Найти тему
ПроНаследие. Media

“В нашей семье нет ни тайн, ни травм!” Полина Жураковская о выставке “Фамильные ценности” в Музее Москвы и “скелетах в шкафу”

Оглавление

Наследие - это не только красота, это не всегда все лучшее. Наследие бывает тяжкой ношей, оно может быть трагично. Такое наследие часто связано с личной историей, с жизнью конкретных людей, их отношениями, действиями.

Мы поговорили с Полиной Жураковской, со-куратором выставки “Фамильные ценности” в Музее Москвы, о переосмыслении понятия семьи и семейного наследия, которое традиционно считается закрытым для критики и дискуссий.

Три слова о наследии:
источник смысла
изучение,
рефлексия

Многообразие моделей семьи

Кажется, что наша выставка про предметы, поэтому что такое обманчивое название - “Фамильные ценности”. Но на самом деле она про семейные ценности, про социологию и про психологию в значительной степени, про многообразие моделей семьи как нормы современной жизни. Изначально выставка задумывалась как ностальгическая, про традиции. Но по мере подготовки она стала концептуально меняться. Мы традиции осмыслили.

Мы говорим про ценности семейной жизни, но по-другому их понимаем. Очень сильно трансформировались представление о семье и само содержание этого термина, привычные схемы больше не работают.

Выставка начинается с презентации многообразия семейной жизни. Мы показываем разные модели семьи, некоторые в оптике эпохи модерна и уж тем более в патриархальной оптике кажутся ненормальными.

-2

-3

В основном это счастливые семьи. Счастливые по-разному, совсем друг на друга непохожие. Вот есть семья московская, но при этом папа приехал из Эфиопии, а мама из Тольятти, но они тридцать лет живут в этом городе, и язык не поворачивается их назвать “не москвичами”. Есть семья, где бабушка - глава семьи, заправляет всеми делами. Вот семья, которая кажется условно “нормальной”: мама, папа, двое детей. Но фокус в том, что есть второй папа, он во Франции, но он присутствует в жизни семьи. Все вместе они ездят во Францию, и живут там у того папы, а тут живут с папой московским. У одного ребенка гражданство французское, а у другого- российское. А вот семья, в которой возрастная разница между мужем и женой 40 лет. Есть семья, где красивая, умная, успешная, взрослая женщина живёт со своей мамой, потому что не может доверить заботу о ней кому-то ещё.

Семейная травма как наследие

Наша выставка - приглашение к доверительному и теплому разговору о том, о чем говорить публично пока не принято. Мы собрали очень много историй московских семей. Многие истории были про насилие, про травму. На выставке есть раздел, который называется “Скелет в шкафу”. Часто семьи разрывались, не складывались, распадались именно потому, что вот эти “скелеты” навсегда остаются “скелетами”: их прячут, люди не могут обсуждать их годам, не могут осмыслить.

-4

На выставке мы как раз пытаемся вывести “скелеты” в публичное пространство, поговорить о них. Поэтому у нас есть разные видео про психологов, коучей, медиаторов, и мы сами проводим встречи с посетителями. Это короткие сеансы, которые проходят в выходные. Мы хотим, чтоб человек попробовал говорить о важном. Правда, пока это не очень популярная тема, все-таки мы столько лет привыкли молчать, что у нас нет пока ни навыков, ни инструментов для откровенной беседы о своей семье. Но тем не менее истории рассказывают разные люди, хотя старшему поколению тяжелее всего.

-5

-6
Был такой случай с двумя сестрами. Одна сестра подошла ко мне и сказала, что очень хочет поговорить. Но подошла другая и жёстко сказала: “В нашей семье нет ни тайн, ни травм!” В общем, не пустила её, увела, а той хотелось чем-то поделиться, рассказать о важном. На меня эта история меня произвела сильное впечатление.
-7

Есть другая история. Пришла женщина и рассказала о том, что она долго носила в себе. Это история её дяди, и связана она с гомосексуализмом в СССР. Дядю убили. Дядя был прекрасный, женщина в детстве его очень любила, он приходил к ним в дом со своим другом, и это воспринималось нормально! Никто не делал из этого ничего сверхестественного, никакой трагедии. Но потом в школе она обнаружила, что его ориентация - жуткая стигма, об этом говорить нельзя. Потеря дяди была травмой и для неё и для её отца, который очень любил своего брата. Отец до сих пор не может про брата рассказывать, потому что оказался под влиянием общественного запрета. Такие истории особенно скрываются. Они ещё дальше задвинуты в ящик, чем тема насилия в семье. Я ей рассказала про историю, которая у нас уже есть, и ей стало проще говорить. Это история сороковых годов, в послевоенное время: женщина в дневнике описала любовные отношения с подругой. Тогда такие вещи не проговаривались, замалчивались, но многие знали. После войны многие женщины жили друг с другом и это даже было негласной нормой.

Когда человек понимает, что его ситуация, может быть, типичная, что такие ситуации были и это нормально, то ему проще начать говорить о себе и делиться личной историей. Мне кажется, наша выставка смещает границу публичности и призывает говорить о сложностях.

Частная память

Исторические дискурсы, подкрепленные официальными архивными документами и фактами, не складываются в единый паззл, если нет живого подтверждения событиям, если человек не может примерить опыт прошлого на себя. Появляются огромные белые пятна. Взгляд проясняется именно после того, как берёшь интервью, общаешься с людьми.

-8

-9

У нас есть предметы из Музея истории ГУЛАГа, которые нам передали для выставки как семейные реликвии с очень трогательными, а иногда и душераздирающими историями. Есть, например, такая семейная история: женщина попала в лагерь, потому что она была женой человека, осужденного за измену родине. Или история врача Капитолины Геогриевны Ярышевой, которую разлучили с детьми, её младшая дочь Ирина впервые увидела маму только через 12 лет только после рождения. Такие истории типичны для того времени, и очень важно на их примере рассказывать про ГУЛАГ. Когда ты видишь письма, дневники, фотографии, то все воспринимается “через себя", и бумажка о реабилитации незнакомого тебе человека действительно вдруг становится значимой.

Что брать в будущее

То, что происходит сейчас по всей стране - скрепы, духовные традиции - не соответствует современной городской жизни, ее темпу и ритму. Отношения между людьми разных поколений, тепло, близость, уважение, внимание к частному, история собственной семьи - всё это очень важно.

Но не нужно тащить в будущее формальные стороны отношений. У моего сына в школьном учебнике есть темы про формальные традиции, просто формы какие-то, оторванные от контекста, но ничего нет про отношения и дружбу, вот прямо совсем. Нужно понимать, где форма, а где содержание; что адекватно современности, а что важно хранить и помнить, но не превращать в модель жизни.

Если родители всю жизнь прожили вместе, у них была традиционная свадьба, и так же было у бабушки и дедушки, то не нужно неосознанно делать это опорой для собственных отношений. Не обязательно опыт родственников должен формировать ваши отношения.

-10

Я безусловный сторонник сохранения наследия. Однако, важно понимать, что и зачем мы сохраняем. Мне кажется, это большой и сложный вопрос. Лично я думаю, что сохранять нужно для того, чтоб исследовать. У нас ведь огромный пласт неотрефлексированного прошлого.

-11

Выставка "Фамильные ценности" проходит в Музее Москвы до 15 марта.

Беседа и текст: Ольга Пичугина

Фото: Ольга Пичугина, Полина Жураковская

(с) ПроНаследие. При копировании материалов просим указывать ссылку на источник.