смелый, дерзкий, становились очень активными потому, что девушки смотрели и тоже как будто принимали участие как жюри оценивая парней. Девушки тоже потом постепенно в своих платьях заходили со своего берега в воду и тоже купались. Сейчас как взрослый я начинаю осознавать то уважение которое проявляли к девушкам, признавая полностью их автономность, неприкосновенность, чистоту помыслов и не было никаких потусторонних мыслей, как будто это было оговорено самой природой. Девушки были очень свободны во всех поступках, купались в своих границах , как феи, как чистые ангелочки, радовались, кричали и радовали глаза. Затем кто то из парней или мальчишек выкрикивал что то смешное, и все подхватывали, начиналась церемония»назиргуи» Этот процесс самый завораживающий, мальчики или парни что смешное говорили, а девушки подхватывали хихикая громко , и отвечали взаимно высмеиавая шуточно друг друга. Но вся фишка и дороговизна всей этой церемонии являлась то, что девушки ровно один час там находились, ни минуты больше. Они себе знали цену. Как бы они не хотели там остаться и радоваться целыми днями как парни, но Восток си его законы брали верх над всеми остальными эмоциями. А потом как будто как по команде собирались прятались в кустах выжимая свои платья, а то и в таком же мокром виде забирали свои связки, и ровно такой же выстроенной в ряд вереницей уходили. Но появлялись они издалека тоже выстроенной вереницей. Впереди всегда была старшая девушка, в середине самые младшие, а замыкали ряд тоже старшие гораздо опытнее. Так происходило изо дня в день. Это было зрелище, которому теперь нет объяснений. Это было по настоящему. Оно не было розыгранным каким то спектаклем. Это было по настоящему, просто потому, что так было заведено в кишлаках, где люди были как ангелы чистые, ничего не скрывая, ничего не пряча. Не было бедных или богатых. Жизнь текла своим чередом как в сказке про Шахерезаду и тысячи ночей. Но это было реальностью. В один из таких дней когда я ещё был совсем маленьким, не помню сколько мне было тогда . Сестра Гулбахт дяди Рахимбайга дочь увидела меня и обняла меня. Она была в классе 8 или 9. Это было там же. Она была из той вереницы девушек со своей связкой. А я только приехал из Душанбе и был не похож на местных детишек, я был свеженьким, не выгоревшим еще на солнцпёке. Она узнала меня среди остальных, подошла ко мне, а потом взяла меня за руки и села на траву на колени и меня посадила к себе на колени, и с такой нежностью и любовью обняла меня, разглядывая во все глаза прижимая к себе. Я отличался видимо там среди всех своей тихостью, беззвучием и желанием тоже искупаться но от страха почему то ещё сдерживающимся. Она смотрела на меня с минуты, потом очень тихо и шёпотом стала меня расспрашивать, когда я приехал, с кем, приехал ли папа и всё такое. Я видимо среди своих сверстников казался как маленький земляной безобидный червяк, на которого могут наступить и не заметить. Потом закончив расспросы , она тихонько и как профессиональный инструктор меня научила на словах как меня она будет учить плавать, и сказала, чтобы я не испугался. А потом взяла меня за руку и повела к берегу. В её движениях было всё так просто, обыденно, но столько любви и нежности, столько сестринской страсти помочь выбраться из ситуации братику. Я конечно боялся, но больше страха у меня было желание искупаться как все, нырять глубоко и не выходить из воды. Когда она спустилась в воду в своей одежде и взяла меня за руку и потянув к себе приготовилась меня с собой окунуть в воду. Тут прибежали дядя Фархат, и дядя Акбаршо, одноклассники моего старшего брата Давлата и налетели на неё как коршуны видимо думая, что она хочет меня тоже как и многих она могла топить поиграя. Они ей пригрозила на своём кишлачном, дядя Фархат ей тогда сказал, « а чалаб лак дай пахац дай накине « То есть отпусти его и трогай, чтобы не дай боже утонит он. Но слова эти мне показались настолько оскорбительными. Они же в них не вкладывали никаких оскорблений. Это было чистая бытовая лексика, как я теперь понимаю. Но тогда это для меня городского было сильным оскорблением моей любящей старшей сестры, и я долго не мог от этого в себя прийти. Она взяла меня за руку и повела за собой воду всё глубже и глубже на середину пруда, куда и взрослые заходить боятся. Но она с такой нежностью мне говорила, - не бойся , я рядом. Она уже заранее меня предупредила как нужно себя вести, и я был готов наверно. Но когда я повернулся, от неё и след простыл. Я оказался в середине пруда. И я поплыл. А она оказывалась всё время рядом. И так и второй и третий раз меня туда водила и отпускала. Таким образом я стал пловцом. А она наблюдала за мной всё время. А потом когда девушки все стали собираться, она меня вытащила из воды сама, пьяного от удовольствия, потом накрыла меня своим каким то материалом, чтобы мне переодеться. И она меня забрала с собой и повела к себе домой. Там накормила меня, и собрала мне много сладчайших фруктов и вечером отвела к бабушке. С тех пор она стала моей как будто няней. Она меня очень любила всегда. И она и её младшая сестра София. Они были искренние, чистые в помыслах, своих. Сейчас с высоты своего полёта когда думаю об тех моментах в жизни настолько поражаюсь чистотой людей, тогда живущих в кишлаках. Они как Солнце источали из себя луч любви, желание просто так послужить тебе, просто так растворится в тебе, чтобы тебе было удобно жить. Причём эта чистота людская была настолько естественной, реальной, что сейчас если кому то попытаться услужить, то в этом обязательно увидят какой нибудь подозрительный подвох, или желание стырить с их тарелки три больших котлет, таких сытых, сочных, как моя мама их готовит. А тогда это было нормой. Но это было в детстве . А теперь я уже был повзрослевшим, после армии , уже жених. И когда я приехал к бабушке в Дерзуд то соседские девочки стали мимо пробегать и смотреть, или останавливаясь долго смотрели в мою сторону. Раньше я не замечал этих деталей. Наверно со многими молодыми людьми, с девушками происходило нечто подобное. К бабушке. Кстати моя бабушка тоже шаманила, она тоже была одной из тех, кто обшался с потусторонним миром. Миром духов древних. Она была из Мирен, главою общины тогдашней, в её роду она была уважаема, и людьми и духами родовыми. Я теперь об этом рассуждаю со своего балкона, когда начинаю над этим думать. Она всегда с собой носила травы целебные, чтобы задобрять духов. Она меня очень многому учила. Однажды отец мой Назаршо возле неё рассказывал про своего сослуживца на тогдашнем телевидении. А именно о том, что он житель Бухары, но работает и живёт в Душанбе со своей любимой женой, и ему на днях позвонил его отец и сказал ему о том, что ему необходимо нужно женится на другой женщине, поскольку его первая жена была бесплодной. Он жаловался отцу и откровенно плакал. Говорил, что живёт с женой 12 лет и очень любит её. Но родительское наставление нельзя отрицать. Это закон !!!Когда папа Назаршо об этом рассказывал возле матери своей, то она в это время вязала мне джурабы невероятной красоты. И кстати её джурабы в кишлаке знали все. Бабушка потом тихо сказала, - женщина не бывает неплодной. Это ошибка. Что то тут не так, пусть он её привезёт ко мне . И папа то знал про эти бабушкины чары целебные. На следующий день папа рассказал своему другу слова своей матери. И тот сказал, - О , Назаршо не шути так, ведь для меня это вопрос жизни и смерти. Нельзя шутить. Отец убедил его. И через какое то время, я помню, он привёз свою жену к нам домой. Бабушка завела её в комнату и нашла на её пояснице точку, и сделала ей прижигание. По нашему (thow). Через месяц или я не незнаю сколько там положено узнавать когда женщина становится беременной( прошу прощение за лексику). И её муж привёз бабушке тонну подарков. Она начала рожать детей , и теперь останавливаться не могла. В нашей семье это очень известная история. На Памире о таких исцелениях знают все. И это было нормой.
Ночью я приехал к бабушке. Водитель ночью остановил машину на обочине недалеко от цистерн с керосином и другой горюче смазочными материалами сзади Дерзудского клуба. Время где то около двух часов ночи. И опять осязаемая тьма. Никого вокруг. И мне надо где то километра два с половиной или три преодолеть вверх в сторону Баджедхиён, там где дяди Мадена дом. Я знаю, что бабушка меня ждёт. И что она рядом с собой постелила мне постель и ждет, и наверно уже уснула не дождавшись. Дядя Маден уже предупрждён, что я выехал. И он будет до утра ждать. Он был таким человеком. С внутренним выстроенным своим законом. У него были правила в жизни, которых он никогда не нарушал. Он старший брат отца моего Назаршо. Они очень похожи на друг друга были. Я взял свой груз и пошел в сторону дома, вспоминая тропинки по памяти, не видя абсолютно ничего. Иногда там бывает такая тьма. Осязаемая! Но, как правило в Рушане небеса ночами становятся тёмно – синими. И миллиарды крупных звёзд. Это отдельная сказка. О ней можно целую энциклопедию написать, и нет возможности останавливаться. Когда я дошел до дома , то увидел свет у его двери. Дядя стоял у двери прижавшись к стенке, и тихо слушал музыку на пакистнском радио или новости в своём старом и очень большом деревянном квадратном радиоприёмнике. У него была такая привычка, когда все ложились спать, то он до поздна не ложился, а слушал то музыку, то новости. Когда он меня увидел, то очень тихо улыбнулся и как обычно шутя сказал мне, - май биздельник часаф, тот тар ка равон ? май хабаендеят падав ят аро похчан таре… Потом немного расспрашивая меня, поскольку он был всегда немногословен, сказал – иди бабушка не дождётся тебя. Обычно в кишлаках раньше не было чердаков из треуголной крыши из шифера. Раньше были глиняные крыши , накрытые толстым слоем глины. Его мажут все время глиной, стягивают и камнями гладкими доводят до ровности, и он не протекает всю зиму. Там эта технология доведена до совершенства и у неё свои законы. Обычно на крышах люди спали всё лето наслаждаясь чистым воздухом смотря на небесные панорамы. Это такая тема сказочная. На глиняную поверхность крыши кладут очень толстый слой полыни памирской. Она очень сильно отличается от той, что в России. На Памире она солнечная и более бархатнее с более ярко выраженным очень острым ароматом. Затем на неё кладут палас из мешковины, на мешковину сверху кладут ворсовый ковер из верблюжьего меха или из овчины.А вот потом сверху бабушкины ватные тяжёлые толстенные матрасы, большие и широкие, и на них белоснежные со свежим морозным ароматом толстые хлопчатные простыни. И спать там вдыхая аромат горькой полыни, которая проникает в мозг пробивая путь кислороду и остальным элементам нашего воздуха. Это неописуемое удовольствие. Иногда казалось, что это неправда, что это сон, или сказка на ночь рассказанная, и когда утром откроешь глаза, и очутишься в своей душанбинской скучной спальне. Бабушка моментально проснулась и сразу обняла меня, и такое чувство как будто она сознание потеряла от радости. Она очень сильно любила меня, да и для меня она была как наркотик . Я обнял бабушку и уснл в её объятиях. Кстати до конца её жизни, я спал в её объятиях. Она источала из себя столько невообразимых ароматов. Столько всего было в ней мудрости, стольким волшебствам она меня научила и премудростям.. Я вдых