Когда я была малютка, у нас дома не было швабры.
Такой простой советский инструмент: деревянная ручка и прибитая к ней плашка. На нее полагалось надевать тряпку со специально проделанной дыркой и протирать этим сооружением пол.
Что и говорить, штука была неудобная и некрасивая, но хоть как-то облегчала домашний быт.
Но у нас ее не было, а вот в школе была. В школе прививали любовь к труду обязательными дежурствами. Для тех, кто не помнит: это значило, что в месяц примерно раз-другой ты и твой сосед по парте оставались после уроков для того, чтобы прибрать класс. Нужно было проветрить, поднять стулья на парты, подмести и протереть пол, выбросить мусор, вымыть доску. То есть поработать уборщицей. Это было тем более странно, что самым страшным учительским проклятием было: “станешь поломойкой” или “пойдешь в дворники”.
Но оставим провалы в официальной логике.
Дома у нас не было швабры, потому что полы нужно протирать руками. Взять тряпку, как следует выполоскать ее, слегка отжать, скручивая в жгут, потом расставить ноги на ширине плеч, нагнуться низехонько и широкими, округлыми взмахами: и-раз! И-раз!
При этом двигаться нужно задним ходом. И ни в коем случае не присаживаться на корточки. И пятиться непременно к двери. Но этому последнему хоть какое-то объяснение было: мол, чистого пола не топтать. А вот почему непременно надо кверху пятой точкой: и-раз, и-раз -- этому объяснений не было.
Может, руками получается чище, чем шваброй?
Да нет. Так же.
Может, потому что вещи ручной работы ценятся дороже? И что-нибудь хорошее выпадет? Волшебник в голубом вертолете прилетит, прискачет принц, позволят посмотреть вторую серию после программы “Время”? Похвалят ли меня? Дадут ли шоколадку?
Нет. Ничего такого. Просто так надо. Ты делаешь как надо, и все.
Шваброй пользуются лентяи.
Самое смешное, что и в школе были девочки, которые отказывались от швабры и мыли руками. В старой школе был паркет, местами из него торчали мелкие гвоздики. Одна девочка мыла пол и разодрала ладонь гвоздиком. Она шла в медпункт героиней. Она делала как надо, и пострадала!
Я же всегда выходила лентяйка. И не выдерживала сравнения с дальней родственницей, назовем ее Светочкой. Светочка не таращилась в книгу все дни напролет (я вообще сомневалась, что она умела читать), зато по воскресеньям самолично выбивала коврик из своей комнаты на специальном турнике во дворе. С энтузиазмом хлопала по нему выбивалкой с олимпийской символикой, зимой чистила снегом. Она мыла полы два раза (“и-раз”) в день, по всем правилам. Вдохновенно грохотала цинковым ведром, скручивала тряпку в бараний рог своими крепкими, пухлыми руками. Теми же руками стирала в тазике своё барахлишко. Без напоминаний мыла посуду. Пекла пироги и варила борщи, вязала и шила.
В общем, Светочка была сущим наказанием. Мне постоянно ставили ее в пример, и я страшно мучилась, потому что не могла понять - зачем она это делает?
Это же все, или почти все - чудовищно бессмысленно.
Так как я была лентяйкой, у меня оставалось много досуга для наблюдений.
Выяснилось, что многие люди работают без смысла и цели. И что самое страшное - без удовольствия. Они просто делают то, что, как им кажется, - надо.
В разгар брежневского застоя все это как-то можно было понять. Тунеядцы не одобрялись обществом и законом, частное предпринимательство не развивалось. Тех, кто часто менял место работы, называли “летунами” и тоже осуждали. Больше одного образования получать было не принято и, выучившись на инженера, человек всю жизнь проводил в инженерных декорациях, не мысля себе другого пути. В порядке хобби мог вязать свитера, или лепить из глины свистульки, петь в кружке самодеятельности или участвовать в соревнованиях от “трудовых резервов”. Но профессию хомо советикус менял редко.
Просто так было надо. Работа воспринималась как данность. Как нечто, определенное судьбой раз и навсегда. И это было странно для общества, где безработица была мифом, страшной сказкой об ужасах капитализма.
Но и когда капитализм процвел, многие продолжали относится к работе, как к участи, посланной свыше.
Вполне молодые, энергичные люди сидят в офисах и проклинают свою жизнь. Жаловались на скуку и монотонность труда. На самодуров-начальников. На тупых подчиненных. Но уйти, изменить судьбу, стать частным предпринимателем, художником, путешественником, профессиональным нищим, в конце концов, - не могут.
Потому что это швабра.
А шваброй моют лентяи. И если разодрать руку, или мозги, или сердце - то ты все равно герой и трудяга.
На какое-то время и меня они убедили. Я позволила себе верить, что надо мыть руками. Что надо ходить в офис каждый день, работать там с девяти до шести, получать аванс, зарплату и премию. Правда, утром отчего-то тяжело просыпаться, и часто болит живот, а по вечерам хочется плакать. Но это неважно, главное - ты все делаешь правильно.
И поставили мне на место мозг, совсем было уехавший от такой жизни, две женщины.
Одну я знала по работе. Это была немолодая уже, но красивая и поэтическая женщина, очень холеная, нарядная. Она любила поговорить с юными девами, поучить их жизни. И напевно говорила правильные, красивые вещи. Например, она говорила так:
- Девочки, посуду надо мыть непременно руками! Никаких посудомоек. И перчатки, это тоже зло. Это нарушение связи между тобой и вещами. А в вещах живет душа. Подержи фарфоровую чашку в руках, проведи пальцами по ее сердцевине, ополосни ее ледяной водой - и она отдаст тебе свою фарфоровую душу...
Или еще:
- Белье непременно надо сушить на улице. Зимой на морозе, летом на солнце. И гладить сразу, недосохшим еще. Так оно впитает энергию солнца и дыхание холода, и отдаст тебе во сне...
И много еще чего в том же роде.
Как-то мне надо было отвезти ей документы. И тут меня ожидало потрясение. В доме у холеной красавицы пол лип к подошвам. В комнате вокруг компьютера толпились разномастные кружки с осадком, на диване, застеленном несвежим бельем, блаженно дрых песик породы бультерьер. А хозяйка, такая свежая и прелестная в японском кимоно, говорила напевно:
- Работала два месяца, не поднимая головы, заканчивала книгу, ничего вокруг не видела. Надо будет на будущей неделе пригласить клинеров. Хозяйство - это не мое. Готовить еще... Вон Биверу варю овсянку с мясом и сама же ее ем...
Она делала, что хотела. Она смогла переступить через свое “надо” и взять-таки швабру. Или, в ее случае, пригласить клинера.
Второй женщиной была Светочка. Через много лет мы отыскали друг друга в интернете.
- Где работаешь, - спрашиваю. - Чем занимаешься?
- Да я дома сижу, - отвечает. - Хозяйство веду. Понимаешь, мне и учеба не давалась. Ну, все же выучилась, пошла кадровиком. Соображаю плохо, все меня ругают, на работе такая тоска. Муж посмотрел, как я маюсь, говорит - сиди-ка ты дома. Я же всегда обожала по дому возиться, просто нравилось мне это. Когда младшая в школу пошла, я стала на себя работать, торты делаю на заказ. Старший уже помогает, развозит заказы. Вроде неплохо получается...
Такой прошаренной оказалась Света, аж завидно. Опять обскакала меня. Я-то сама не скоро поняла, что нужно делать только то, что ты любишь. Или хотя бы не противно... В другом случае ты всегда будешь грустным или злым. Или бедным. В общем, несчастным.
А зачем тебе своим трудом делать свое же несчастье? Тогда дешевле не работать. Найди то, что полюбишь. Не мой посуду, если тебе неприятно. Просто заработай денег на любимой работе и делегируй это посудомойной машине.
А если нравится мыть полы руками, так это еще лучше. Вот Левину из “Анны Карениной”, на что умный человек, тоже нравилось косить. Движения при мытье полов очень похоже на косьбу. И физический труд полезен!
И - раз! И- раз!
Выдра (Наталия Кочелаева)