Паровоз протяжно загудел, и колёса сдвинулись с места, набирая обороты. Маленький вокзальчик остался позади, и этот город, вид на который с виадука у большинства пассажиров вызывает восторг, тоже остался в прошлом. Застывшая у окна женщина с сыном напоминала статую, холодную и бесчувственную.
"Уж лучше так, - подумал я, устраиваясь с нею рядом, - только бы не слёзы".
Мирабель укутала плечи меховым манто, зябко поёжившись, такова её обычная реакция на моё приближение.
- Тебе не холодно? - задала она молчаливому сыну вопрос.
- Нет, мамочка, - мальчик вглядывался туда, где я нахожусь, с явным интересом и волнением, а за окном проносился живописный бретонский пейзаж: холмы, деревья, дома и скалы, мелкие речушки и пруды.
- Куда ты всё время смотришь?
Мальчик молчал.
"Генри, ты меня видишь?" - обратился я к нему ласково, чтобы не напугать.
- Вижу, - вслух ответил он.
- Что ты видишь? - Мирабель вздрогнула.
Сын её словно не слышал.
- Генри, я задала тебе вопрос: "Что ты видишь?" - её голос приобрёл строгие нотки.
- Отец Эдуард рядом с тобой.
Мирабель подскочила, будто её ужалила пчела.
- В купе никого нет, кроме нас! Ты бредишь, Генри! - она потрогала сыну лоб. - Известие о его кончине так потрясло тебя, мой бедный мальчик! Ты хорошо себя чувствуешь?
- Мама, со мной всё в порядке. Я одного не могу понять, зачем ты так убиваешься, если он всё время рядом?! Не этого ли ты всегда хотела?
- И сейчас?
- Да.
- Опиши мне его!
- На нём чёрное платье, как обычно.
- Это не платье, Генри, а сутана. И здесь никого нет, вот, потрогай!..
- Зачем?
- Убедись, что здесь пусто! - Мирабель схватила ребёнка за руку и потянула за собой.
- Мама, я не хочу, ты мне делаешь больно!
- Тогда прекрати мне врать! Это причиняет боль, неужели ты не понимаешь! - её напускной холод прорвало, и слёзы потекли градом.
- Мамочка, не плачь, пожалуйста! Не надо! Я говорю правду. Он рядом с того самого дня, когда ты вернулась с поездки...
Мирабель всхлипнула и ещё горше разрыдалась.
- Эдуард, если ты здесь, покажись и мне! Что это за изощрённая пытка?! - воскликнула она.
"Если бы я только мог, любимая, я бы с радостью это сделал!"
- Он говорит, что не может.
"Детям помогает видеть вера в чудеса. Взрослые лишили себя этой способности, решив, что такого не бывает".
- Что он говорит? - Мирабель потрясла сына за плечи.
- Отец Эдуард сказал, что дети верят и поэтому видят, а ты нет.
- Скажи мне, что ты всё это придумал, Генри, пожалуйста, или тебе совсем меня не жаль?! Мне кажется, я схожу с ума! Я не выдержу этого!.. - Мирабель стало плохо, и Генри еле успел поддержать её, не дав упасть.
- Мама, мамочка! Кто-нибудь, помогите!
Но что я мог сделать?
К счастью, Мирабель скоро пришла в себя.
- Тебе лучше? - мальчик заботливо поправил выбившийся из причёски локон её волос.
- Не расстраивай меня больше так, хорошо?!
- Хорошо, я буду молчать, - пообещал малыш и посмотрел на меня, словно извиняясь.
Я кивнул ему в ответ.
А паровоз, покачиваясь, всё скользил по железным рельсам...
Жюзьен проснулась и, лёжа в кровати, никак не могла вспомнить, как очутилась здесь и кто её переодел. В комнате висели иконы, потемневшие от времени. Одна из них изображала Христа, возносящегося на небо. Другая - Богородицу с Божественным младенцем на руках, у которого с ноги упала одна сандалия. Такую же икону она видела в храме Святого Милена, когда приходила на службы с другими сиротами.
- Ах, если бы ты был здесь! - девочка вздохнула, и я поспешил её утешить:
"Я здесь, Жюзьен, совсем рядом..."
- Кажется, я на самом деле двинулась умом, - произнесла малышка.
"А если нет, и я - в твоём сердце?!"
- Это было бы слишком хорошо. Но я не хочу себя обманывать. Тебя больше нет. Ты с Богом на Небесах!
"Я мог бы быть там, но предпочёл остаться с вами".
- Ты - моя сказка. Сладкий сон. Такой же нереальный и прекрасный... Но я не хочу быть сумасшедшей и отказываюсь верить, что разговариваю с призраком!
"Кто бы говорил! Впрочем, как хочешь, можешь делать и дальше вид, что не замечаешь меня".
- Ты обиделся?
"Нет. Как же я могу обижаться на тех, кого люблю?!"
- Правда любишь?
"Иначе зачем бы я был здесь? Ты думаешь, что в Раю нечем заняться? О, Жюзьен, там безграничные возможности..."
- Всё-таки у меня богатая фантазия! - подытожила девочка.
- С кем ты говоришь, малышка?
- Сама с собой, мадам.
- Называй меня просто: Катарин.
- Хорошо.
- Ты проспала почти полдня, девочка. Мне бы хотелось, чтобы ты поела, а потом я нагрею воды и мы помоем тебе голову, видишь, как волосики перепутались, тут без мыла никак не расчешешь!
Жюзьен кивнула головой и послушно прошла на кухню. На ней была белая рубаха, которая доходила почти до пят. Взглянув в окно, девочка увидела, что снова идёт дождь, и на неё нахлынули тяжёлые воспоминания о вчерашнем пути сюда.
- Интересно, как далеко я ушла?
- Из Морле? Не смущайся, я сразу поняла по одежде откуда ты. В сиротском приюте все дети одеты одинаково. От нас до города где-то пятнадцать миль. Если решишь вернуться, лучше подожди, покуда кто-нибудь поедет туда и сможет подвезти.
- Нет. Я больше не хочу возвращаться! Меня там не любят, часто наказывают и запирают в чулан...
- И как же ты собираешься жить? - Катарин пододвинула девочке тарелку с горячей галеттой*.
- Буду искать себе новый дом. Может быть Вы знаете, кому нужна помощница? Я сильная, многое умею и быстро учусь!
Женщина рассмеялась.
- Я всю жизнь мечтала о дочке, но Бог послал мне девять сыновей, пятеро из них умерли ещё в детстве, двое уже женаты и живут своими семьями, а ещё двое - младших, работают с отцом. Они вернутся только через неделю, поживи пока у меня, отдохни, там видно будет...
*galette bretonne - (фр.)бретонские тонкие гречневые блины