После инсульта Антонину держали в больнице неделю, потом сказали, что от старости лекарства нет, и выписали. Антонина была плоха. Врачи обещали ей месяц, максимум два.
На выписку приехал из Москвы сын, побыл два дня и уехал, сказав на прощание, что наймет сиделку, в Москве, мол, легче найти. С Антониной осталась Татьяна. Кто ещё, как не родная сестра.
Татьяна была старше Антонины на пять лет и нянчилась с ней с детства. «Видно, на роду у меня так, - думала она. – Семьдесят лет прошло. И вот я опять кормлю ее с ложечки и подмываю».
Жизнь прошла по кругу и вернулась в точку, с которой начиналась. Она и раньше ходила кругами, но даже теперь, под конец, Татьяну все так же удивляли эти повторения. Нелинейность времени ставила ее в тупик, каждый раз заново обманывая ожидания. «Ведь я старшая, - думала Татьяна, - должна первой умереть. Почему же ты, Господи, заставляешь меня снова делать то же, что в детстве? Только теперь мы не родителей ждем».
Всю жизнь сестры прожили рука об руку. Мужья, дети, внуки. И всегда Антонина чего-то боялась, жаловалась, плакалась Татьяне. И та успокаивала, подбадривала, говорила, что все будет хорошо, время лечит, ну что ж, что мужья умерли, и мы умрем, а пока надо жить. Ну а тело - что тело? Каждое утро растирай. Ступни, голени, колени, кисти, локти и плечи. Артрит. За ночь тело застывало, и, чтобы оживить, приходилось втирать мазь несколько часов, почти до обеда.
Антонина растираться ленилась. «Я лучше почитаю любовный роман». Зрение у нее и в старости было хорошим. И она страсть как любила романы. А сколько у нее было своих? Антонина схоронила троих мужей, и если бы не инсульт, вышла бы замуж в четвертый.
Когда Антонина слегла, Татьяна каждое утро растирала ее и на себя времени не хватало. Забот с больной было много: кормить, памперсы менять, лекарства давать по часам, измерять давление, температуру, обтирать, поворачивать, опять кормить и толочь в порошки таблетки. Ночью больная спала плохо, звала, то просила открыть окно - воздуха не хватало, то закрыть – тянуло сквозняком, повернуть, попить, помассировать или просто поговорить, потому что ей страшно .
- Ну что ты капризничаешь? - злилась Татьяна. - Поспи. И я хоть немного посплю. Не хватает меня уже на твои капризы. Голова как в тумане, не понимаю, где день, где ночь.
Антонина обижалась и отворачивала голову к стене.
- Поверни меня на бок, - обиженно просила она. – Шея затекает.
Татьяна вставала с дивана, на котором спала, и шла поворачивать.
- Тоня, ты молись, - говорила Татьяна, поворачивая ее грузное тело, и сама молилась. - Пресвятая Владычица. Достань нас, Божьих рабов Антонину и Татьяну , из греховной глубины и избавь от внезапной смерти и всякого темного зла.
На десятую ночью сил не стало. Татьяне так хотелось спать, что она не встала. Сквозь сладкое оцепенение слышала, как Антонина звала:
- Таня, Таня.
«Надо подняться к ней», - думала Татьяна во сне, и вроде как вставала, и они с Антониной куда-то шли, совсем девочки, за ними бежал котёнок, жалкий такой, болезненный, отставал и мяукал вслед.
- Таня, давай возьмём котёнка, - просила Тоня.
- Нельзя, мама будет ругать. Он же блохастый.
- Мы его помоем, - и Тоня протягивала полотенце.
Потом Татьяна провалилась в сон и очнулась уже засветло. Она наконец-то выспалась. Встала с кровати, подошла к Антонине. Та лежала на боку лицом к стене. Как-то видимо сама во сне повернулась. Татьяна позвала сестру, потянула за плечо. Антонина уже была как мрамор.
Похороны Татьяна организовала сама. Отпевание, кладбище, поминки. Она забылась в деятельной суете. Тонин сын давал на все деньги и ходил за ней, часто спрашивая: «Теть Тань, может помочь чем-то?» После поминок вместе разбирали Тонин хлам. Почти все пошло на помойку. Татьяна взяла себе зеленое платье и пальто с лисьим воротником, когда-то модное, а теперь битое молью, и шубу каракулевую, потертую на рукавах. Татьяна не собиралась носить эти вещи, но они напоминали Тоню. Татьяна вернулась с ними домой, развесила их в шкаф, закрыла старые полированные дверцы и подумала: «Вот и все!» Очень хотелось спать.
После похорон прошло три месяца, а Татьяна все никак не могла выспаться, сон не шел. Если удавалось задремать, сны были беспокойные, и отдыха не давали. И все снилось, будто она в детской комнате, светит фонарь и мелькают на стене тени от веток. И откуда-то зовет родной голос. Таня! Танечка! Где ты? Таня кидалась к сестре, продираясь сквозь сонный морок, усилием воли рвалась навстречу и выныривала из сна.
В квартире было одиноко и тихо. Кряхтел холодильник и тикали часы. Остаток ночи проходил без сна. Татьяна лежала на боку, лицом в стену, и не замечала, что подушка становилась мокрой. Таня вспоминала ту ночь, когда надо было проснуться, потому что младшей сестре страшно уходить одной. Но она не проснулась. И теперь бессонница. И никак уже не исправить. Время все же оказалось линейным.