Уже темнело, а Жюзьен всё шла и шла мимо поля с артишоками, съедобные цветы их уже срезали, остались стоять чернеющие обезглавленные многолистные стволы. Её мучил голод и жажда. В сгущающихся сумерках подкрадывался животный страх. Одежда, намокшая и тяжелая, не грела, но тянула к земле. У девочки стучали зубы и кружилась от усталости голова. "Вот бы сейчас лечь и умереть, чтобы встретиться с отцом в Раю", - думала она. Но ложиться на сырую от дождя почву не хотелось. Ботиночки давно размокли и чавкали на каждом шагу. Вдали тускло мерцали окна нескольких хуторских домов. Труженики полей собирались ко сну. Жюзьен подошла к первому дому и застыла, подобно изваянию.
"Не ходи туда! - внушал я ей, предвидя неприятности, ибо люди, живущие в доме, особенно хозяин, не были добры. - Потерпи ещё немного, и я приведу тебя в нужный дом!"
Не знаю, слышала ли меня малышка или нет, но от дома отошла и стучаться не стала, пошла дальше, невдалеке залаяла собака.
"Иди к ней, не бойся, там тебя примут! - направлял я её, но собака лаяла всё страшнее, и девочка оробела. - Сейчас, подожди, я её успокою..."
Собака почувствовала меня и заскулила.
"Прошу тебя, добрый пёс, прими сироту и пропусти её в дом!" - хвост приветливо застучал по земле и, протяжно взвыв на ускользающую за тучу Луну, собака смиренно легла у моих невидимых глазу ног.
Жюзьен удивилась такому поведению животного. Не подавая признаков того, что видит или слышит меня, девочка действовала так, словно всё понимает.
- Хороший пёсик! - ласково сказала она и протянула к дворняге свою ладошку.
Собака предупредительно рыкнула, обнажив белые зубы, но не ослушалась меня.
Маленький замёрзший кулачок постучал в дверь.
- Кого это в поздний час занесло? - послышался женский голос. Не дождавшись ответа, хозяйка дома отворила дверь и, увидев измождённого ребёнка на пороге, перекрестилась. - Откуда ты, дитя? Что делаешь здесь в столь позднее время?
- Простите, что потревожила, - пролепетала девочка, - мне некуда больше идти. Примите на ночлег и дайте краюшку хлеба, потому что иначе я умру.
- Заходи, дай я сниму с тебя мокрую одежду, бедняжка, продрогла совсем! - женщина подвела Жюзьен к огню, накинула ей на плечи тёплый вязаный платок. - Посиди, погрейся, а я посмотрю, что осталось ещё съестного.
Она повесила сохнуть плащ, а сама, вновь перекрестившись, побежала к плите и начала суетиться, собирая в тарелку остатки небогатого ужина.
- Как зовут тебя, малышка?
- Жюзьен, из рода Кергуат, я - круглая сирота...
- Иди к столу, поешь! - женщина утерла невольную слезу, на вид ей было чуть больше сорока: телосложение плотное, невысокого роста; волос под чепчиком не разглядеть; лицо, утомлённое жизнью и много претерпевшее; руки, загрубевшие от работы по хозяйству, сутулые плечи. Тёмно-коричневое платье сильно поношено, светлый застиранный фартук. Она вытерла об него влажные ладони и села рядом с девочкой:
- Слава Богу, муж на заработках, а то бы и этого тебе не досталось.
- Спасибо огромное! - Жюзьен уплетала за обе щеки отваренный в котелке картофель, заедая его запечённой в сметане морковью и луком. Чёрствый домашний хлеб показался ей самым вкусным в мире.
- Ешь, деточка! - женщина погладила её по мокрой голове. - Я сбегаю к соседке, попрошу для тебя одежду, чтобы твоя могла высохнуть, у них детишек много, что-нибудь подойдёт.
Гостеприимная хозяйка ушла. А сиротка, насытившись, почувствовала смертельную усталость и заснула, пригревшись, прямо у тарелки за столом.
В доме Мирабель тихо. Генри уже спит безмятежным детским сном. Гувернантка вернулась к себе домой, попрощавшись со своим воспитанником.
Чемоданы собраны. Утренний поезд увезёт их в Париж. Что делать дальше - неизвестно. Для начала нужно найти дешёвое жильё, а потом искать работу, чтобы обеспечить себя и сына. Дом в столице, некогда принадлежавший её мужу, заселён жильцами, чтобы гасить оставшиеся ей в наследство долги. Здесь у них хотя бы есть бесплатная крыша над головой, но после того, что произошло, с Мирабель перестали здороваться даже соседи. Что будет с сыном в школе, когда на матери такое клеймо? Может быть, время успокоит поднявшуюся бурю негодования, и всё позабудется, ну а пока возмущённые грехопадением почившего священника прихожане ненавидят её до глубины души. Ради сына нужно попытаться всё исправить. Она сидит на маленьком диванчике в гостиной, опустив безвольно руки, и смотрит на мерцающий в печи огонь. Горечь утраты, отчаяние, пустота. Она оцепенела от боли: нет больше слёз, все выплаканы, сил тоже больше нет. По инерции Мирабель ещё дышит, ходит, что-то делает и говорит, будто в страшном сне. Ничего не вернуть и уже не исправить.
- Если бы ты могла возвратиться назад, ты бы пришла ко мне в ту ночь? - тихо спрашиваю её.
Она вздрагивает и оглядывается вокруг, на мгновение выходя из задумчивости. Молчит. Но я знаю ответ. Она не пожалела бы и жизни ради той благословенной и такой трагической ночи, связавшей нас на века крепче всяких уз. Нет, она не раскаивается, и только Бог ведает, сколь чистой и сильной была наша любовь. Она и сейчас питает её, не даёт умереть, греет душу вопреки всем ударам судьбы и разбитым надеждам.
- Я - здесь, рядом, по-прежнему твой...
Веки опускаются, и Мирабель, свернувшись калачиком, ложится на кушетку, даже не сняв домашней обуви. Затихает, прислушиваясь к сердцу, в котором я живу. Тихий стон вырывается из груди.
- Сегодня я буду твоим Ангелом и буду беречь твой покой. Спи, родная, спи, любимая, ты для меня навечно свята и нет на тебе греха, а если и есть, мы разделим его поровну и будем вместе нести наказание... Но я-то знаю, что Бог Милосерден, и Он не карает за любовь, ибо ею и является. Спи, моя радость, свет моих очей, больше с тобой ничего не случится, потому что я всегда буду рядом.
Спасибо всем, кто читает и поддерживает автора!