День 23 февраля навсегда имеет для меня значение очень личное, потому что это день рождения моего деда, Бориса Наумовича Блюмина.
И сегодня - ровно 125 лет!
Впрочем, появился на свет он задолго до того, как этот день стал праздничным, страшно сказать – аж в позапрошлом веке! Когда я родилась, ему было уже 75, и был он крошечным сухоньким старичком со слуховым аппаратом, но в абсолютно здравом уме и твердой памяти.
Кстати, в этот состоянии он и пребывал до самой своей кончины в почтенном 90-летнем возрасте, о чем свидетельствует то, что, собравшись уже помирать, в самый день своей смерти, читал нам наизусть стихи любимого поэта своей гимназической юности Семена Надсона.
А помирать Борис Наумович именно что «собрался». Дело в том, что дедушка мой, переживший все бури и войны тяжелейшего 20 века, никогда и ничем не болел, ну вот совсем.
Если не считать перелома ноги, из-за которого его отпустили-таки на пенсию в 80 лет с должности главбуха небольшого завода. Нога срослась, но последние годы ему пришлось ходить с палочкой, что, впрочем, не мешало деду Борису каждый день летом ходить пешком на волжский пляж, спускаясь и поднимаясь по Чкаловской лестнице (442 ступени, на минуточку). И сидеть там в семейных труселях по колено, прожариваясь до состояния курицы-гриль.
Поэтому, когда в 90 лет у него впервые в жизни случился приступ панкреатита (полагаю, малость переел на собственном юбилее) и он попал в больницу, это произвело на деда сильнейшее впечатление, и он решил, что старость не радость и вообще – пора.
Никогда в жизни никаких диет Борис Наумович не соблюдал, хорошо покушать любил, особенно мяска жареного, однако же неукоснительно каждый день пил соду (закидывая чайную ложку порошка прямо себе в рот и заливая водой) и соблюдал сиесту – это вообще было святое! Но днем он спал почему-то не на своей кровати, а на тахте в гостиной, прикрывшись стареньким пиджачком, причем ложился исключительно поперек, слегка поджав ноги, что при его росте было весьма удобно.
Из-за этого же малого роста Бориса не призвали в армию в Первую мировую, потому как не было такой маленькой формы, а главное – таких маленьких ботинок!
Но вот в гражданскую уже не разбирали: мелкий ли, крупный, да во что обут. В Красную армию дед попал, однако, при не совсем простых обстоятельствах. Ибо был он в своем родном Гомеле видным деятелем Бунда, еврейской лево-социалистической партии марксистского толка. Партия поддерживала Временное правительство и Учредительное собрание,
Октябрьскую же революцию бундовцы восприняли отрицательно, считая приход к власти большевиков «узурпацией народной воли».
В общем, году эдак в 1918, а может, чуть позже, Борис Блюмин был приговорен как меньшевик к расстрелу, и его уже вели куда-то за город приводить приговор в исполнение, да не довели: на его счастье, встретился им по дороге дедов товарищ по гимназии, к тому времени большой красный командир. Он-то деда и спас от неминуемой смерти и забрал к себе.
О службе своей в Красной армии дед Борис рассказывал крайне скупо, что и неудивительно, ибо практически все видные военачальники и партийные деятели, с которыми он был довольно близко знаком, были в 37-39 расстреляны как враги народа. Знаю только, что служил на Дальнем Востоке в должности интенданта в дивизии Блюхера и в какой-то критический момент буквально спас фронт, раздобыв в совершенно разоренной местности корма оголодавшим лошадям.
Что еще помню про дедушку? Ни единого дня своей жизни он не проводил без чтения. Особливо же уважал журнал «Политическая экономия», словарь иностранных слов и… учебник русского языка, который не уставал изучать до глубокой старости.
А оказавшись в 80 лет не у дел, впервые в жизни выучился играть в карты, в «козла», чтобы таким образом с семьей больше общаться. Думаю, будь в его время компьютеры и интернет, стал бы мой дедушка заядлым блогером.