Александр Хоукинс — композитор, пианист, органист и бэндлидер из Лондона, чьё творчество, согласно американскому журналу DownBeat, достигло «ослепительной новой вершины» — в основном импровизатор-самоучка, который работает в самых разных творческих контекстах. Востребованный на крупнейших концертных и фестивальных сценах по всему миру, Хоукинс играет как сольно, так и в ансамблях с широким кругом известных музыкантов. В числе его партнёров — саксофонисты Эван Паркер и Джон Сёрман, трубач/саксофонист Джо Макфи, патриарх эфиопского джаза вибрафонист/пианист Мулату Астатке, трубач Вадада Лео Смит, композитор/саксофонист Энтони Брэкстон, нынешний лидер Sun Ra Arkestra саксофонист Маршалл Аллен, нидерландский барабанщик Хан Беннинк и его чикагский коллега Хамид Дрейк… и многие другие. Особого упоминания заслуживает его многолетнее сотрудничество с легендарным южноафриканским барабанщиком Луисом Мохоло-Мохоло.
27-28 февраля 2020 Александр Хоукинс проведёт двухдневную «творческую резиденцию» в культурном центре «ДОМ» в Москве. В первый день Хоукинс сначала сыграет сольный сет, а затем выступит в дуэте с одним из отцов европейской свободной импровизации — британским саксофонистом Эваном Паркером. Паркер, недавно отметивший 75-летие — гигант «свободной» музыки, стоявший у её истоков и буквально создавший её историю.
Во второй день на сцену ДОМа выйдет трио Decoy, в котором проявляются лучшие качества Хоукинса-органиста, расширяющего представления слушателей о возможностях Хаммонд-органа. Компанию Хоукинсу составит одна из самых востребованных ритм-секций на мировой импровизационной сцене — контрабасист Джон Эдвардс и барабанщик Стив Ноубл.
Перед резиденцией в Москве обозреватель «Джаз.Ру» Григорий Дурново взял интервью у Александера Хоукинса.
Вы неоднократно играли с Эваном Паркером, равно как и с Джоном Эдвардсом и Стивом Ноублом. А каково работать со всеми ними вместе?
— Концерт в Москве станет всего лишь вторым выступлением, на котором Эван сыграет с нашим трио Decoy в качестве гостя. Но интересно при этом, что мы все четверо много играли друг с другом в различных конфигурациях. Например, мы с Эваном и Джоном часто выступаем вместе (совсем недавно — в квартете с Полом Литтоном). Мы с Джоном много играем вместе, и Стив с Джоном тоже. В рамках трио Decoy — кстати, это единственный ансамбль, в котором я играю на органе Hammond — мы со Стивом и Джоном часто играем с Джо Макфи, а кроме того, мы сыграли несколько концертов с Маршаллом Алленом. Учитывая все эти связи, я надеюсь, что выступление в Москве будет особенно захватывающим: мы принесём с собой ощущение совместности и взаимопонимания, которое вырастает из работы во всех этих разных составах, но будет и новизна от конкретного сочетания музыкантов, которые собрались всего лишь во второй раз.
Вы создали несколько ансамблей с разными музыкантами и сильно несхожим инструментальным составом. Всегда ли это было продиктовано тем, что вы хотели играть с конкретными музыкантами, или всё же иногда вы заранее планируете инструментальный состав?
— Очень интересный вопрос! Одним из главных примеров для меня является Дюк Эллингтон, и я, по его примеру, почти всегда прежде всего думаю о конкретных музыкантах, а не о конкретном составе. Но, поскольку я музицирую уже какое-то время и слушаю настолько много музыки, насколько это возможно, мне посчастливилось познакомиться с многими людьми, играющими на самых разных инструментах. Поэтому я заранее думаю и об инструментовке, поскольку могу найти перспективные сочетания людей для наибольшего числа задуманных составов. Например, когда я создавал один из первых секстетов, мне было интересно собрать инструменты примерно одной звуковысотности, но с совсем разными особенностями звучания: таким образом я объединил в ансамбле гитару, стальной барабан и виолончель. Кроме того, мне было интересно работать в «знакомых» контекстах и находить новые пути направления внутри них (помимо всего прочего, «необычные» инструментовки в наши дни, на самом деле, не так уж необычны, за редким исключением): так, несколько лет назад я написал музыку для «классического» формата — фортепиано, контрабаса и барабанов, а совсем недавно — для того же формата и голоса.
Всегда ли вы создаёте отдельно проекты, для которых сочиняете, и проекты, построенные на тотальной импровизации, или иногда возможно сочетание этих принципов?
— На самом деле, хотя я и глубоко привязан к «свободной» импровизации, ни один ансамбль из тех, которыми я руководил, не был полностью импровизационным. Я очень люблю тотальную импровизацию, когда я с кем-то сотрудничаю, и я привержен к ней как к одному из большого числа увлекательных типов музыкального поведения. Но она никогда не была сутью моей работы как руководителя ансамбля (хотя на некоторых моих альбомах бывает один — крайне редко больше — трек, представляющий собой результат свободной импровизации). С Эваном Паркером у нас свободно импровизирующий дуэт, и это самый настоящий восторг не только потому, что он является одним из пионеров этого метода взаимодействия, но и потому, что он один из лучших пропагандистов этого метода. Decoy — тоже свободно импровизирующий ансамбль (хотя мы часто используем псевдокомпозиционные методы вроде грувов), но это в большей степени коллективный проект, чем лично мой. Сольное же выступление, в отличие от двух вышеупомянутых, будет построено на сочинённой музыке, но сочинённой в очень открытой форме, с использованием импровизации на заранее определённом материале. Иными словами — я действительно полагаю, что смешение принципов может быть невероятно плодотворным, и мне очень нравится его использовать.
Отличается ли ваша работа как композитора, когда вы сами не исполняете свою музыку, от сочинения для собственного ансамбля?
— Ещё один интересный вопрос. На самом деле, я почти всегда участвую в исполнении собственных сочинений. Когда не участвую, всё зависит от исполнителей и наличествующих возможностей. Например, возможности, которые предполагает исполнение произведения ансамблем современных классических музыкантов, отличаются от тех, что заложены в биг-бэнде, и наоборот. Думаю, сочинение произведений для других — это захватывающее поддержание равновесия между выявлением творческой мощи группы, с одной стороны, и попыткой освоить вместе с ними необычные пространства — с другой. Наверно, будет правильно сказать, что в основе своей мой музыкальный язык всегда будет узнаваем, но процессы, с которыми я стремлюсь коммуницировать, могут различаться.
Как бы вы могли описать свой подход к игре на органе? Есть ли органисты, чья работа вас вдохновляла? Есть ли модели ансамблей с органом, которые на вас каким-либо образом повлияли?
— Я учился классической музыке, и моим основным инструментом в подростковом возрасте был духовой орган. Поэтому я думаю, что один из аспектов моего подхода состоит в том, что я могу работать с органом по-своему, а не как пианист, просто играющий на другом клавишном инструменте. (В этих моих словах нет никакого осуждения: такой подход столь же правомочен, и есть много блестящих музыкантов, которые исповедуют именно его.) Конечно, всегда сложно выявить, как влияет на тебя кто-то, чья игра тебе просто нравится: но я мог бы долго говорить о классическом репертуаре и исполнителях — от Баха (и раньше) до Мессиана (и позже). Но меня увлекает также и традиция игры на Hammond в джазе. Хотя, как и многие, наверное, сначала я узнал и полюбил записи Джимми Смита, есть ряд других музыкантов, имеющих для меня большое значение: это Биг Джон Пэттон, Ларри Янг, Фредди Роуч и прочие. Ещё мне очень нравится Бэйби Фэйс Уиллетт. Что касается органных ансамблей, которые на меня повлияли: я бы не сказал, что какой-нибудь из них особо поменял моё мировоззрение в большей степени, чем какой-нибудь не органный ансамбль, но, конечно, есть органные ансамбли, которые я люблю: группы Сан Ра с мощным звучанием органа, группы Ларри Янга и, конечно, Lifetime Тони Уильямса, помимо прочих.
СЛУШАЕМ: сольный фортепианный альбом Александра Хоукинса 2019 г. «Железо на ветер»
Считаете ли вы себя в какой-либо степени частью британской джазовой или фри-джазовой сцены?
— Честно говоря, я никак себя не воспринимаю в этом контексте: я всегда склонен избегать ситуации, когда на меня наклеивают ярлык, и никогда не согласился бы сам его себе наклеить. Я не принимаю ярлык «британский», если не считать того, что так написано у меня в паспорте: в понятии национальности есть элемент случайности. У звуков нет национальности, это точно. Я горжусь какими-то связями и идеями, но не случайностями географического характера. Я сотрудничаю с музыкантами из любого набора самых разных стран, и наша с ними национальная принадлежность никогда не является важным фактором в том, как мы можем взаимодействовать друг с другом как люди. На самом деле, я думаю, что нация, государственность — это одно из самых сомнительных понятий, с которыми мы сталкиваемся, а национальность — одно из самых опасных. У музыки определённо есть способность преодолевать границы, поэтому я думаю, что нам стоит уделить внимание тому общему языку, который она нам предлагает (это не значит, что определённые музыканты не могут говорить на этом языке с местным «акцентом», что, конечно, само по себе может быть красиво). Ещё я не хотел бы пользоваться ярлыком «британский», просто чтобы не затенять важнейшее влияние, которое небританские музыканты оказали на моё мировоззрение.
Что касается ярлыка «джазовый»: конечно, джаз — это музыка, которую я сильно люблю и которая передаёт существенную часть того, что я делаю. Но мне кажется также, что ярлык накладывает ограничения. Повторяю: я не хотел бы давать себе определение, используя довольно узкий термин, в то время как существует более широкий: я счастлив быть просто «музыкантом». Термин «фри-джаз» всегда казался мне сложным. Конечно, я понимаю его в одном смысле — как передачу возникшего после 1960-х способа создания музыки определённой традиции, свободной от некоторых традиционных параметров, таких как гармония. Но этот термин вводит в заблуждение, поскольку одна из вещей, которые меня захватывают, — это композиция, порядок и организация. Можно быть свободным насколько возможно и всё равно принимать правила. И, конечно, как любители джаза мы хорошо знаем людей, свободных, но находящихся в определённых рамках: может ли кто-нибудь утверждать, что, когда Сонни Роллинз играет «rhythm changes», он в чём-то не «свободен»?
Понравилось? Ставьте лайк (значок с большим пальцем вверх) и подписывайтесь на канал, чтобы увидеть новые публикации!