Вкуснее мятой картошки еды не существовало. Бабушка варила её в большой покорёженной алюминиевой кастрюле, потом мяла длинной, потемневшей от времени и рук скалкой, щедро солила, сдабривала сливочным маслом и посыпала только что сорванным с грядки мелко порезанным зелёным луком и укропом. Есть эту картошку, нагулявшись по аллее и набегавшись по дорожкам сада, можно было бесконечно. А запивать картошку полагалось квасом, который бабушка ставила сама: в огромной тёмной бутыли томилось и зрело таинственное месиво с плавающими поверху веточками мяты. Когда бабушка разливала по чашкам квас, он всегда был холодным, потому что бутыль стояла на твориле, чтобы квас не скис. А вкус был терпким, свежим и отдавал хлебом, на котором квас и ставился, и мятой. Почему-то бабулин квас был светлым и сладковатым, совсем не таким тёмным и кислым, какой продавали в больших жёлтых бочках жаркими летними днями.
Бабушкин сад всегда мне казался старым: я представляла, что он уже давным-давно находится здесь, что домик уже долго стоит ровно посередине крошечного участка и основательно обжит, а кусты и деревья всегда такими и были: высокими, тенистыми и готовыми давать обильный урожай каждое лето.
В бабушкином саду была своя особенная атмосфера: на разных аллеях у бабули и её сестры имелись разные знакомые, соседи, с которыми они общались и к которым иногда ходили в гости. А иногда гости приходили к ним. Самым главным и интересным гостем был бабушкин брат. У него у самого был участок на соседней аллее, поэтому общение между родственниками практически не прекращалось. Брат приходил, важный и представительный, в неизменной светлой помятой шляпе из искусственной соломки а ля председатель колхоза. Бабушка скоренько накрывала на стол, мы усаживались - брат во главе стола. Он оглядывал помещение и выдавал: «Ну и стол у тебя, как в тракторной бригаде!» А стол и правда был большущим, вытянутым - монолитным - рассчитанным на большое количество едоков. Уж не знаю, где бабушка его взяла и каким образом привезла и установила в крошечном домике, но стол стоял: синий деревянный, с нижней перекладиной, чтобы ставить на неё ноги. И вся семья легко за ним помещалась. Бабушка, конечно, вытаскивала откуда-то припрятанную бутылочку в честь дорогого гостя, водочка разливалась, и, выпимши, стопку со стуком ставили на стол, приговаривая: «Эх, крепка Советска власть!» Закусывали малосольными огурцами и прочей снедью.
Брат был младше бабушки и её сестры - самой старшей, которую они называли «няней». Он был фронтовиком, только не Великой Отечественной: его призвали семнадцатилетним в конце войны сразу на Дальневосточный фронт, и там он прослужил целых семь лет, вернувшись после долгого отсутствия домой. И хотя был младшим, брат пользовался не только безграничной любовью у своих сестёр, но и безусловным уважением. Возможно, дело здесь в деревенском менталитете: я неоднократно замечала, что у деревенских женщин, даже которые давно живут самостоятельно и уже не в деревне, мужчины - настоящие мужики, хозяева - пользуются непререкаемым авторитетом, хотя при этом женщины выполняют всю тяжёлую мужскую работу ничуть не хуже. Как-то пришла я со своим маленьким двухлетним сыном в гости к двоюродной бабушке, той самой «няне», и меня она встретила обычно, а перед ним распахнула пошире дверь и пригласила в избу внучонка со словами: «Вот он - хозяин пришёл, хозяин!» И «хозяин», едва видный от земли, торжественно переступил порог, с любопытством крутя по сторонам светлой головёнкой.
Но чаще бабушка сама навещала брата, и я, конечно, увязывалась за ней. Идти надо было на соседнюю - четвёртую - аллею. Участок брата был такого же стандартного размера - четыре сотки, домик тоже был маленьким, деревянным. Изначально в садах не было моды строить большие многоэтажные дома - люди как-то соизмеряли размеры участка и строений, да и стройматериалов было элементарно не достать. И порой дома разрастались по мере увеличения семьи или при появившихся возможностях: была деревянная коробочка из одной комнаты и крошечной кухни, и вдруг к ней пристраивалась просторная веранда, смотрящая в сад многочисленными окнами. И в садовом доме бабушкиного брата была такая веранда - пристройку сразу можно было узнать по одной из стен, которая прежде была внешней стеной дома, а теперь стала внутренней, но так и сохранила прежнюю окраску и даже окно. Мне было очень интересно прикоснуться к кусочку другого быта: изучить причудливую планировку дома, побегать по дорожкам сада, которые приводили то в таинственно разросшиеся кусты, то к приземистой сараюшке. Растения меня тогда мало интересовали, гораздо занимательнее были люди. У бабушкиного брата имелись соседи - общие их с бабушкой друзья - и к ним можно было попасть через узкий лаз в тех самых таинственно разросшихся кустах, и мне было досадно, что я так редко могу к ним заглянуть - всего-то пару раз мне это удалось.
Погостив у брата, мы возвращались к себе, на третью аллею, в маленький голубой деревянный домик. Этот домик тоже претерпел несколько изменений за свой век. Изначально он состоял из маленькой комнаты и крошечной кухни, в которой к тому же вырыли самый настоящий погреб. Потом к домику справа была пристроена веранда, и до ремонта стена на веранде сохраняла прежний внешний вид - имелось и окно, и стена, обитая «ёлочкой», которой был отделан весь домик. Потом окно забили, а стену оклеили обоями, но это было позже, когда отец, то ли поддавшись общим веяниям садовой моды (а такие поветрия накатывали и накатывают на сады - все вокруг начинают вдруг то ставить теплицы, то крыть крыши, то устанавливать качели и бассейны), то ли приняв во внимание размеры разросшейся семьи, решил надстроить второй этаж. О! Это был грандиозный проект. Для его реализации мобилизовали все имеющиеся в наличии мужские ресурсы. Я, конечно, крутилась рядом, пытаясь помогать: забиралась на самый верх, собирала рассыпавшиеся гвозди, однажды, не разобравшись, ступила между досок и проткнула дыру ногой в белой бумаге, которой был оклеен потолок первого этажа: мне-то казалось, что это и есть потолок. И вот второй этаж был возведён! Скатную крышу покрыли рубероидом, изнутри на доски нанесли лак, чтобы сохранить структуру древесины. Наверху поставили пару кроватей, диван и столик, настелили дорожки, и это стала наша с сестрой вотчина. Мы перенесли на второй этаж все свои игрушки и отныне ночевали, играли и проводили время если не на улице, то чаще всего там. И как же душно и жарко было на втором этаже в знойные летние дни и ночи, когда рубероид беспощадно нагревался на солнце за день и ночью отдавал весь накопленный жар! Зато как далеко было видно из окон, одно из которых выходило на одну сторону - на аллею, а второе - в сад и на ближайших соседей со второй аллеи.
Маясь в школьном лагере в начале лета, я никак не могла дождаться, когда же закончится это бессмысленное для меня времяпрепровождение: почему-то будучи послушным и дисциплинированным ребёнком, лагеря я не любила ни в каком виде - ни пришкольный, ни, упаси боже, пионерский. Мне хотелось к бабушке, на вольную вольницу сада: пройтись по главной аллее, пересчитывая белые гладкие стволы берёз, до самого конца, в котором бог знает что могло меня ждать - до этого самого конца из детских садовых легенд мы так ни разу и не дошли. Пойти на речку купаться, визжа и брызгаясь водой и пытаясь заплыть как можно дальше, побивая собственные детские рекорды. Хотела всласть начитаться какой-нибудь странной книжки про коллективизацию земель в двадцатые годы, которую, устав бегать весь день по свежему воздуху, выуживала из древней тумбочки, где лежало ещё несколько не менее странных экземпляров: толстый сборник стихов Е.Благининой и тонкий Ю.Рувима (оба с картинками), сказки народов Союзных Республик и богатый выбор журналов «Приусадебное хозяйство». Я хотела к бабушке, которая всегда была мне рада, и у неё начиналась другая, совершенно особенная, отличная от домашней, жизнь.
Если вам понравилась статья, ставьте лайки и подписывайтесь на мой канал. Особенно буду рада любым комментариям по теме.